— Вы меня поняли, Артур Сергеевич? — перевела на меня взгляд директриса. Был, конечно, вариант покивать и сделать, как Валера. Но по кратком здравом размышлении я отказался — во-первых, Марьяна Альбертовна может почувствовать фальшь, а во-вторых, происходящее мне не очень понятно. А я всегда руководствовался принципом, что лучше задать вопрос и выглядеть дураком, чем выглядеть дураком уже из лужи, в которую приземлился. — Если честно, Марьяна Альбертовна, я совершенно не понял причину вашего огорчения, а также того, почему именно от меня требуется участие в общественной жизни гимназии, как и спортивные победы. — Аэуа… — издала краткий невнятный звук Марьяна Альбертовна. Но ее замешательство длилось лишь краткий миг. — Хотите сказать, что Максимилиан Иванович вам ничего не объяснил? — ровным тихим голосом произнесла директриса. Тон ее при этом не оставлял сомнений в том, что кому-то совсем скоро придется попасть под залп критики по-настоящему тяжелой артиллерии. — Для того чтобы я сейчас не находился среди информационного вакуума в процессе данного обсуждения, Максимилиан Иванович не наделил меня абсолютно никакими сведениями, — кивнул я. «Абсолютно никакими» выделил сознательно — фон Колер последние дни особенно усердствовал в своей нудной дотошности, так что пусть теперь отдувается от разъяренной директрисы. Да, я такой. — Вы любите проигрывать, Артур Сергеевич? — неожиданно поинтересовалась Марьяна Альбертовна. — Нет, — просто ответил я. — Проигрывать не любит никто. Победитель всегда только один, проигравших намного больше. В учебных заведениях императорского рейтинга существует негласная традиция распределения тех, кто могут выигрывать. В ваш выпускной год у меня в гимназии оказалось всего два человека — вы и Валерий. И вместо того чтобы принимать участие в жизни гимназии, вы оба решили самоустраниться от общественной деятельности. Кажется, я начал понимать — совсем немного, правда. То, что озвучила сейчас директриса, было похоже на систему драфта игроков в НХЛ — когда клубы, занявшие низкие места в таблице предыдущего сезона, в следующем имеют первоочередное право на выбор молодых талантов. — Мне непонятно вот что… — проговорил я, глядя в глаза директрисе. — В пяти классах выпускного года более ста человек. И среди них только двое тех, кто могут выигрывать? — Вы не поняли, Артур Сергеевич. Среди ста моих учеников второго года есть весьма способные. Вопрос не в том, кто может. Вопрос в том, кто не побоится выигрывать. Все еще не понимаете? — внимательно посмотрела на меня женщина. — Прошу простить, но не совсем. — Доля сильных — выигрывать. Победой сильного никого не удивишь, зато поражением… — Оу. — Теперь уже была моя очередь удивляться. Проглотив сразу несколько удивленных возгласов, я удивленно взирал на собеседницу. И постепенно начинал осознавать, о чем вообще речь. Еще на собрании директриса сама предельно откровенно сказала, что ее гимназия не принадлежит к числу тех, кто находится в верхних строках императорского рейтинга. И здесь уже начинается взрослая жизнь — да те же дуэли разрешены с момента достижения пятнадцати лет, после первого совершеннолетия. Самостоятельные, в смысле, разрешены: до этого момента все происходит лишь с согласия родителей. И ведь действительно, для того чтобы выигрывать, недостаточно умения — надо еще не бояться это делать. Здесь все играют вдолгую. В пятнадцать лет перед многочисленными зрителями, расстроив на общественной трибуне или спортивной площадке его императорское высочество, к примеру, в двадцать пять с его легкой руки можно уехать на глухую погранзаставу без обратного билета, попрощавшись со столичной карьерой. А то еще и с женой или семейным благополучием — зависит от степени нанесенной обиды. Незазорно проигрывать только сильному или равному, во всех остальных случаях проигрыш — несмываемое пятно на репутации. Даже из интересующихся спортом мало кто помнит, кого побеждали немцы в футболе перед своими чемпионствами, зато все помнят, как они проиграли Южной Корее. И те же аравийцы собирались варить меня двое суток в котле, не давая умереть в процессе, не из-за того, что такие кровожадные звери, а оттого что кто-то из недоброжелателей рода активно вбрасывал информацию о проигрыше молодого наследника. У нас с Амином, когда в самолете мы договорились о реванше, была пара минут перекинуться словами, и юный амир позволил себе немного откровенности. Вот только сейчас остается один вопрос, который я сегодня вечером задам фон Колеру, — почему директриса, которая по должности ориентируется в высшем обществе как рыба в