— И даже после произошедшего демарша с моей стороны мы с вами сможем поддерживать наши деловые… союзнические отношения на прежнем уровне? — Несомненно, — кивнул барон. — Вы меня убедили, Максимилиан Иванович. В разговоре с господином ротмистром сейчас я точно не буду ратовать за то, чтобы он поспособствовал исключению вас из моего круга общения. — Рад, что вы оказались столь благоразумным юношей. — Благодаря вашей откровенности, Максимилиан Иванович. — На том стоим, Алексей Петрович, на том стоим, — кивнул фон Колер и поднял руку, готовясь снять защиту. — Нюансы предстоящего разговора с господином ротмистром, как и его возможные вопросы, думаю, нам стоит обсудить в иной обстановке, — ответил он на мой вопросительный взгляд, все же снимая завесу полога. «Оу», — только и проговорил я беззвучно, оглядываясь по сторонам. — Анна Николаевна, мы с Алексеем Петровичем пришли к полному взаимопониманию, — сохраняя полное спокойствие, произнес фон Колер. Княгиня едва заметно шевельнула рукой — и вооруженная, облаченная в доспехи пятерка бойцов разошлась по сторонам, исчезая за углом. Поймав горящий огнем взгляд, я благодарно кивнул. Анна Николаевна показательно этого не заметила, отворачиваясь и направляясь по своим весьма важным делам. Вот только кисти ее рук по-прежнему были подернуты маревом горячего воздуха. Ну, я еще не родственник, но уже актив рода — так можно подытожить отношение княгини. Господи, как я устал от всего этого… А еще ведь с Демидовым разговаривать, тщательно выверяя каждое слово, жест, интонацию. Кроме того, надо решить с ним вопрос вознаграждения за мое участие в турнире — та еще война предстоит, с этой темы я просто не слезу. Так что сейчас — кто бы мог подумать? — я уже мечтаю о том моменте, когда просто пойду в школу. Первый учебный день совсем скоро, и совсем скоро я смогу с чистой совестью минимум половину дня маяться дурью — знания, доставшиеся в наследство от Олега, мне это наверняка позволят. «Главное, — мысленно предостерег я сам себя, — не ошибиться со школой, как в прошлый раз, когда поездку в протекторат я воспринял в качестве сафари, которым можно насладиться, убежав на время от проблем». ГЛАВА 24 В помещении находилось человек пятьсот, не меньше. Как под копирку все: приподнятые подбородки, ровная осанка — словно полутысяча идеально выполненных восковых фигур. Приглушенный свет в зале, отсутствие светлых тонов в оформлении, темная синяя форма. Лишь россыпь красно-желтых бантов, словно намек на приближающуюся золотую осень, привносила яркость окружающего мира сюда, в стены главного здания гимназии имени барона Витгефта. В последнее время часто появляясь на улицах российских городов, я уже свыкся с ощущением, что нахожусь на съемочной площадке сериала о спасателях Малибу — просто не наблюдая рядом некрасивых людей, не прошедших кастинг. Здесь же и сейчас я находился среди, не побоюсь этого слова, идеально красивой молодежи. Генетическая модификация творит чудеса — когда еще до рождения ребенка можно подкорректировать внешность в лучшую сторону, при этом оставив и даже выделив черты рода! Кроме себя заметил среди присутствующих не больше десятка человек, внешность которых обыденно-дерзко выглядела на фоне красоты остальных. Причем красоты настолько идеальной, что окружающие сливались фоном и среди них выделялась как раз вполне обычная внешность. Девушек вокруг было как минимум три четверти. Я словно оказался на собрании подготовительных курсов претенденток на получение звания Мисс Вселенная. Увиденному поразился, но сильно не удивился. Гимназия Витгефта предназначалась только для тех, кто владеет даром, а о гендерном перекосе, когда на одного одаренного мужчину приходится три девушки, я уже знал. Да, насчет количества присутствующих с внешней модификацией я, кстати, мог и ошибаться. Подвергнутых генетической коррекции вокруг может быть намного меньше, чем я предполагаю, а окружающая молодежь просто от природы красива. Аристократия, селективный родовой отбор и все такое. Несмотря на количество присутствующих, ни перешептываний, ни