— Н-нет, — не очень уверенно произнесла Зоряна. Но после моего выразительного взгляда вдруг испугалась, словно опасаясь за результат нашего еще не подписанного договора. — Местная хозяйка демонстрировала мне презрение, но это дежурно было с ее стороны, думаю, даже без умысла. — Хозяйка — это Анна Николаевна? — Нет, ее сестра. — Какая сестра? — не очень понял я. Никакой сестры Анны Николаевны я не видел и не слышал. — Женщина, очень похожая на княгиню, только совсем редко в здании появляется. Я ее всего три раза видела здесь, в парке. Целительница, — добавила Зоряна. После этого я вспомнил — утром, когда проснулся после визита пьяной Анастасии, в мою комнату за ней пришла целительница, действительно похожая внешне на Анну Николаевну. Видел я ее тогда мельком, да и отходил после первого самостоятельного применения способностей — неудивительно, что забыл напрочь. — Это все? — Да. — Хорошо. Ладно, пойдем попробуем в город выбраться. — Я без личности, это же опасно может быть. — Решим, не волнуйся, — только отмахнулся я. — Давай собираться. Зоряна посмотрела недоверчиво, после чего кивнула. Пока я обувался, она быстро собрала фрукты и покрывало в корзину. Затем мы сразу направились в главный корпус, но здесь я столкнулся с неожиданными проблемами. Фон Колер еще не вернулся из гимназии, а Мустафы нигде не было. Вообще не было — никто его не видел, а запросы на его терминал от выловленных мною слуг оставались без ответа. Даже Кальтенбруннер — которого я увидел мельком в коридоре и остановил окликом, ничего не знал. — Его благородие Максимилиан Иванович убыл в гимназию утром и покамест не возвращался. Где господин Алямин — не имею ни малейшего понятия. Ваш ординарец покинул поместье еще до рассвета, никого не предупреждая, — холодно ответил управляющий, глядя сквозь меня. Первый раз я столкнулся с тем, что Мустафа отсутствовал в зоне досягаемости. Неожиданно, непривычно и наверняка связано с моими похождениями. Все же с возвращения из протектората десять, даже одиннадцать дней прошло — кто бы там ни занимался оценкой последствий, уже должен был решение принять по мне. — Голубчик, ко мне еще есть вопросы? — прервал мои размышления Кальтенбруннер. Неприязнь в его голосе чувствовалась неприкрытая. Ну да, сухой как жердь дядька невзлюбил меня еще с того момента, как мы столкнулись взглядами в комнате — когда он на четвереньках пытался покинуть кабинет, в котором свирепствовала Анна Николаевна. О том, что княгиня успокоилась именно из-за моего поля подавления, управляющий не знает. Даже о том, что я, может быть, скоро войду в род Юсуповых-Штейнберг, Кальтенбруннер не догадывается. Это человек курятника, и если бы подозревал о моих способностях и происхождении, хвост бы точно столь демонстративно не поднимал, в том числе на Зоряну. Которая, любому ясно, моя протеже. «Да, наверняка Кальтенбруннер — хороший специалист в организации жизни княжеского имения, но в некоторых моментах точно мышей не ловит», — глянул я на тонкое лицо с ярко выраженной гримасой недовольства. Неприязнь, кстати, уже взаимная — и я ведь сознательно не поблагодарил его за ответ, заставив подождать во время паузы, взятой мною на размышления. Переспрашивать ему сразу неудобно, а правила вежливости не позволяют вот так прямо развернуться и уйти. Я все же гость княгини. Пусть и демонстративно не обласканный ее благосклонностью, даже наоборот. — Простите, вы что-то сказали? — ясным взором наивного юноши взглянул я на Кальтенбруннера. — Голубчик, ко мне есть еще вопросы? — немного раздраженно повторил вопрос управляющий. — Конечно! К вам… по вам, вернее, у меня накопилось немало вопросов, — с самым серьезным видом, на который был способен, кивнул я, чем весьма озадачил Кальтенбруннера. — Только вот задать их хотел бы Анне Николаевне, — словно сильным ударом вгоняя гвоздь в доску по самую шляпку, закончил я. Распорядитель невольно выпрямился и даже чуть вздрогнул. Любой человек его породы всегда напрягается при упоминании начальства, а тем более в контексте обсуждения собственной персоны. — Подскажите, когда ее высочество располагает свободным временем? — не преминул оттоптаться я на свежей ране беспокойства управляющего. — Анна Николаевна сегодня утром кардинально изменила свое расписание и убыла по важным делам в Петербург, — произнес Кальтенбруннер. — Да? Какая досада. Будьте любезны, милейший, доложите Анне Николаевне о том, что я нижайше прошу ее уделить мне немного времени, — улыбнулся я. — Всенепременно, голубчик, всенепременно, — чуть склонился Кальтенбруннер. Улыбка моя стала еще шире, когда глаз управляющего дернулся. — Благодарю, — машинально