Истерично суетиться и показательно убегать прочь из имения не стал. Мальчик, что ли? Четырнадцатилетний, хм… Не спеша вернулся в выделенные Максимилиану Ивановичу покои, поинтересовался насчет завтрака. Пока накрывали стол, перекинулся с Мустафой парой ничего не значащих фраз. И только после трапезы, уже за кружкой чая, перешел к серьезному обсуждению: — Господа. Прошу вас отыскать гостиницу или апартаменты в пределах города, желательно не очень далеко от гимназии. Согласуйте в ведомствах бюджет как можно скорее. Если оперативно это сделать не получится, оплату за первый месяц произведите из собственных средств, наверняка у вас есть предусмотренная статья на непредвиденные расходы. Переехать нам необходимо… максимум через три дня. Но желательно сегодня-завтра. Фон Колер, пока я говорил, внимательно на меня смотрел. Его эмоций я, кстати, не ощущал. Хм, а ведь и у Мустафы эмоциональную ауру я также больше не чувствовал. Да, оба моих спутника далеко не просты — я и так об этом догадывался, сейчас же еще больше утвердился во мнении. — Позвольте поинтересоваться: в чем нужда подобного поиска? — сделав маленький глоток кофе, поинтересовался Максимилиан Иванович. — Княгиня отказала мне в гостеприимстве. Можно, конечно, рассмотреть вариант с тем, что вы, Максимилиан Иванович, останетесь жить в имении, а я буду являться сюда на занятия. На ваше усмотрение. Барон недовольно поморщился. Показательно. Как я заметил, владел он собой отменно — сохранить невозмутимость у него не получилось лишь в случае, когда вынужден был самостоятельно рассказать о своих шашнях со студенткой. Хотя, может, там не интрижка, а настоящая любовь и от этого столь серьезное смущение? Впрочем, мне это не важно. Между тем фон Колер коротко переглянулся с Мустафой. И, невиданное дело, оба вперились в меня одинаково осуждающими взглядами. — Алексей Петрович, — произнес барон. — Олег, — одновременно сказал Мустафа. Мои спутники вновь переглянулись, и сириец чуть отстранился, всем видом показывая, что говорить стоит фон Колеру. — Алексей Петрович, вариант с убытием из имения Юсуповых-Штейнберг рассматривать мы не можем. — Почему же? — спокойно поинтересовался я. — Я надеюсь, вы не забыли причину столь сильного к вам интереса? — Нет, не забыл. Но пока не думал об этом: мэа кульпа, — добавил я извинение ради приличия. — Елисаветград — город небольшой. И найти здесь место с подобной материальной базой, тем более такое, где мы сможем без боязни огласки изучать и совершенствовать ваши способности, — нетривиальная задача. «С материальной базой», «без боязни огласки». Внушает, конечно. Но менять решение покинуть усадьбу не собираюсь, поэтому двоим товарищам напротив меня придется напрячься. Только я набрал в грудь воздуха, подбирая нужные слова, как фон Колер заговорил, опережая: — Алексей Петрович, давайте так. Вы нам сейчас детально расскажете, что произошло между княжной Анастасией и вами, а мы вместе подумаем и решим, как загладить вину перед княгиней. Оу. Ну да, спутникам-наставникам я же ничего и не объяснял. И формируют картину произошедшего они из того, чему стали свидетелями. — Вопрос отказа в гостеприимстве решен. С княжной Анастасией, — пресек я попытку возразить, — у нас не произошло ничего из того, что вы себе надумали. Моей вины перед княжной и княгиней нет, отказать нам в гостеприимстве — личное решение Анны Николаевны. Останемся здесь, в усадьбе, мы только в случае ее извинений, чего не предвидится. — В случае извинений? — приподнял бровь фон Колер. — Вы все правильно поняли, господин барон. Поэтому прошу сосредоточиться на необходимости нашего переезда в самое ближайшее время. — Позвольте мне попробовать самому переговорить с Анной Николаевной? — внимательно посмотрел на меня профессор. — Как я могу вам это запретить? — пожал я плечами. И почти сразу ответил на его молчаливый вопрос: — Еще раз. С княжной Анастасией нас связывает знакомство в несколько минут, а все увиденное — истолковано превратно. Фон