— Охренеть вы специалисты... — только и мог признаться он. Далее перелезли через баррикады — Аксель залез наверх и помог перетащить тележку — и молча продолжили путь. Аксель обратил внимание на то, что таинственная аура, преследовавшая их, куда-то сгинула. Он осмотрел друзей, тележку и вдруг заметил, что в штативе пропала одна пробирка. Следуя чуть позади взрослых и рядом с Эммой, он ещё долго смотрел на штатив, одновременно размышляя о том, что в сердце каждого найдётся место благодарности. Коре ненавидит миссию Хансена и с удовольствием её уничтожит. Он преодолел длинный путь с раненой ногой, чтобы незаметно украсть лекарство, хотя мог бы не искать подходящего момента, а застрелить всех на месте. Неплохой стрелок, он был способен устранить и Акселя, и Хьерси. Хотя, возможно, здоровье не позволяло, и тогда не хотел рисковать. Но всё же достаточно благородно выглядит то, что Коре, спасённый Акселем совсем недавно, не причинил им вреда. Парню хотелось верить в пробуждение совести в лидере непримиримых. Раздавшиеся вдалеке за спиной выстрелы удивили остальных, но Аксель на них даже не среагировал. Наконец добрались. Ожидаемо, охраны не было — заходи кто хочешь! Герои въехали на базу и застали первые последствия бунта, которые лучше бы не видели. Изнасилованная и убитая Наташа, всегда так приветливо встречавшая прибывших. Всем, даже не знавшему её Ведуму в том числе, стало очень больно. Девочка лежала в коридоре за последней линией обороны со свëрнутой шеей и полностью голая. В заплаканных глазах застыл страх перед нечеловеческим насильником. В глазах Хьерси загорелся огонь: она вспомнила, кто мог такое совершить. Это Густав Лунд, самый невменяемый урод из всех. Впервые оказавшись в участке, она как-то раз прошла мимо его скамейки и заметила, что этот странный мужик мастурбировал на изображения с детьми. Теперь так пожалела, что не придала тогда этому значения... Со второго этажа выглянули лица, не участвовавшие в бунте. Они выглядели смертельно перепуганными. Хьерси воплем приказала указать, куда ушли бунтовщики. Какая-то невзрачная женщина показала им в направлении уборной и попыталась убедить, что Оскар с лоялистами уже мертвы. — Я так не думаю, — очень резко ответила Хьерси. Эмма первой поняла: та крайне взбешена воспоминаниями о смерти Оливии. Подойдя к двери, ведущей в коридор, а оттуда — к заблокированному Оскару, злая Хьерси выбила её ногой и выстрелила в воздух из дробовика. Многие бунтовщики, перепуганные таким внезапным появлением, сразу побросали пушки. Остальные перестали сносить баррикаду, от которой и так мало что осталось. Хьерси уверенно стояла в дверном проёме вместе с Акселем и Эммой, в то время как Ведум спрятался сзади, боясь быть застреленным. Мига успокоения, впрочем, всё же хватило, чтобы сообщить нужную информацию: — У нас есть лекарство! Никого убивать больше не будут. Вслед за этим последовали облегчённые вздохи. Большинство в первую же секунду отреклось от Соры, вновь поверив в возможность выжить. Люди проходили мимо Хьерси обратно в зал, будто бы не были причастны ко зверскому нападению на своего же лидера. — Куда вы, трусы!? Если есть лекарство, то армию никто не отменял! Главные сообщники Хансена! Хотят обмануть! Убейте их! — истерично закричала Сора, которую некому было прикрывать. Те десять преступников, что не покинули еë, теперь обратили свой гнев против Хьерси. Однако баррикада была снесена. Восставшие раздавлены, ведь они окружены с двух сторон. Яростный Оскар, вооружённый пистолетом, больше не сдерживался: он выстрелил в голову преступнику, целившемуся в голову Хьерси. Аксель приблизился к кричавшей Соре и из-за всех сил ударил по лицу, отчего та улетела в нокаут. На ноги встал лежавший в углу Густав, который уже жаждал отомстить за мать, но ему врезал по голове присоединившийся к потасовке Эрик. Сразу три монстра окружили Хьерси и, порвав планер, поймали в ловушку: один сбил