Неожиданно. Сервис, что называется, практически «зеленоглазое такси». Это такие парни, как Степан, не обладая внушительным ресурсом, вынуждены оперировать услугами извозчиков заведений, подобных «На углу», в отеле же Центрального района логистика доставки к развлечениям налажена не в пример более серьезно. Двое рейнджеров ожидали меня в холле. Закованные в броню массивные фигуры — похожие на омоновцев в полной экипировке, только шлемы полностью глухие. И красный, привлекающий внимание отсвет активных визоров через темные забрала. Как глаза демонов светятся. — Артур Волков? — глухим голосом, измененным интерпретатором, поинтересовался рейнджер с сержантским значком. Отвечать не стал, просто кивнул. — На вас поступила устная ориентировка от правонарушителя, задержанного в районе площади Славянского единства. Могли бы вы проехать с нами на место для выяснения обстоятельств? Снова просто кивнул. И, не дожидаясь приглашения, направился на улицу. Рейнджеры, поскрипывая сочленениями доспехов, двинулись следом. В машине устроился на заднем сиденье. Когда хлопнули двери, патрульный автомобиль, дежурно мяукнув сиреной, развернулся и поехал по Пилсудского в сторону Южных. Стоило нам пересечь КПП — без досмотра, естественно, как машина сразу замедлилась. С шелестом опустилась салонная перегородка, и сержант с переднего пассажирского места повернулся ко мне. Легкое касание шлема в области виска, и глухое забрало исчезло. — Только до «трех дураков»? Обратно едем? — Голос сиплый, под стать неприятному мясистому лицу. — Да, туда, к волшебной лавке. Обратно не едем. — Охрана, сопровождение? — Не надо, благодарю. Упс, вырвалось. «Благодарю» было точно лишнее. Хотя… да нет, я еще далеко не в том статусе, чтобы самостоятельно устанавливать правила общения. Если Билл Гейтс придет на работу в килте, то станет законодателем мод в своей корпорации. Если в нарушение строгого дресс-кода в килте придет на работу обычный клерк, это будет его большой ошибкой. Так что выделяться и устанавливать свои правила — пока не для меня. — Подождать? Хотел было сначала отказаться, потом подтвердить, а после осекся на полуслове и даже руку поднял, словно требуя пару секунд на раздумья. Изначально я собирался зайти в лавку к Халиду, потом отправиться на своих двоих к платформе монорельса. Но сейчас подумал: а зачем мне вообще шляться по темной площади, приключения искать? Память Олега настойчиво подсказывала, что необходимо зарядиться обманкой у Халида, «сменив личность», и не отсвечивать настоящим лицом. Но это память и мировосприятие Олега, а мне зачем? Личность Артура Волкова со мной всего на год, и за репутацию бояться нечего. Тем более если господа жандармы создали мне имидж изгнанного из элитного учебного заведения наркобарыги. — Сейчас я в лавку Халида, если через час не появлюсь, зайдите и помогите выйти. После того как закончу в лавке, мне нужно на платформу монорельса. Хочу прокатиться и осмотреть туристические достопримечательности города. — Подождать час, а после отвезти на станцию монорельса, — кивнул рейнджер, чуть улыбнувшись после «достопримечательностей». — Что-нибудь еще? — А «что-нибудь» есть? — вспомнил я значение слова. — Конечно. — Да, давайте посмотрим. Сержант обернулся и быстро ткнул две кнопки сверху, над стеклом. Почти сразу зашипели сервоприводы, и две панели в стене пассажирского отсека мягко отъехали в стороны, открывая интересное зрелище. Поднявшись — высота салона позволяла, я прошел к открытым полостям, рассматривая оружие. «Изъятое», но еще не сданное. Ассортимент богатый, глаза даже разбежались. Все, что душа пожелает, от современного русского «Рокота» до потертого нагана. Вдруг мой взгляд натолкнулся на «глок». Семнадцатый, точь-в-точь как тот, что остался у охранников Хозяина. Только сейчас вспомнил, что оружие мне ведь в тот вечер не вернули. Это как я тогда взволнован был, что забыл про отцовский пистолет? На этой мысли неожиданно споткнулся. Потому что уже начал полностью отождествлять себя с прошлым Олега. Запомню, но подумаю об этом позже — кивнул сам себе, снимая с держателя пистолет. Достал магазин, проверил наличие патронов, осмотрел ствол. Чистое оружие, ухоженное. «Глок» отправился за спину — в специальную кобуру-карман