даже обычного при столь большом скоплении людей фона шорохов слышно не было. Все собравшиеся под сводами зала сохраняли абсолютную тишину, восседая в полной неподвижности и внимая директору гимназии Марьяне Альбертовне Жаровой. Речь, которую она произносила, не отличалась для меня особой новизной: сколько прослушал подобных в прошлой жизни… Но изюминка тем не менее была — удивительная честность, свойственная сословному обществу. — …здесь и сейчас вы находитесь на первой ступеньке лестницы, доступной лишь одной десятой процента населения нашего мира. Это ваше право по рождению, и только вы сами решите, как им распорядиться, — вещала директор. Марьяна Альбертовна была благообразной женщиной с ясными глазами и смешными кудряшками, с которой, несмотря на ее кукольную внешность, я предпочел бы пересекаться пореже. Слухом между тем зацепился за «одну десятую процента». В моем мире население приближается к восьми миллиардам, с начала восьмидесятых увеличившись практически вдвое. Точных данных о населении в этом мире у меня не было, но я предполагал, что именно на комфортной планке восьмидесятых — на четырех миллиардах человек, численность здесь и стабилизировалась. Без слома колониальной системы и контролем первого мира за вторым — не говоря уже о внешнем управлении третьим, взрывного роста здесь точно не произошло. Одна десятая процента населения — это четыре миллиона одаренных на весь мир. Очень примерная оценка конечно же, но другой у меня нет. Четыре миллиона владеющих — много или мало? «Немного, но и немало», — подвел я про себя итог примерному анализу оценки численности тех, кто управляет этим миром. И вернулся вниманием к речи директора. А она уже замолчала: пока я мысленно прикидывал масштабы мира одаренных, часть присутствующих уже, получив необходимые наставления, поднималась. Дернулся было сам, но понял — на выход направляется только первый год обучения первой ступени, около сотни тринадцатилетних подростков. Всего в российских высших школах обучались пять лет. Во всех — предназначенных как для одаренных, так и для обычных подростков. Образование в Конфедерации серьезно отличалось от того, к какому привык я у себя дома. Но порядком обучения обычных людей я не сильно интересовался, больше углубившись в вопрос образования одаренных. Для которых во всех странах Большой четверки действовала практически идентичная система. Двухгодичная первая ступень высшей школы, причем второй год — мой как раз, назывался выпускным. И это был не обычный учебный год, а нечто большее — вместо летних каникул ученики проходили инициацию и практику, отдыхая лишь пару недель в августе. Следующий, третий по счету год — обучение владению силой и контролю источника. Изучение обычных предметов в этом году было задвинуто в угоду освоению дара. В начале третьего года обучения — после первичной практики, а также в конце его, ученики сдавали первые экзамены — подтверждение ранга. После уже начиналась вторая ступень высшей школы, также двухгодичная. И четвертый с пятым по счету года были как обучением магическим искусствам, так и подготовительной ступенью к получению образования в университетах и военных академиях. — Первый год обучения покинул свои места, и сейчас я могу быть более откровенной, — продемонстрировала директриса ангельскую улыбку. «Куда уж откровенней», — хмыкнул я про себя. — Гимназия имени барона Витгефта, как вы знаете, является лидером рейтинга частных императорских школ, — мягко проговорила директриса. «Она блаженная или так пошутила сейчас?..» — успел мысленно возмутиться я конфликтом слов и реальности. — По итогам последних пяти лет мы по-прежнему находимся на почетном третьем месте. С конца, — добавила директриса. Когда она снова улыбнулась, практически все присутствующие расцвели улыбками в ответ. — Вы все принадлежите к ничтожно малому количеству избранных, но и среди одаренных есть те, у кого власти и влияния по праву рождения гораздо больше, чем у вас. И учатся они в других, более престижных по сравнению с нашей гимназией заведениях. «А не обманула насчет