с ног, другие стали наносить удары ногами. Эмма бросилась на помощь, однако четвёртый аналогичным образом использовал подножку и почти выстрелил ей в голову; героем дня стал Аксель, который толкнул негодяя, весьма неудачно оказавшегося бывалым солдатом, и вступил с ним в рукопашный бой. Спасти Хьерси мог только Оскар, который застрелил одного из обидчиков бывшей. Другие бросили Хьерси и напали на полицейского. Тот блокировал несколько ударов и попытался выстрелить ещё раз, однако пистолет вылетел из рук вследствие точного попадания вражеского кулака. Упавший на пол, Оскар почувствовал, каково это — быть раздавленным ненавидящими тебя ногами. Опомнившаяся Хьерси перевернулась на живот и потянулась к упавшему рядом пистолету; ей помешали сражавшиеся Аксель и негодяй, поскольку нога первого крайне невовремя оттолкнула пушку в другой конец коридора, к Лунду. Дед, упорно игнорировавший полученное ранение, кулаками снёс двоих и получил второе огнестрельное в бок, после чего свалился: стрелял Густав, который поднял пистолет Оскара. Аксель, наконец попавший по физиономии противника кулаком, попросил Эмму действовать. Та юрко проскочила мимо сражавшихся и ударом ноги выбила пистолет из рук Лунда. Теперь кричала Хьерси, умолявшая передать ей пушку. Эмма кинула пистолет, который пролетел над головами избивавших Оскара злодеев и был ловко пойман приподнявшейся Хьерси. Раздалось три выстрела, из них только два попали в цель. Убитые трупами рухнули на окровавленного Оскара; третий, чудом избежавший смерти, взбесился из-за гибели товарищей и, напоследок пнув Хансена, направился к Хьерси. Та попыталась выстрелить, но тщетно: патроны кончились. Негодяй возвысился над по-прежнему лежавшей на полу женщиной. Он уже приготовился выбить той ботинком все зубы, но почувствовал чью-то руку на плече. Развернулся; последнее, что он увидел — летевший ему в лицо кулак Оскара. Аксель сбил с ног и добил последнего мерзавца. Все побеждены и вырублены, кроме тяжело дышавшего Густава. Бойня окончилась, выскочили наружу из библиотеки сторонники Хансена, в том числе защищавший их Томас и Астрид. Последняя оказала немедленную медицинскую помощь пострадавшим — грубо говоря, всем. Оскар и остальные вместе сидели на полу у стены, на них и на трупы из зала пялились выжившие. Их безразличие вдруг взбесило Хансена. Тот, с кровоподтёками, с едва способными на малейшие движения конечностями вдруг закричал: — Стреляйте! Убивайте! Я всё равно выведу вас отсюда — хотите вы того или нет! На удивление грозный голос напугал зевак, те убежали обратно в зал. Хансен немного успокоился и поник головой. Внезапно ему ответил Густав, который находился в сознании и даже сумел получить заветные бинты. — Да нам всегда будет на тебя похер. Попадёшь в суд, никто тебя не прикроет. Сдохнешь как твой брат. Нервно моргнул Оскар, который не знал, откуда тот знал о Нуте. Вновь вспыхнула огнём Хьерси, которая вспомнила о насильнике. Одновременно, игнорируя боль, влюблённые достали оружие — Оскар пистолет, Хьерси дробовик — и выстрелили в урода. Тот погиб на месте. Народ в зале боялся реагировать на убийство, потому что знал, что умерщвлëнный на этот раз полностью заслуживал смерти. Немного позже всех пострадавших разложили на втором этаже, выживших преступников поместили в камеры, трупы отправили на улицу. Единственным выжившим солдатом, не считая Эрика, Тома и Акселя, оказался Айзек — и так почти спившегося бедолагу поместили охранять вход в убежище, в чем тому согласился помочь, как ни странно, ещё живой Эрик. Оскар с Хьерси, способные ходить, направились в кабинет шефа, где следовало обсудить некоторые детали. Но перед этим её, избежавшего потасовки Ведума, Эмму и Акселя проверила термометром Астрид, на чëм настоял Оскар. К его радости, никто не был заражён. Обязанности заражённого Коли с готовностью взял на себя Том, которому Оскар передал все записи администратора. Он