Колер, оставив на столе чашку с недопитым кофе, вышел. — Да. Олега, дела… — протянул Мустафа. — Ты в каком звании? — не принимая предложенный тон, поинтересовался я. — Специальный агент, — посерьезнев, ответил Мустафа. — Звание в смысле — капитан, майор, лейтенант? — ФСБ — гражданская организация, у нас нет воинских званий. Обычная разрядная сетка. — Как так? Демидов же ротмистр? — Воинские звания сохраняют те, кто пришел из армии и флота — если не уволены со службы, конечно. Ротмистр может работать в ФСБ, но ротмистром ФСБ от этого он не становится. — Ясно. Мустафа… Мустафа же? — Ну а как? — усмехнулся сириец. — Это ты у нас тысячеликий Олег-Алексей-Артур, а я просто Мустафа. — О’кей, — кивнул я, собираясь продолжать. Но осекся на полуслове. «О’кей?» — вопросительно смотрел на меня собеседник. Оба-на, вот это я накосорезил. Здесь не англоцентричный мир, и привычное мне «ОК» здесь — по крайней мере, на территории Конфедерации — не распространено повсеместно. Французский-немецкий-русский в приоритете по линии Лиссабон-Петербург-Токио, а английский в ходу в британских колониях. Да, осторожнее надо быть, шпионы палятся на мелочах. — Тренируюсь, по легенде, — беззаботно пожал я плечами, вспомнив об архивной истории посещения школ в Гонконге и британской Калифорнии. — Ясно, — покладисто кивнул сириец. Интересно, считывает Мустафа эмоции так же, как и я? Если да, то это очень плохо. Не критично, конечно, но пристальное внимание навязанного постоянного спутника — единственного, знающего предыдущего Олега, мне совершенно не нужно. В этом случае придется кооперироваться с фон Колером и сливать Мустафу, чтобы прислали другого фээсбэтмена. Но это на совсем крайний случай — с бароном слишком близко дружить желания большого нет. — Мустафа, как мне получить личный терминал? — Он перед тобой. Я теперь твой личный терминал. Денщик же, да. Выполняющий личные поручения. Ординарец, стюард — можно по-разному назвать. — Другие варианты есть? — посмотрел на свою левую руку. — Подождать до шестнадцати лет. Но это неточно. — Подробнее. — При успехах или, наоборот, провалах в обучении срок получения личного терминала может быть увеличен. — А если серьезно? — Я вполне серьезно, рисковать не стоит. — Рисковать? — Тебе доступна Сеть со стационарных терминалов. Все, что требуется оперативно и нельзя доверить общественной Сети, помогу сделать и узнать я. Ученикам элитных учебных заведений Конфедерации запрещено иметь личные терминалы с прямым доступом в Сеть до момента окончания обучения. Я, конечно, могу организовать тебе левый терминал, но импланты нейрошунтов просто так не спрячешь, а рисковать практически неминуемым отчислением ради бесконтрольного входа с Сеть… стоит оно того? Обдумав услышанное, я подумал, что смысл в отсутствии у обучающихся личных терминалов есть. По сути, это те же смартфоны, только с гораздо большим функционалом. Без них не отвлекаются от учебы, нет лишних соблазнов и самое главное — ненужной огласки. Как говорил на российском ток-шоу один популярный голливудский актер: «Я был очень туп в свои четырнадцать, но у меня не было ни фейсбука, ни твиттера, поэтому об этом мало кто знал». Даже в моем мире многим деятелям, в том числе государственным, социальные сети испортили карьеру или подмочили репутацию — в том числе не только своей собственной деятельностью, но и активностью детей. Здесь же, в сословном мире, репутация имеет гораздо более серьезное значение, а за оскорбления часто приходится отвечать кровью. Да, дуэльный кодекс никто не отменял — он лишь совершенствовался с годами. В общий доступ легальной Сети, продолжал я «вспоминать», лишняя информация об аристократах попасть практически не могла, тем более информация о несовершеннолетней молодежи. Изнутри это контролировалось нормами поведения — отсутствием активности в социальном пространстве Сети, а также присмотром родственников. Снаружи — законами. Обсуждение, а тем более вторжение в частную жизнь одаренных новой