откровенности», — продолжил я мысленный диалог. В этот момент скрипнула дверь, и в зале появился опоздавший гимназист. В отличие от остальных присутствующих был он несколько растрепан. Пиджак явно не по размеру — маловат; скорее всего, с прошлого года. Застегнут только на одну пуговицу, в распахнутых полах видна небрежно заправленная рубашка. Галстук повязан криво, на голове беспорядок давно не стриженных вихрастых волос, заспанное лицо. Причем лицо не корректированного дженерика, а вполне обычное. Как у меня и десятка подобных «обычных». Мне вдруг стало по-настоящему завидно. Сам я всегда, как бы ни стремился стильно одеваться, без серьезных усилий выгляжу невнятно. И если я появлюсь здесь в таком виде, то буду похож на жалкое пугало. Этот же товарищ выглядел и вел себя так, словно костюм его — результат труда десятка портных и стилистов; для того, чтобы выглядеть хорошо, ему не требовалось никаких усилий. Судя по возникшему рядом эмоциональному фону, подобные мысли возникли не только у меня, но и у большинства присутствующих. В полнейшей тишине запоздалый гость прокрался вдоль стены, демонстративно высоко поднимая ноги, делая вид, что совсем не замечает устремленных на него сотен взглядов. Носки у него, кстати, были разного цвета, а на ногах вместо форменных ботинок — бело-синие теннисные кеды. Директриса наблюдала за удивительным экземпляром «гимназиста необыкновенного», чуть склонив голову. Тот, уже миновав несколько рядов, углядел свободное место на скамье и быстро присел. Оказавшаяся рядом миниатюрная девушка с огромными глазами чуть-чуть повернула голову, оглядывая вихрастого парня. Он же в ответ на ее взгляд прижал палец к губам и негромко цикнул. Так как тишина в зале стояла полнейшая, это его «тсс» разнеслось по всему залу. — Валерий, — мягко сказала директриса, — я могу продолжать? Гимназист изобразил крайнее удивление тем, что его заметили, но почти сразу замотал вихрастой головой, подтверждая все что угодно — от полного согласия до нижайших извинений. К моему удивлению, никаких дальнейших действий в отношении странного Валеры директрисой сделано не было, и она действительно продолжила: — Рейтинг является бесстрастным мерилом успешности. Наша гимназия не обладает достаточной материальной базой для того, чтобы всерьез конкурировать даже за попадание в первый эшелон середняков. При этом конкурс в мое учебное заведение необычайно высок. Задумывались ли вы почему? — прошлась она взглядом по рядам, на которых сидели все ученики выпускного класса первой ступени. Ответа не было, но директриса его и не ждала. — Потому что я, мои дорогие, не мирюсь с неудачниками. Каждый мой ученик, не достигший успеха, — это мое поражение и оскорбление лично мне. Да, наша гимназия находится в самом низу рейтинга. Но по большей части это из-за спортивных результатов. «Спортивные результаты» в словах директрисы сейчас подразумевали не только спорт. Потому что успехи в спортивных состязаниях, как и в развитии магических способностей, проходили в рейтинге совсем рядом. И за определением «спорт» крылось соперничество между школами в том числе и во владении магическими способностями. — Полученное у меня образование, — продолжала директриса, — может открыть вам дорогу в самые лучшие учебные заведения, императорские в том числе. В университетских рейтингах почти все мои выпускники находятся на самом верху. Да, мало кто здесь обладает даром, который позволит переступить ступеньку выше шестого ранга, а о золоте на этом уровне большинство из вас сможет только мечтать. Но я буду работать с каждым своим учеником, для того чтобы вы смогли подняться по лестнице как можно выше. Раз уж у вас есть ключик дара, который открывает вам дорогу к вершинам мира, его необходимо использовать на полную. По короткому жесту директрисы поднялась с мест часть учителей, выводя из зала мой — второй год обучения первой ступени. Также примерно сотня человек, как и в первом. В зале теперь оставались только гимназисты с инициированным источником. Интересно, что еще из откровений услышат они от