познакомился с Ведумом, сообща обсудили вопросы хранения вакцины. Аксель помог влюблённым пташкам добраться до кабинета. Повезло, что бунтовщики не догадались проникнуть сюда. Боец посадил Хьерси и Оскара на матрас за столом, а сам с Эммой встал, будто чего-то ожидавший. Впрочем, взрослым и так было понятно, чего именно. Хьерси вновь осмотрелась: хмурое лицо Оскара, кровавые пятна на стенах... Последние слова Густава, наверняка подслушавшего какую-нибудь интимную беседу, задели старую рану полицейского. Неудачный момент, чтобы начать диалог, но если не сейчас, то уже никогда. Проглотив обиды и страх, она заговорила: — Он напомнил тебе о Нуте. — Я знал брата как себя самого. С пелёнок помнил его лицо. Он бы никогда так не поступил. Бабушка с дедушкой приехали сюда из Арада, но мы хотели начать новую жизнь. Если страна приняла нас и мы её граждане, то наш долг помогать ей! Нут был добрейшей души человеком. Я могу поверить, что Гардер был уродом — ему было что скрывать. Но Нут, открытый, поддерживающий... Он был лучше всех здесь присутствующих. Хьерси, если бы ты только знала, как я подавлял ненависть к тебе эти несколько дней. Ведь именно из-за твоих происков он был опозорен. Он не вынес позора и предпочёл умереть, чтобы его тень не легла на меня и наших родителей, чтобы судебный процесс не повлиял на наши жизни. Но скандал всё равно привёл к тому, что его начальник, господин Фаднес, ушёл в отставку. Пострадали многие... и тем, кто мертвы, легче, чем живым. Хьерси хотела возразить, но промолчала. — Ты много сделала для того, чтобы расправиться с Нутом. Я до сих пор не знаю, как ты получила доступ к базе данных полиции и спецназа, и не хочу знать! Это была не "справедливость"! Справедливость ищем мы, полицейские, и используем законные методы... Если бы ты доверяла мне, то не пыталась бы уничтожить Нута. И снова Кольстад было ринулась отвечать на обвинения, и снова подавила в себе это стремление. Ей было стыдно. — Он был такой молодой, — Оскар снял с головы берёт и заслезился, — но ничего после себя не оставил. Сколько человек он спас, но кто из них пришёл ему на помощь? Кто из этих тварей защитил его доброе имя, напомнил обществу, что в гнуснейших преступлениях обвиняют героя? Почему, когда он умер, все были рады и продолжали клеветать!? Многие из тех, кто обязан ему жизнью, работали в органах власти, были общественными деятелями или бизнесменами. Нут был гордостью нашего спецназа, Фаднес — тоже замечательный человек, лично знал — приводил его в пример. Как же людям плевать на своих героев... — Тогда почему сейчас ты не на стороне непримиримых? Почему ты защищаешь "тварей", готовых тебя убить? — тоже растроганная, спросила Хьерси и подошла чуть ближе. — Это мой долг. Для Оскара ничего не значили провокации или интриги. Он был преисполнен желания продолжить путь покойного брата. Он ушёл в полицию, чтобы защищать доброе имя тех, кого оклеветали, и наказывать настоящих преступников. И Хьерси как никто другой могла понять такое решение. Такие разные, она и Оскар были одинаковы. Вот только она всегда могла бежать от судьбы, как вольная кошка. А верный пёс Хансен, не одарённый ни талантами, ни физической силой, был навечно связан с участком, где пролилась кровь его напарников. Не скрыться от людей, которых, вопреки любым своим предубеждениям, ты обязан защищать. Оскар делал то, что должен был делать Нут. Больше у неë не было никакого желания спорить. Хьерси молча обняла Оскара, тот ответил взаимностью. Она сама заплакала, впервые найдя способ проникнуться той историей, которой не хотела верить. Оскар с нежностью гладил её по волосам, чувствуя, как сердце в груди бьётся с большей силой, будто бы освобождаемое от защитных барьеров. Аналогично себя чувствовала и Хьерси, которой уже надоела постоянная желчь. — Да, я виновата. Прости, пожалуйста, — глотая слезы, причитала она. — Ты же знаешь, что мне, Хьерси, тоже было