аристократии этого мира было под строжайшим запретом. Закон «О защите от вторжения в частную жизнь» работал, и работал очень хорошо. Даже если «княжна Анастасия» в пьяном виде шла домой по главной городской улице, распевая в чаде кутежа и угара матерные частушки, все увиденное свидетелями вместе со свидетелями и остается. Максимум щупальца слухов расползутся на пару кварталов среди соседей, родственников и знакомых. Но и то — с оглядкой. Связываться с Девятым отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, занимающимся контролем информации, дураков не было. А ведь кроме государственного ока были еще и юристы высоких родов, которые очень быстро помогали расстаться со всеми сбережениями и приятными жизненными перспективами. Порочащую аристократов информацию можно было найти только в двух местах. Первое — в темном, глубинном сегменте. Но, учитывая его нелегальный статус, посещали черную Сеть совсем не за «скандалами-интригами-расследованиями». Поэтому заметного урона чести даже жареные новости в этом сегменте принести не могли, будучи прерогативой очень небольшого числа пользователей. Кроме этого, неприятные новости и фотографии могли всплыть в сером, грязном сегменте Сети. В двух случаях — активизировавшиеся слабоумие и отвага борца за доступность правды, которые оперативно сменялись тюремным заключением или вовсе жирной точкой в жизненном пути. Либо жареная информация оказывалась в Сети с подачи самих аристократов в ходе интриг или даже клановых войн. В которых — при эскалации конфликта, в ход шло уже все, что можно. В памяти всплыли очередные «воспоминания»: Олег относительно недавно, в ходе серфинга на большой глубине натолкнулся на заметки очень и очень пикантного содержания, порочащие честь сразу двух графских родов. «М-да, на фоне этого пассаж княжны Анастасии, если она просто засветилась в подобном состоянии на людях, кажется детской прогулкой», — подумал я, вглядываясь в мыслеобразы ставших уже моими воспоминаний. Олег, благодаря стараниям отца-опекуна, знал намного больше, чем средний обыватель. Знал он и о том, что система распознавания лиц ни в одной точке планеты программно не замечает аристократов. Негласный кодекс. Здесь, в этом мире, подобных неписаных, но жестких правил существовало гораздо больше, чем у нас, во многих аспектах жизни. Так что уверен — сведения о княжне Юсуповой-Штейнберг, замеченной в непотребном виде, нигде не появятся, но информация о ее… ошибке, так скажем, с сохраненными в ручном режиме фото и видеоподтверждением уже есть у очень и очень многих. И, если представится случай, будет пущена в ход. Знания, доставшиеся от Олега, накладывались на элементарную логику, с которой я вполне дружил — и картина окружающего мира вырисовывалась достаточно четкая. Пока раздумывал о конфиденциальности высших каст общества и осмысливал перспективу провести следующий год-два безличного терминала, вернулся фон Колер. — Алексей Петрович, Анна Николаевна ждет вас, — произнес барон, едва переступив порог. Выглядел Максимилиан Иванович устало — словно вагон разгрузил, а не с княгиней беседовал. Хотя готов поверить — энергии в разговоре с княгиней он мог потратить не меньше, чем на погрузочно-разгрузочных работах. Кивнув барону, несколько секунд посидел, размышляя. Не знаю, как повел бы себя Олег в данной ситуации. Со мной осталась полностью его память, но не эмоции. Может быть, он импульсивно отказался бы и разговаривать с княгиней не стал. А может, и нет. Да, дело дрянь — вопрос с княгиней, который я уже считал было решенным, возник снова. Не очень люблю возвращаться к уже закрытым делам. И тем более не люблю менять принятые решения. Но категоричность — первый приют неудачников, поэтому компромиссы — наше все. Взрослые ведь люди. Мне и вовсе уже почти пятнадцать. Задумчиво пожав плечами, жестом показал Мустафе на выход. Сириец молча поднялся и последовал вперед. Несмотря на то что дорогу я примерно помню, пусть не расслабляется, раз назвался денщиком.