куртки, а я обернулся к стенду с холодным оружием. Кастеты, ножи — лишнее сейчас. Да и отберут все равно, без вариантов, когда к Хозяину приду на турнир записываться, на подобные мероприятия со своим не пускают. И получится ли потом забрать — большой вопрос, так зачем лишние траты? Пистолет, конечно, тоже отберут, но перемешаться по городу в одиночку без огнестрела точно не стоит. Холодное оружие, кстати, в нижнем городе ценилось очень и очень высоко. Если огнестрел — банальный инструмент нападения и защиты, то все колюще-режущее — в первую очередь признак статуса. Так что по цене, допустим, кинжала Ферберна-Сайкса или «Мстителя 1870» можно целую тележку штурмовых винтовок приобрести. Сам я, кстати, в номенклатуре боевых ножей дома не разбирался, а вот Олег знатоком оказался весьма изрядным. Взгляд вдруг натолкнулся на портативный парализатор скрытого ношения — в виде браслета, интрегрирующегося с личным терминалом или курткой охотников. Чувства при этом я испытал смешанные — именно таким, думаю, меня Степан и убил. — Можно? — обернулся я к сержанту, показывая на широкий браслет. — Да, — просто кивнул тот. Обычная гражданская версия позволяла дать лишь небольшой разряд — без опасности убить. Этот парализатор уже разлоченный перепрошитый, с убранными ограничениями. Хоть Мегавольта из старого мультика создавай — что со мной Степа и сделал в принципе. Надев браслет, перевел его на ручное управление — терминала-то нет. Настраивать пришлось еще и куртку, чтобы рукав расходился при активации браслета, открывая путь выдвигающему жалу. Сделал несколько пробных движений, изгибая кисть подобно Человеку-Пауку. Все работает убийственно четко, заряд почти полный. Напоследок взял из выемки на стенде еще один магазин для «глока» — больше не было, и обернулся к сержанту. — Сколько? — Двести пятьдесят за все. «Недорого, — моментально прикинул я, вспоминая цены, в которых Олег ориентировался очень хорошо и без калькулятора валют личного терминала. — Даже не то что недорого — дешево совсем». — Почему такая щедрость? — Догадайся с одного раза, — ровным голосом произнес сержант. Догадался, и действительно с первого раза: даже самый большой город, когда речь идет о любой определенной деятельности, оказывается удивительно маленьким, причем все в нем друг друга знают. Это аксиома. Войцех Ковальский постоянно брал левые подработки, так что наверняка пересекался с рейнджерами. Колхозники и Градская стража друг друга недолюбливали, но перед лицом безнаказанной элиты — такой как наследник Юсуповых, уничтоживший патруль, неприязнь эта казалась мелкой. — Понял, — просто кивнул я, доставая из потайного кармана на поясе золотую монету номиналом в двадцать пять рублей. — Двадцать пять рублей, «Катерина-золото», минус двести пятьдесят кредитов, — произнес рейнджер. Вообще, эту популярную в расчетах монету называли по-разному, самое приличное — «Катька-золотарь». Но в присутствии любых конфедератов подобные неуважительные к русской императрице слова могли стать серьезной ошибкой. В иных случаях даже ошибкой фатальной. Говорил сержант, кстати, сейчас не для меня — для себя: после этих слов он расфокусировал взгляд, всматриваясь в одному ему видимую дополненную реальность, и быстро отсчитал сдачу. Бумажными деньгами — английские фунты, пара франков и даже один засаленный доллар. Машина между тем уже выехала на нужную площадь и прямо по грязной раскатанной поляне, бывшей некогда ухоженным газоном, подъехала к торцу погруженного во тьму здания. Свет не горел ни в одном из окон, а у крыльца стояли две бочки, в которых чадил живой огонь. Народ вокруг сразу рассосался — рейнджеров не любили гораздо сильнее, чем городских патрульных, и старались держаться от них подальше. Кивнув сержанту, я взялся за дверную ручку. — Олег, — обратился ко мне патрульный. Не открывая дверь, я обернулся, вопросительно глянув. — Степана в городе нет, если ты за ним. — Информация есть? — тут же поинтересовался я, прикидывая оставшуюся наличность. Знания — одна из твердых валют в этом мире, где твой легальный информационный интерес контролируется почти полностью, и представляют ходовой товар с соответствующей стоимостью. — Из протектората он улетел в Москву, Цюрих или Барселону. На каком