больно... Может быть, я была неправа. Я не хотела губить невиновных. — Нет. Честно говоря... это с моей стороны было неправильно винить тебя. Ты всё равно пришла на помощь, Хьерси, это самое главное. Я всегда верил в тебя. Спасибо тебе. — Верил в меня? Всë это время? — Конечно, малышка Хьерси. Если бы не верил, застрелил бы при первой же встрече. Тут не может быть виновных. Если не Нут, то кто-то другой сделал так, чтобы мы презирали друг друга. Так не надо же больше радовать монстра... Пусть ненависть начнётся на Кольстад и закончится на Хансене. И больше не повторится. Хьерси больше не могла говорить — просто плакала, избавляясь от токсичности и злобы, заполонивших некогда душу. Чувствовавший себя аналогично Оскар тяжело дышал — наконец успокаивался после произошедшего, так сильно его взволновавшего. — И всё же следует обратиться к психологу, если выживем. — Да... Уже неважно, убивал Нут или нет. Но виновники катастрофы Хескенеса ответят за каждую смерть. Она докажет, что проект "Теллуро", который финансировали посредством чудовищных махинаций Эго и Расмуссен, является главной причиной трагедии. Немного успокоившись, она напрямую заявила, что им следует проникнуть в исследовательский комплекс, где и затаился тот чудовищный организм, что управляет Теллуро. Эмма осознала, что видела сон с неким Тэ, но не смогла вспомнить ничего, кроме имени. Аксель поделился с остальными информацией о той четвёртой форме, свободно говорившей на алласориесском. Это подтвердило слова Эммы о том, что тогда, в день гибели Вероники, загадочный теллуровик действительно заговорил. Хьерси извинилась перед девочкой за первоначальное недоверие и снова сложила имеющуюся информацию. Окончательно ясно, что люди находятся в состоянии войны с полностью разумным видом, чья главная задача заключается в уничтожении человечества. Эмме было страшно: Стелла находится в одном комплексе с чудовищем. Лишь бы была жива... Но слишком прочно укоренилось в ней стремление спасти маму. Решено покинуть кабинет, так как Оскар и Хьерси изъявили желание прогуляться. Эмма и Аксель, довольные примирением, помогли тем, игнорируя неоднозначные взгляды толпы и крики потерявшей второго сына Соры, пройтись до выхода на улицу. Там тоскливо курили Астрид и Эрик. Последний, кстати, как-то по-новому смотрел на юнца: очевидно, по достоинству оценил совершённый подвиг. Врач смотрела на звёздное небо, полное ярких светил. Прекрасные созвездия очищали душу от копоти страданий. Предзнаменование грядущих перемен, звëзды во главе со старым титаном Флеставольто ждали, когда же ими будут любоваться на мирной земле — там, гле, верила Астрид, ждёт любимый жених. Они выберутся и наконец вступят в брак. Многие выберутся, в этом и Оскар уверен. Но один не спасëтся. И грустное лицо полицейского явно намекало, кто именно. — Мне так не хватает Коли... — пробормотал он тоскливо. Эрик грустно кивнул головой, полностью с ним согласный. Астрид прикусила губу: стоило замечтаться, как еë опять жестоко вернули на землю. Хьерси рассказала Астрид и Эрику о своих зацепках и догадках. Астрид подтвердила опасения насчёт разума баугенхейров, управляемых кем-то свыше, хотя по поводу четвёртой формы сказать ничего не могла: те двое, что заперты в железных девах, ещё окуклиться не успели и до сих пор вянут. Эрика интересовало другое: приближение с востока армии генерала Расмуссена. Оскар мрачно заметил, что связаться с военными уже не получится, ведь связь по-прежнему не вернули: генерал намеренно отрезал выживших от внешнего мира, чтобы стереть с лица земли любые источники, доказывающие его вину. В таких условиях ничего больше не остаётся, кроме как сдаться... — Ни в коем случае, — отрезала Хьерси, покачав указательным пальцем. Оскар был весь во внимание. — Можешь меня не слушать, но я скажу, что думаю. Мы должны прорываться, даже если шансы низкие. Этот Расмуссен действует против нас, против тех, кого ты