директрисы? Проходя мимо Анастасии, я посмотрел на княжну, но она — предсказуемо, — на мой взгляд даже не обратила внимания. Когда вся толпа второго года покинула зал, нас разделили на несколько потоков, разводя по коридорам. Но шли все пять классов в здание первой ступени, которое находилось обособленно от полигона и корпусов второй ступени. Шагая среди гомонящих гимназистов, я оглядывался по сторонам. С некоторым волнением даже. Вновь оказаться в школе было интересно — с учетом того, что со мной сюда вернулся и опыт прожитых лет. С возрастом происходят не только события, в четырнадцать… «Мне уже почти пятнадцать!» …лет кажущиеся ужасными. Да, когда начинают нравиться оливки и черный шоколад — хорошего, конечно, мало. Оценка вкусовых качеств пива и коньяка тоже не то, о чем мечтаешь в четы… в пятнадцать лет, но это уже не так плохо. Самое главное — что с возрастом и опытом может прийти мудрость. Не все, конечно, ее находят по уводящей из юности дороге, но шанс тем не менее велик. Неоспоримое достижение опыта перед молодостью — это избавление от узконаправленного юношеского максимализма. Сразу после этого приходит понимание, что и другие люди, оказывается, немного, но понимают в этом мире. И позиция «есть два мнения — мое и неправильное», с каждым годом кажется подходящей лишь в ограниченном количестве ситуаций. Главное следствие из этого — умение самостоятельно и без принуждения читать инструкции, уставы и наставления еще до того, как принимаешься за дело. До начала, никак не после, когда что-то не получается или когда оказываешься в ограниченном пространстве без интернета, а из текста, чтобы убить время, есть только инструкция. За последние несколько дней я внимательно изучил устав гимназии и закон об образовании, обе его версии — для подданных и для граждан. С законом, кстати, получилось непросто. Интернет нашего мира по сравнению с местной Сетью уже начал казаться мне Карибами в расцвет пиратства — практически полная свобода, с учетом легко достигающейся анонимности, ну или смены масок на крайний случай. Здесь все было гораздо строже. И хотя в Конфедерации отсутствовало такое понятие, как социальный рейтинг, с моим доступом найти полную версию закона через поисковик я просто не смог. То, что мне было доступно, напоминало «краткое содержание» для тех, кто не хочет читать классику, но желает ухватить суть отношений между Татьяной, Онегиным и Ленским. Поэтому, чтобы прочитать обе версии закона, пришлось привлекать Мустафу-Планшета. Сириец, кстати, был сильно расстроен как своим новым позывным, так и необходимостью обработать поставки веществ, но принял информацию стоически. И с ним мне все же было легче общаться, чем с фон Колером после памятных разборок. Когда прилетел Демидов, разговор произошел тот еще, и по общему итогу я сумел сохранить паритет в отношениях. Причем получилось это так, словно я смог удержаться на стыке притяжения сразу нескольких крупных магнитов, да еще именно их силу притяжения для этого и использовав. Ну или смог раскорячиться, как знаменитая корова в самолете, тут уж как посмотреть. Тем более что дело мое еще в подвешенном состоянии — как я понял по нескольким вскользь брошенным ротмистром фразам и намекам фон Колера в последующие дни. Но сильно уже не переживал, привык. Так что сейчас, двигаясь среди толпы будущих одноклассников, я был неплохо подготовлен с теоретической точки зрения. Проблемы были в другом. Я банально забыл, как общаться с подростками. И если в разговорах с такими хищниками, как Демидов или фон Колер, моя часто проглядывающая «взрослость» не вызывала удивления, то в общении со сверстниками может стать именно той мелочью, на которую обратят ненужное внимание. Да и вообще, даже по обрывкам фраз рядом — вроде на русском все разговаривают, но оттенки тона, интонации, интересы — мне мало понятны. А опыт Олега, выросшего в протекторате, тут не помощник — даже наоборот. Кроме этого, я уже чувствовал, как непросто будет в окружении столь большого количества красивых девчонок. В моем классе был двадцать один ученик — я уже