рейсе, не знаю, но приехал в аэропорт в этом промежутке, других вылетов тогда не было. — Сколько? — Нисколько. — Понял, спасибо, — кивнул я и нагнулся, рассматривая нужное мне здание в небольшое окно-бойницу двери. Я хорошо знал, как перемещаться здесь, чтобы не попадать под взор систем наблюдения. Но нужно было еще обойти вон тот угол… — Эта камера не работает, — показал на торец здания сержант. — Если за угол пойдешь, на рынок, уже нужна обманка. — Нет, я только к Халиду. Сержант кивнул и бросил мне арафатку пустынной расцветки. Поблагодарив кивком, я намотал ткань на манер шарфа и выпрыгнул из машины. Едва сделал первый шаг, как вздрогнул от волнения. В первый раз я испытал подобное чувство — очень и очень тонкого льда под ногами — в разговоре с Демидовым и Безбородко. Второй — во время беседы с княгиней, когда мы оговаривали условия нашего совместного существования. Сейчас я снова в ситуации, когда любая, даже малейшая ошибка может иметь катастрофические последствия. Причем вокруг теперь не цивилизованный, а совсем другой, дикий мир, где, в отличие от предыдущих случаев, слова уже ничего не значат. Здесь они часто бывают даже лишними — русский, английский, польский, французский — местные обитатели не факт что хорошо знают хоть один из языков. В первую очередь здесь котируются действия. Площадка перед лавкой была пустынна — при появлении массивного внедорожника на рубчатых колесах местная «дворовая знать» рассосалась по периметру освещенного огнем круга. Но я чувствовал на себе многочисленные взгляды из кустов и щербатых провалов окон первых этажей. Наверняка у курируемой Халидом лавки была очередь, но соблюдать нормы вежливости я не стал — по статусу не положено. Патрульная машина в качестве такси уже подразумевает важность визита, и игнор интересов всякой швали. Поднявшись на крыльцо, громко постучался в обитую жестяными листами дверь — со следами ударов и даже пулевыми отверстиями. Почти сразу с резким стуком распахнулось смотровое окно. — Zamknikte! — мерзким скрипучим голосом рявкнул кто-то изнутри по-польски, и окошко тут же захлопнулось. Устало вздохнув, я с силой ударил по двери несколько раз. Ногой засадил, с чувством. Да, подъезжать на полицейской машине к одной из самых ходовых точек по продаже грязных веществ, пользующихся популярностью у самых низов Южных, было не очень хорошей идеей, признаю. Но не уходить же… Окошко вновь приоткрылось, но отповедь я опередил — грязно выругавшись, завладевая вниманием привратника. — Скажи Халиду, что Олег Ковальский пришел. Не передашь если прямо сейчас, он из тебя чучело потом сделает, — добавил я после очередной короткой, но смачной тирады. Ответа не последовало, окошко захлопнулось, а я остался ждать. Отойдя на несколько шагов, выбрал менее заплеванный пятачок и отвернулся от двери, осматриваясь вокруг. Пока препирался у двери, из-за облаков выглянула луна и погруженные во тьму Южные посеребрило мягким светом. Осматривая окружающие площадь трущобы перекопанных улиц — с мелькающим то тут, то там живым огнем, поразился, насколько все это похоже на город, в котором ведутся боевые действия. А наткнувшись взглядом на скульптурную группу в центре давным-давно вырубленного сквера, поразился, насколько она выбивается из грязного облика нижнего города. Три высоких фигуры, герои былых времен. Вновь память Олега, наложившаяся на мои знания, дала неожиданный результат, и я поразился простоте и эффективности работы британцев из местной администрации. В центре когда-то красивого сквера высился монумент из трех скульптур, отображавших героев Наполеоновских войн. Русский, польский и чешский полководцы: Раевский, Домбровский и Радецкий. Про батарею Раевского знают почти все и в моем мире. Второй — поляк Домбровский, участвовавший в восстании против России, а потом один из главных идеологов и значимых командиров польской части наполеоновской Великой армии. Воевавший с русскими, а после капитуляции в войне получивший от императора Александра чин генерала уже русской армии и ставший польским сенатором. Третий — чех Радецкий, командовавший объединенной армией русских, немцев, шведов и австрийцев в сражении под Лейпцигом, или «битве народов», которая и сломила хребет наполеоновской империи.