Этот мир — не англоцентричный, и сражение у бельгийской деревеньки Ватерлоо здесь на слуху только у историков. А вот по-настоящему великая битва, окончательно положившая конец претензиям знаменитого корсиканца, здесь известна каждому вне зависимости от страны проживания. Глядя на увековеченных славянских полководцев, поразился простоте решения. Статуи национальных героев ставятся в районе, который априори должен стать неблагополучным. После чего, в результате наверняка форсируемой подачи, Славянская площадь в народе приобретает название площади «трех дураков». И вроде сделано все с претензией на уважение к памяти истории, а на выходе эффект сильнее, чем от ковровой бомбардировки. Русские приходили править в Польшу в течение последних трех веков — в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом. Приходили при любом правителе, строе и состоянии своего государства. Даже в моем мире есть вероятность, что в двадцать первом веке они вернутся в Польшу снова, а здесь и вовсе велит само Провидение и география. Британцы явно это понимают и сейчас усиленно превращают территорию страны во враждебную для России… Отвлекая от тяжелых мыслей, раздался резкий стук, и вновь смотровое окно распахнулось. — Оружие есть? — поинтересовался все тот же скрипучий голос. — Удиви меня сразу всеми тупыми вопросами, чтобы время не терять, — не скрывая раздражение долгим ожиданием, ответил я. И демонстративно сплюнул. Звучно, но без слюны — в этом мире раскидываться биологическими жидкостями чревато последствиями. Почти сразу заскрипел засов, и тяжелая дверь приоткрылась. Машинально, скрывая даже от самого себя легкий мандраж, поправил воротник — жестом Эрика Кантона. Хороший жест, рабочий — успокоился моментально. Потом прошел внутрь, где оказался в решетчатой камере, образующий страховочный тамбур. Перед дверью меня ожидал тип мерзкой — под стать голосу — наружности. За его спиной, за толстыми прутьями решетки, в полутьме холла я увидел сразу несколько широких силуэтов. — Оружие сдать надо, — проскрипел привратник. — Сдавать сам будешь, анализы. Голову мне не делай, веди уже, — последнюю фразу я произнес в более прямом и грязном оформлении. — Не положено, — усмехнулся тип, обнажая гнилые зубы. Как у него пахнет изо рта, я почувствовал даже на таком расстоянии. — Тебе сказано привести меня к хозяину, а не оружие забирать. Я сейчас уйду, а когда Халид узнает, зачем приходил, сам начнет меня искать. Но ты уже будешь жить отдельно от своих бубенцов. Веди, я сказал! — повысил голос я. Будь я на обычном такси, разговор шел бы совершенно иначе. Но сейчас мне по-другому просто нельзя: местная шваль — как голодные звери, позволишь хоть немного слабины — сразу будут искать, как в тебя вцепиться и отгрызть немного. — Как знаешь, — когда пауза слишком затянулась, развернулся я. — Эй-эй, подожди, — шагнул вперед привратник, схватив меня за плечо. И почти сразу же он истошно взвыл от боли, а уже через мгновение с глухим стуком врезался в решетку. — Ты думай… — начал я с нормальных слов, после чего доступно рассказал о поступках и их последствиях, а потом закончил: — Куда лапы свои тянешь, животное. Мы идем, нет? — это уже отступив на шаг от поскуливающего привратника и обращаясь в окружающий полумрак. Давая время на раздумье — в последний раз, я показательно брезгливо отряхнул предплечье, за которое меня попытался схватить мерзкий тип. Одна из теней, маячивших поодаль, приблизилась к решетчатой двери, скрипя доспехом. — Не дергайся и веди себя прилично, — проговорил дюжий охранник. — Понял? — Я же просил все глупые вопросы на улице оставить, — хмыкнул я. Проходя мимо пытающегося подняться привратника, наступил ему на кисть. С силой вдавил каблуком, плавным рывком перенеся вес тела полностью на ногу, дробя тонкие кости. Неприятный тип, как память Олега подсказала, так что раздавшийся вопль слушал без сожаления. Реакции охраны не опасался — этот опарыш посмел меня тронуть, так что претензии мне серьезные будут предъявлены, только если я его убью или совсем покалечу. На замок, кстати, дверь в решетке не была закрыта — сирийцы чувствовали в Южных себя как дома, не опасаясь никого и ничего. Со мной пошли сразу двое массивных охранников, облаченных в старую списанную полицейскую броню — сейчас