я повторил жест, которому меня научил Мустафа, чтобы раздражать фон Колера: вздернутый подбородок и намек на кивок, одновременно прикрывая при этом глаза. И даже при обратной разнице в росте получилось так, словно я посмотрел на Кальтенбруннера сверху вниз. Развернувшись, направился обратно в холл, где ожидала меня Зоряна. Мыслей выбраться в город сегодня я не оставил, но надо было решать как-то по-другому, без Мустафы. Вариант только один, и… — Артур Сергеевич, — окликнул меня Кальтенбруннер. — Да? — обернулся я. — Вам сегодня днем прибыла бандероль. Желаете осмотреть? «Ах ты мерзкий старикашка», — не скрывая эмоций, еще раз улыбнулся я. — Конечно, желаю, — убрал я улыбку с лица, уже по-другому посмотрев на Кальтенбруннера. Вдруг еще что забыл? Если управляющий княжеским имением и забыл что-то еще, то виду не подал. Сохраняя показательное спокойствие, он высоко вздернул подбородок и прошествовал в холл, где остановился в ожидании. Я не очень понял, как он отдал распоряжение, но уже через полминуты из коридора появился запыхавшийся слуга с небольшой коробкой, опечатанной почтовой лентой с вензелями и орлами. Приняв посылку, я глянул на Кальтенбруннера. Управляющий, столкнувшись со мной взглядом, моментально вспомнил, что у него еще есть очень много неотложных дел. Отойдя в уголок, я присел на диван и поставил коробку на журнальный столик. Зоряна, которая сидела неподалеку, на меня внимательно посматривала, но даже не подумала встать и подойти самой. В очередной раз убеждаюсь, какая она молодец. С некоторым трудом справился с упаковкой — нож попросить не додумался, а снова подниматься было лениво. Так что совсем нехудожественно разорвав такие красивые почтовые ленты, открыл крышку. Внутри в футляре застывшего пенного материала лежало несколько предметов. Горка монет, золотых и серебряных. Сморщил было лоб, не понимая, в чем смысл. Не тридцать три сребреника же, даже на вид не соответствует. Но чуть погодя узнал монеты — деньги, которые были со мной в протекторате. По идее, коллекционных монет здесь чуть больше чем на пятьсот кредитов должно остаться. Отдельно еще в фигурных выемках материала лежали перстень, ай-ди карта и банан. Желтый, спелый, даже по виду вкусный, аж слюнки потекли. Его я и взял первым, покрутив в руках. Снял кожуру, откусил. Судя по всему, из императорской кухни. Да, люблю бананы, а еще больше люблю бананы из естественной среды, которые не едут через океан зелеными, желтея после в камерах газации. Этот вызревал самостоятельно на пальме, даже по форме видно — кожура без ярко-выраженных ребер, практически идеально круглая, как и сам плод. Отложив наполовину съеденный банан, достал карту-носитель. Ногтем сковырнул пленку засохшей крови, активировал проекцию экрана. Да, это именно то, о чем подумал — моя ай-ди карта, с которой в протекторат недавно мотался. Кровь, интересно, на ней чья? Этот носитель своего ай-ди я в последний раз помню в кармане костюма, в котором присутствовал на балу в Республиканском дворце Высокого Града. А костюм с меня сняли в номере отеля, где нас вместе с Зоряной усыпили. Снова взяв банан, заточил его до конца — чтобы не отвлекал, и отложив в сторону кожуру, вернулся к ай-ди, открывая меню. Быстро посмотрел статусы — и не усмотрел никаких изменений. Открыл личный счет и громко хмыкнул. Двадцать три тысячи семьсот девять кредитов — валюты протектората. Откуда сумма, почему не круглая? Сбережения опекуна Войцеха? Не факт, но… скорее всего — кивнул я сам себе. Вторая сумма выглядела лучше. Десять тысяч золотых рублей. Это, видимо, обещанное вознаграждение за участие в турнире. Сумма не оговаривалась, но могло быть и лучше. Десять тысяч золотых рублей — это… тут я задумался, сопоставляя знания из памяти Олега со своим представлением об этом мире и его ценах. Если на привычные мне деньги — за участие в турнире я получил примерно двадцать миллионов рублей. Вроде много, но… футболист премьер-лиги почти такие же деньги в России за месяц зарабатывает, не подставляясь под пули. Хотя те, кто подставляется, получают за месяц раз в сто меньше. Кто на что учился, собственно, — кому людей профессионально убивать, кому мяч профессионально пинать. Черт, но я-то под пули подставлялся на потеху толпе, как футболист, — все же пришел к окончательному выводу, что сумма меня не устраивает. Оценив количество имеемых наличных средств, убрал ай-ди карту в специально предназначенный для этого карман пиджака. И только после этого посмотрел на предмет, который заинтересовал меня больше всего. Массивный перстень. Серебряный, без изысков, с пустым шитом на