по головам посчитал, из них пятнадцать — девушки. Каждая из которых хоть сейчас на обложку журнала, причем без предварительной работы с Фотошопом. Если б еще на меня никто из них не обращал внимания, было бы попроще. Но нет — к моему удивлению, практически каждая успела осмотреть меня как минимум с интересом, а несколько взглядов я и вовсе назвал бы многообещающими. От таких говорящих намеков любому, кто хоть сколько-то разбирается в оценке женского интереса стало бы понятно, что свести тесное знакомство мне возможно практически с любой из одноклассниц. И в этом-то и вырисовывается проблема. Подержаться за ручку, поцеловаться — даже, возможно, по-взрослому, — это максимум, на что я могу рассчитывать ближайшие несколько лет. С учетом привычки, что в прошлой жизни даже случайное свидание в большинстве заканчивается вопросом: «Ко мне или к тебе?», общаться с одноклассницами мне точно не стоит. В нужном месте желания точно не пересекутся. Но то, что интерес есть, это точно. Не только ко мне, но и к остальным парням в классе. К ним — понятно, богатство или родословная, а то и все вместе. Но я-то каким боком попал в прицел внимания незнакомых девушек, явно принадлежащих к высшему обществу? Пусть и к среднему его эшелону, если вспомнить слова директрисы. Попал несмотря на то, что на лице у меня видно отсутствие генетической модификации, а сам я настолько залетный в этом кругу, что с полувзгляда заметно любому. Как, впрочем, и появившийся в зале Валера — вдруг догадался я. Которому директриса даже замечания не сделала после его эффектного появления в зале. Пока размышлял о заботивших меня проблемах, мы в сопровождении учителя уже пришли и располагались в предназначенном нам непривычно просторном классе, больше напоминавшем аудиторию. Стараясь не сильно привлекать внимание, я сразу отправился на дальнюю парту. В крайнем ряду, только в этот раз — в отличие от недавнего турнира, приземлился у окна. Учитель, сопроводивший нас, понаблюдал, как мы рассаживаемся, после чего озвучил несколько элементарных вещей — о статусе сегодняшнего дня как подготовительно-ознакомительного, а также о необходимости выбора старосты, после чего покинул помещение. Миниатюрная девушка с необычайно большими глазами — та самая, которой совсем недавно в зале указал сохранять тишину растрепанный Валера, поднялась и осмотрела присутствующих. Сейчас, по положению устава гимназии, должны были состояться выборы старосты класса. При том, что сам «класс» в гимназии был несколько аморфным образованием. Нам, одноклассникам, предстояло встречаться друг с другом пять дней в неделю только по три часа, посещая основные предметы. Предполагалось, что каждый ученик утром час тратит на физическую подготовку, а после к восьми утра прибывает на учебу. Здесь класс встречался в полном составе, присутствуя на обязательных предметах. Причем шли они в связке — к примеру, в понедельник и четверг часы были заняты изучением истории, географии и политологии, а во вторник в обязательном расписании стояли социология, философия и искусства — современные и классические. После завтрака каждый составлял свое расписание сам, посещая профильные предметы — химия, физика, биология, анатомия, латынь, основы бизнеса, история религий и прочие. У каждого из предметов был необходимый минимум, обязательный к изучению, но никто не заставлял становиться специалистом широкого профиля. Набирая должный уровень эрудиции, каждый из учеников должен был концентрироваться на изучении трех-четырех, максимум пяти предметов — обязательных для поступления в университет. Особняком еще стояли спортивные занятия — кроме утреннего часа полагалось не менее двенадцати часов в неделю, с выбором определенного вида спорта. Кроме этого, было еще обязательное членство в одном из клубов гимназии, на который также тратилось не менее часа в день. Со спортом, выборными профильными предметами и клубом день был занят до вечера. Причем формально посещаемость гимназиста никто не контролировал. Зато очень пристальное внимание уделялось результатам и общим рейтингам.