такие модели даже в африканских протекторатах патрульные не носят. Один из сопровождающих двигался впереди, второй позади. Но прежде чем пропустить меня, недвусмысленно приподнял пистолет-пулемет Федорова с немыслимо несуразным количеством тактического обвеса — только подствольного гранатомета не хватало. В другой, менее напряженной, ситуации я бы мог и рассмеяться, глядя на охранника: думаю, случись что — стрелять из старичка Федорова наверняка он будет по-сомалийски, в гангста-стиле — подняв высоко оружие над головой, еще и повернув боком. Халид расположился в полуподвальном помещении, оборудованном под кальянную. На широком низком столе перед ним внушительная груда денег. Монеты, бумага, ай-ди карты — все вперемешку. Чуть поодаль горкой лежали кубики темного пластилина и рассыпанная трава, похожая на сушеную ромашку. Показательно громко скрипнули сочленения доспехов, когда охранники остановились. Мне при этом в бок уперся ствол оружия, но в этот раз я только поморщился, дерзить не стал. Молодой сириец сидел во главе стола и пересчитывал крупную стопку купюр, не торопясь раскладывая по разным пачкам и номиналам. Сделав пометку в обычном бумажном блокноте, когда закончил, он наконец поднял глаза. — Ты очень нагло и рискованно себя ведешь, — сверкнул сириец темными глазами. С Халидом мы пересекались всего несколько раз, и краями. Меня в то время лишний раз трогать по-настоящему опасались — это я уже сейчас вдогонку понял. Опасались из-за отца конечно же, который имел очень серьезный вес и репутацию в неблагополучных районах. И сейчас сириец смотрел на меня с нескрываемым интересом. Потому что если я столь нагло повел себя лишь на остатках репутации Войцеха, то совершил явную и непростительную ошибку. И ему нужно будет меня показательно одернуть, показав высоту берегов, на которые я в ошибочной наглости замахнулся. — Ассалам алейкум, — не заморачиваясь правильным выговором, произнес я. — Ваалейкум ассалам, — так же дежурно ответил Халид, едва качнув головой. — У меня есть к тебе денежное предложение, — уверенно, но с показным и почти детским гонором произнес я. Сириец вновь едва-едва покачал головой, в этот раз с расстройством. Моя подача его явно не впечатлила. Но я на это и не рассчитывал — мне нужен был разговор наедине. — Я теперь учусь в элитной школе, в хорошей школе, и моим старшим одноклассникам нужен хороший товар, — ровным голосом произнес я, выделив интонацией два раза повторенное «в школе», а также «старшим одноклассникам». «Башар», — поймав взгляд Халида, произнес я беззвучно. И почти сразу же добавил: — Поэтому очень хотел бы поговорить с тобой наедине, обсудить детали поставок. Сириец замер как изваяние. Во взгляде его читался вопрос, и я едва заметно кивнул. Башар учился в моей средней школе, на два класса старше. В семье Халида с ним связывали серьезные надежды — парень не должен был касаться криминала и ему предстояла вполне легальная карьера. Первое поколение сирийцев подмяло под себя Южные, вытеснив банды черного гетто, а второе поколение семьи должно было продвигаться вверх — к свету и легальной силе. Но один из совсем юных кандидатов закончил свой путь в туалете клуба «Пацифика», умерев от передоза некачественного вещества — как было сказано в официальной сводке. В реальности же сирийцы забрали в морге труп юноши, в которого в упор выпустили целый магазин из штурмовой винтовки. И ни на исполнителей, а тем более на заказчиков у сирийцев до сих пор не было даже намека. Поэтому напряженный как струна Халид, бросив пару быстрых фраз на арабском, поднялся и, поманив меня за собой, вышел из комнаты. Двинувшиеся было следом охранники замерли на месте после его останавливающего жеста. Миновав несколько темных коридоров и слабо освещенных лестничных маршей, мы с сирийцем оказались в небольшом помещении. Обычный — светлый и уютный — офисный кабинет руководителя. Окон только нет и воздух спертый. Но, присев в мягкое кожаное кресло, Халид включил вытяжку. Загудело так, что я понял — система шумоподавления грубая и сердитая, так что никто лишний ничего лишнего не услышит. — Я правильно понял? — поинтересовался Халид. — Да. Я знаю, кто исполнил и кто заказал твоего брата. Сказал я это уже совершенно другим тоном. Детский гонор прочь, как и