печатке. Осторожно вынув перстень из выемки, я присмотрелся к пустому щиту. И невольно вздрогнул, почти сразу почувствовав несильное жжение в пальцах. Даже не жжение, а скорее зуд желания надеть кольцо. Подумал немного — стоит оно того или дешевле будет просто в сторону отложить? Надел. Выбора, в общем-то, не было: отложу в сторону — и меня потом так же в сторону отложат. Печально, но факт. Пустой щит на несколько мгновений ожил пламенем, языки которого на миг раскрасили печатку в оранжевые и красные горизонтальные полосы, после чего отсвет пропал. Это что значит? Я проверку прошел — и перстень меня признал или наоборот? Черт его знает… И что самое плохое — я не уверен, что, если начну спрашивать об этом, получу правдивый ответ. Сняв перстень и убрав его в карман, закинул кожуру от банана в коробку и негромко попросил Зоряну подождать. Отнес уже пустую посылку в комнату и переоделся в джинсы-футболку-кеды. Когда через несколько минут вернулся в холл, обрадовался. На ловца и зверь бежит, как говорится, — у выхода на крыльце стоял Садыков с коляской капсулы. Выйдя через высокие двери, я подошел к конфедерату. Кивнув ему вместо приветствия, посмотрел на Гека. Тот с первой встречи сильно не изменился — все та же мумия, вот только во взгляде жизни стало побольше. Совсем не намного. — Здорово! — бодро поздоровался я с датчанином, опутанным шлангами капельниц и датчиками. Тот в ответ даже головой едва кивнул, надо же. Успех. — Как дела? «Дела отлично», — сказали шевельнувшиеся на подлокотнике пальцы. — Вот видишь, говорил же — скоро бегать начнешь. «Конечно, начну», — опустились веки. Да, датчанин упорный, я это хорошо помню. И, может быть, даже месяца через три на ноги встанет самостоятельно. — Марат… Марат же, да? — посмотрел я в глаза конфедерата. Армейские импланты сейчас у него были неактивны, и странной формы темная радужка глаз притягивала взгляд. — Не Марат, а господин подпоручик, — поправил меня Садыков. И тут я вспомнил, что он уже однажды исправлял меня, в поезде, когда мы из Царицына ехали в Елисаветград. Вот только тогда он сказал мне обращаться к нему «господин прапорщик». Ошибся, что ли? Я глянул на Садыкова, а тот едва заметно усмехнулся. Значит, не ошибся — был прапорщиком, стал подпоручиком. Интересно, а ему с новым чином банан также прислали? Я невольно хмыкнул, вспоминая странный фрукт в посылке. — Поздравляю, господин подпоручик, — кивнул я, с трудом поборов желание ехидно ответить. Все же конфедерат был в курсе моего ультиматума Измайлову, и, когда исправлял меня, никакого высокомерия в голосе не чувствовалось. Этот татарин вроде не такой наглухо отмороженный, как угнавший британский конвертоплан поручик Файнзильберт, но тоже весело на мир смотрит. — Нужна помощь и совет, — добавил я, все еще не в силах отвести взгляд от неактивных армейских имплантов в его глазах. — Слушаю внимательно, — посерьезнел Садыков. Подумав немного, я коротко изложил интересующие меня вопросы — озвучив желание выйти в город вместе с Зоряной и мешающее этому отсутствие Мустафы рядом. От подпоручика же хотел узнать, безопасно ли мне расхаживать по улицам города вместе с Зоряной, у которой пока даже нет собственной личности. И прокатит ли в этом случае ее статус «Спутница Артура Волкова». Подумав совсем немного, Садыков попросил немного подождать. Пара минут — и, удивительно быстро отловив сразу несколько человек из обслуги поместья, он поручил им заботу о датчанине. При мне добился от них подтверждения вслух графика — Гекдениз в основном питался внутривенно в автоматическом режиме, но расписание все же необходимо было контролировать. Когда коляска с датчанином покатилась в парк, новоиспеченный подпоручик ненадолго оставил нас. Вернулся он уже переодевшимся, представ перед нами во всей красе парадной формы — лихо заломленный оливковый берет и мундир песочного цвета с черным воротником-стойкой. Колодка наград, кстати, у господина подпоручика внушала уважение, притягивая взгляд не меньше, чем глазные импланты. — Поехали, господин гимназист, — подмигнул мне Садыков, показывая на ворота усадьбы. Так и двинулись — я в джинсах и футболке, Зоряна в сарафане с чужого плеча — от этого, правда, на ее фигуре только выигрывавшем, и подпоручик в парадном мундире. Не думаю, что его здесь забыли. И тем более не думаю, что, получив увольнение в отпуск, подпоручик самостоятельно решился безвылазно сидеть в поместье Юсуповых-Штейнберг. Скорее всего, он остался здесь приглядывать за мной, и наверняка указание было типа «действовать по обстоятельствам». Так всегда говорится, когда цель не совсем ясна, а приказ отдать надо.