воде, считает меня тем, кто должен принести ей победы, не боясь при этом за свое будущее. Мое удивление от осознания услышанного было столь велико, что, отметив у Марьяны Альбертовны ассистант, я покинул кабинет и направился в парк, разделяющий корпуса гимназии. Здесь попытался было изучить состав класса, но смотрел на буквы и не видел слова — думая о только что услышанной информации. Директриса ошиблась в моем статусе? Или действительно я могу «вести себя на все деньги», не опасаясь последствий? И если это так, то почему? С кем связан ответ на этот вопрос — с моим отцом или с матерью, о которой в памятной беседе Безбородко не дал Демидову даже упомянуть? Или это все следствие моих способностей? Голова понемногу уже начинала гудеть от мыслей. Я был так погружен в раздумья, что даже не сразу заметил, как по совсем недавно тихой тенистой аллее мимо с гомоном двигаются сразу несколько групп гимназистов, активно переговариваясь. Словно из-под воды вынырнув, я осмотрелся по сторонам. Ну да, вот стайка учеников первого года, вот группа гимназистов с подсвеченными магией глазами. Но все одинаково возбуждены предвкушением. Взглянув вслед удаляющимся компаниям, я поднялся. Вдали, со стороны небольшой рощи, слышался гомон большого количества голосов. Мимо меня торопливо прошли две гимназистки-пятикурсницы с зелеными волосами. Глаза подсвечены зеленым — целительницы, притом активирующие силу источника в состояние готовности. На меня они, кстати, даже внимания не обратили. Интересное дело — видел я их в первый раз, а уже привык, что в стенах гимназии любая девушка как минимум оглядывала меня с интересом, впервые увидев. Спрашивать у случайных людей, что происходит, не хотелось, но я догадался заглянуть в ассистант. В общем разделе появилось непросмотренное общее мероприятие — все предыдущие оповещения об открытых дверях клубов и собраний по интересам я давно снес, бегло просмотрев и пометив как прочитанное. «Хм, однако…» — поняв в чем дело, поджал я губы. На малой арене через несколько минут должна состояться дуэль. Неожиданно — сразу вот так, в первый день. Ни хлебу, ни зрелищам я не чужд, поэтому свернул ассистант и направился в сторону малой арены. Малой она была только по названию — потому что предназначалась для одиночных дуэлей. Выглядела же внушительно: каменная чаша в стиле древнеримского амфитеатра, с минимальным вмешательством современных технологий. Даже тенты выдвигаются механически и выглядят аутентично. Современной была лишь едва заметная напитанная силой сетка, для защиты зрителей ограждающая площадку. Дуэльный кодекс в этом мире существовал уже официальный, а не в форме рекомендаций, как в начале двадцатого века. Дуэль являлась не простым по организации мероприятием, но одно из преимуществ школ для одаренных было в том, что формализм и бюрократия в поединках сведены к минимуму — каждый обучающийся заранее подписывал все необходимые документы. И если обычным аристо, прежде чем попытаться убить друг друга в отместку за нанесенную обиду, необходимо было устраивать долгую процедуру с выбором места и переговорами секундантов, то в гимназии подобные вопросы были минутным делом. Малая арена могла вместить все пять сотен обучающихся гимназистов, но народа было значительно меньше. Кто-то уже покинул гимназию, направившись наслаждаться последним днем свободы, кто-то просто не счел происходящее интересным. На скамьях присутствовало не более полутора сотен человек, расположившихся группками. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я пробрался на относительно свободное пространство и уселся на скамью, наблюдая за происходящим. На песке арены стояли несколько человек. Среди них внимание сразу привлекли две участницы, облаченные в облегающие комбинезоны с плотными защитными вставками. Соревновательная форма гимназии, наподобие того функционального костюма, в который меня два раза наряжали спецы-конфедераты при эвакуации. Одна из девушек, высокая блондинка, стояла ко мне лицом. На ее белоснежной, не знавшей загара коже выделялись яркие синие глаза. Четвертый курс — сощурившись, я рассмотрел римскую цифру на ее предплечье. Нашивка синего, даже лазурного цвета в тон глаз: блондинка — адепт стихии воды. Вела она себя абсолютно спокойно, отрешенно глядя в пространство. Как раз сейчас одна из преподавателей гимназии — судя по зеленому в мантии, наставник целителей, дежурно спрашивала у нее об извинениях. Блондинка вопрос проигнорировала, на преподавателя даже взгляд не бросила. Вторая участница стояла ко мне спиной. Тоже девушка. Лица не видно, зато привлекательную