показательную наивность. Сейчас нам предстоит серьезный и деловой разговор. — Сколько? — только и спросил Халид. — Цена не в деньгах. В одном из интернатов у адаптантов нашего протектората находится Гекдениз Немец, мой напарник по пати на Арене. В каком, не знаю. Он на режиме двенадцать-четыре-восемь. Его нужно вытащить в течение трех дней и поселить в отель «Бангкок» до того момента, как я его заберу. Максимум — месяц, но, думаю, смогу сделать это раньше. Время я взял с запасом. Мало ли. Халид практически не раздумывал — ему потребовалось лишь несколько мгновений на осмысление услышанного, после чего сириец кивнул. — Я согласен. Если он жив, и режим действительно двенадцать-четыре, в течение трех дней Немец будет в отеле «Бангкок», в президентском люксе — он там один и никогда не занят. Если его режим стал строже, а интернат не в протекторате, срок может быть увеличен, но не более чем на неделю. Халид тоже время с запасом взял. Впрочем, вполне обоснованно. — Договорились, — кивнул я. Сириец после моего ответа спокойно мазнул взглядом, но я чувствовал обуревающие его эмоции. В ориентированной уже на легальный бизнес семье он был совсем не на первых ролях и сейчас кроме искреннего желания покарать убийц брата в информации видел еще и трамплин для себя. — Исполнила твоего брата сержант стражи Анжела Шиманская. Обеспечивал отход и прикрытие мой отец, Войцех Ковальский. Заказал Эдгар Уэлч. Несколько секунд потребовалось Халиду для того, чтобы просто воспринять услышанное. Уэлч, начальник отдела кадров патрульной полиции Града, даже для контролировавших Юг города сирийцев был птицей слишком высокого полета. — Заказал из-за сына, — продолжил я. — Точно не знаю, что произошло, но Винни Уэлч и твой брат ввязались в нехорошую историю. Старший Уэлч просто полностью зачистил всю информацию, чтобы не пострадала репутация сына. Винни сейчас в Новой Шотландии, в Европу в ближайшее время вернется вряд ли. Халид, уже не скрывая эмоции и волнение, думал. — Это очень и очень серьезное обвинение, — медленно проговорил сириец. — Шиманская расскажет, — только и ответил я, подсказывая очевидное решение. — Я узнаю, — кивнул Халид. «Да!» — мысленно воскликнул я с облегчением. Это был очень тонкий момент, и я на него рассчитывал — парень решил разобраться сам. Иного выхода для меня не было конечно же, потому что мне нужна была и сама Шиманская — живая, желательно здоровая. Но не соберись Халид брать дело в свои руки, нужный мне вариант его действий стоил бы дороже. Хорошо, что сириец понимает — если самостоятельно разберется с этим делом, вистов в семье приобретет гораздо больше, чем просто за переданную информацию. Разберется — не в смысле самостоятельно разберется с Уэлчем, а организует проверку и сбор доказательной базы. — Халид. — Да. Так, собрались и погнали дальше дергать ниточки. — Мой отец, как и Шиманская, — слепые исполнители. Ты же не будешь искать штурмовую винтовку, из которой стреляла Анжела, чтобы наказать и оружие? Они выполняли задание, не зная, кто цель. Вспомни, как все случилось. Именно поэтому отец мне и рассказал — потому что произошедшее неправильно. И будь уверен, знай отец и Анжела, кто цель, — Башар был бы жив. Сказал и замолчал. Пусть подумает — если надо, еще раз повторю. — Продолжай, — после долгой паузы произнес Халид. — Если ты хочешь, — прервал я готового что-то еще сказать сирийца, — чтобы в будущем мы сохранили деловые отношения, мое дополнительно условие — жизнь Шиманской, отдай ее мне. Еще раз повторю, ты же не будешь искать винтовку, из которой она стреляла? А если бы отец и Анжела не понимали, что их отправили на грязное дело, ни я, ни ты никогда бы об этом не узнали. — Я подумаю над твоими словами, — сдержанно кивнул Халид. Сразу не отказал — совсем отлично. Удивительно, но все получается гораздо проще, чем я просчитывал. Так, не сглазить бы. Хотя любое суеверие разбивается о грамотную подготовку и планирование, а с этим у меня в порядке, времени было вагон. — Халид, есть один очень тонкий момент. Недавно погиб мой отец, скоро погибнет Шиманская, сегодня я пришел к тебе — это видели многие, а максимум через полгода будет наказан Уэлч. Знающие люди могут связать эти события, если поставят такую цель, — перевел я пока разговор на другую тему.