фигуру обтягивающий наряд подчеркивал весьма и весьма — я оценивающе мазнул взглядом по линии талии и бедер. Третий курс, нашивка ультрамаринового цвета. Стихия — лед. Брюнетка, лица не видно; волосы стянуты в тугой хвост, опускающийся практически до пояса. С нарастающим беспокойством я присмотрелся к стоящей ко мне спиной гимназистке. «Да ну нет, не может быть…» — сказал я сам себе, открывая ассистант и разворачивая условия дуэли: Обидчик: княжна Наталья Разумовская. IV курс, стихия — вода, II серебряный ранг. Оскорбленный: княжна Анастасия Юсупова-Штейнберг. III курс, стихия — лед, II бронзовый ранг. Быстро вторым окном открыл дуэльную статистику гимназии. Анастасия — без рейтинга: ни одной официальной дуэли. Разумовская — третья по своему году обучения и двадцать первая в общем по гимназии. М-да. Одиннадцать поединков, ни одного поражения. Внизу информационного меню дуэли в это время начали появляться новые подробности — по мере того как преподаватель в целительской мантии задавала дежурные вопросы. Статус дополнялся: плашка «Оскорбление неумышленное/Оскорбление умышленное» вспыхнула, после чего активным оказалось только «Оскорбление умышленное». Сразу несколько пунктов с возможностью извинений потускнели, после чего появилась информация о том, что повод вызова на дуэль — неразглашаемый, степень оскорбления — самая высшая, пятая. Стоило только появиться этой информации, как по всей силовой сетке замелькали искорки — ограждение все больше напитывалось силой. По периметру площадки поверху загорелось предупреждающим красным отсветом — дуэль проходила по пятому магическому разряду, то есть без каких-либо правил. И это значит, что можно было использовать все свои способности и заклинания. Несмотря на столь жесткое определение, вероятность летального исхода в таких дуэлях на порядок ниже, чем в испытании, в котором я участвовал совсем недавно. Стихийные маги не обладают возможностями сохраняться слепком души, как одержимые, но многократно более защищены. И после инициации первое, что они изучают, — это самая разнообразная защита. В том числе защита последнего шанса, которой есть невероятно большое количество вариантов — от ледяной глыбы, скрывающей заклинателя на несколько минут, до телепорта по маяку. В случае активации этой защиты дуэль по правилам считалась проигранной, и проигравший должен был либо принести извинения — в случае, если его вызвали, либо счесть вопрос дуэли исчерпанным. Еще изучая законы, положения и устав гимназии, я смотрел статистику — мировую, к которой благодаря Планшету у меня появился доступ. И согласно статистическим данным, участие в дуэли было не опаснее, чем полет на самолете, — да на горнолыжной трассе рискуешь больше! Вопреки этим мыслям, в спину Анастасии я сейчас смотрел с самым настоящим волнением. Да, девушка мне совершенно никто, мы с ней никоим образом не друзья и не приятели, даже не ситуативные союзники — скорее, наоборот, в некотором роде противники. Но я за нее искренне переживал, как переживаешь пусть за нелюбимую, но команду своей страны на международной арене. Место я выбрал довольно свободное, и, пока наставник целителей задавала дежурные вопросы, рядом пристроилось еще несколько компаний. Прямо за спиной, через скамью, уселись два парня с огненными нашивками третьего курса. Они негромко, но возбужденно переговаривались. Я не прислушивался, полностью обратив внимание на происходящее на песке площадки, как вдруг слова за спиной заставили напрячься. Время для меня остановилось — за краткий миг я успел осознать все то, что слышал только что, но не слушал. Доли секунды — и я уже вспомнил, разложил на отдельные слова и фразы, сложил снова, осознал, о чем речь, и проанализировал. «Люблю, когда телочки дерутся. — Извращенец. — А еще круче, когда дерутся сестры. — Не пробовал с девушкой познакомиться, а не в вирте онани… — Да ладно, ты просто завидуешь, что эта влюбленная дурочка не из-за тебя…» Разумовская и Юсупова-Штейнберг сейчас дерутся на ринге из-за парня, а еще они сестры — от осознания догадки я резко развернулся, оглядываясь. Столкнувшись со мной взглядом, близнецы в изумлении даже подскочили с мест. Невероятно похожие, лица усыпаны веснушками, глаза с оранжевым отсветом стихии огня внутри. Оба на третьем курсе — римская тройка в языках пламени на рукаве. И сейчас близнецы смотрели на меня ошарашенно. В принципе, на лице у меня хорошо читалось, что я слышал часть их беседы. А еще я в этот момент осознал, что их слова не были предназначены для чужих ушей — потому что разговаривали они телепатически. И только теперь я понял чувства фон Колера, когда он однажды попросил меня мыслить потише. Рыжие близнецы не озаботились даже элементарной защитой, а возможность нахождения рядом мага-ментата просто не просчитали. Один из огненных подростков явно собрался мне предъявить претензии за вмешательство в их мысленную беседу. Судя по выражению лица и эмоциональному фону, произошедшее его неприятно удивило. Но даже не успел рыжий раскрыть рот, как неожиданный удар в бок заставил его согнуться. При этом бивший его брат явно перепугался: я успел заметить, что его мелькнувший кулак был напитан маревом раскаленного воздуха — чтобы наверняка пресечь возможность неосторожной фразы. — Наш разговор не предназначался для чужих ушей, а высказанные мнения являются оценочными суждениями, предназначенными лишь для узкого семейного круга, — заговорил вырубивший брата близнец. Веснушки на его побледневшем от напряжения лице стали видны ярче, глаза еще сильнее полыхнули пламенем — ну да, в удар он вложил неготовую сырую силу, вон брат до сих пор в себя прийти не может, раз за разом открывая рот в попытке вздохнуть. — Но мы были неаккуратны, и я прошу простить моего брата за вольность в суждениях и определениях, — закончил близнец. Его брат, кстати, все еще лежал, выпучив глаза, изображая выброшенную на берег рыбу. Да, это тот самый, которому нравится кэтфайт в исполнении сестер, а вырубил его более рассудительный — явно во избежание недоразумений. Сохраняя невозмутимость, я перешагнул несколько пролетов и оказался совсем близко к напряженному рыжему. — Принимаю ваши извинения… — Максим Дорошкевич. — …Максим. В свою очередь хочу сказать, что я не могу с легкостью читать даже открытые мысли — просто с вашей стороны это было слишком… громко. Огненно-рыжий Дорошкевич кивнул, отрицая наличие ко мне претензий. Мы — под сиплые вздохи уже пытавшегося подняться брата — пожали друг другу руки, после чего я попрыгал по рядам на свое место. Пришедший в себя близнец — судя по всплеску эмоций, хотел было возмутиться, но отхватил еще одну оплеуху от братца-рыжего, который с помощью применения семейного насилия повел брата прочь от греха подальше. Произошедшее меня серьезно удивило — не желающий со мной ссориться инициированный маг огня, с ходу принесший извинения… Однако — начинаю себя чувствовать «мальчиком-который-выжил», в буквальном смысле. Но подумаю об этом позже — на арене уже осталось только трое: Разумовская, Анастасия и целительница. Впрочем, и преподавательница, что-то негромко сказав напоследок, уже покидала площадку. На песке остались стоять две девушки. Светловолосая Наталья впервые продемонстрировала интерес к происходящему — обернувшись к Анастасии, она улыбнулась и что-то негромко сказала. На ее идеально красивом лице эта улыбка произвела пугающее впечатление. Это было выражение показательного презрения к противнику, демонстрирующее уверенность в собственном превосходстве. Анастасия на словесный выпад не ответила, даже не шелохнувшись в ожидании сигнала к началу схватки. Прозвучала негромко сирена, затем — уже сильнее, второй раз, и еще громче — в третий, знаменуя начало поединка. И… ничего не произошло. Обе дуэлянтки остались на месте, присматриваясь друг к другу. Несмотря на показательное презрение Разумовской к противнице, пренебрежения у нее точно не было — блондинка напряженно застыла, медленно поднимая руки. Анастасия по-прежнему сохраняла неподвижность, явно не собираясь атаковать. Трибуны затихли в ожидании — кто-то неподалеку от меня попробовал было заговорить, но на него моментально зашикали. Между тем вокруг Разумовской начало формироваться сразу несколько вихрей, напитываясь водой и подхватывая песок арены. «Да что ты стоишь?!» — едва не крикнул я черноволосой княжне, а потом вдруг понял, почему она не атакует. Вода и лед. Лед легко превращается в воду, как и наоборот. Защищаться всегда легче, чем нападать, а Анастасия рангом ниже — она ведь совсем недавно прошла инициацию. Скорее всего, ей атаковать первой опасно, а вот направленную в себя стихию воды она может отразить и, возможно, даже использовать. Но ведь все равно это проигрышный путь — дать возможность противнику спокойно готовить атаку, не сбив заклинания. Это лишь способ потянуть время и не проиграть раньше. «О чем она вообще думает?» — переживал я, глядя на песок арены. Разумовская в этот момент уже полностью вскинула руки и оказалась в окружении трех водяных смерчей, один из которых начал постепенно превращаться в элементаля. Среди лазури его водянистого тела прослеживались грязные плети взвихрившегося с поверхности площадки песка.