защищаешь. Он преступник, а значит, ты вправе сопротивляться. Мы должны бороться. Ты пережил теллуровиков, должен попытаться пережить и армию! Нельзя сдаваться. — Это правда! — воскликнула Эмма, и Оскар, ещё не заметивший приблизившегося к ним дрона, ответил молниеносно: — Да будет так. Уже через полчаса выжившие, всё ещё не спавшие из-за удивительных событий этой ночи, узнали о скором переходе на вокзал. Было приказано собирать пожитки, и люди воодушевились: должно быть, Оскар договорился с генералом! К сожалению, сам полицейский молчал по этому поводу, чтобы люди не потеряли веры в спасение столь рано. По его приказу Том раздал оружие пяти наиболее отличившимся в ходе защиты библиотеки выжившим, поскольку больше некому было. Марка, кстати, в их число не входила. Ей вообще крайне везло: только собирался Том заняться переписью населения, как на него повесили подготовку к переходу. Эго по-прежнему страдала и рвала на себе волосы от самоненависти; вскоре после завершения бунта мэр подошла вплотную к Холму и, пересилив страх, сказала, что она и есть Марка. Тот, зациклившийся на документах Коли, не обратил внимания на эти слова и ушёл, попросив не беспокоив. Марке ничего не оставалось, кроме как сесть на пол под лестницей у Астрид и закрыть лицо руками. Раскаяние мучало еë — так хотелось быть наказанной, испытать заслуженную боль и умереть от рук тех, кто пострадал по её вине. Но ненавистная удача, которая всегда спасала жизнь, теперь работала против неë. Заросшая, с многочисленными шрамами и порезами, она больше походила на себя прежнюю, чем та же Никель Санна. В то же время Марка обратилась в грязное и неряшливое чудовище. Такая узнаваемая, она не была никем признана, потому что в ожившем полицейском участке никому не было до неё дела. А смелости повторить, что является Маркой Эго, страдалица не имела. Так и мучалась наедине со своей совестью, после встречи с рассечëнными и изуродованными трупами и погибшей Вероники наконец пробудившейся, и флэшкой, на которую совсем недавно, используя один из полудохлых компьютеров на складе (прошла туда, пользуясь хаосом после предательства Коли), перенесла записанное ею на телефон видео. В дальнейшем флэшка ещё сыграет свою роль... — Убейте меня... пожалуйста... — рыдала она, и никто не откликался на мольбы. Всё же удача в Хескенесе на её стороне. *** Другим страдающим в данный момент лицом этой истории двигали совсем другие цели — по крайней мере, они точно были. Аннализа Андерсен, президент Алласориеса, заперта в камере в подвале. Напуганная, взволнованная, то сидит на скамье, то подходит к прутьям и выглядывает наружу, всматриваясь в молчаливого стража, не отвечающего ни на какие требования. Темно, не видно ни зги, так как работает только одна лампочка — далеко в коридоре за пределами камеры. Предательство Расмуссена было ожидаемо, но она глупо надеялась, что тот подчинится ей и отставит в сторону свои диктаторские замашки. Действительно неопытная в политике, она слепо доверилась старому медведю в генеральских погонах и была за это наказана. По всей видимости, ей промоют мозги, и вне зависимости от еë судьбы Хескенес будет уничтожен. Такая отвратительная ситуация, но ещё отвратительнее наивность Аннализы. Ни капли величия отца, Ганса Андерсена. Тот заслужил прозвище черта своей жёсткостью и беспринципностью, она же была слишком мягкой для этого жестокого мира. Недаром незадолго до смерти Ганс, любивший дочь, умолял её не становиться президентом, потому что нация не переживёт столь слабого лидера. Однако он скончался, и Расмуссен убедил Аннализу выставить свою кандидатуру на выборах. Её политическая карьера с самого начала была тонкой игрой Элиаса — на первый взгляд малограмотного военного. Сновавшая из угла в угол, Аннализа мучалась, осознавая последствия своих ошибок. Ночь. 293 день весны 318. Лайло, здание администрации. Но у власти есть одно интересное свойство, с которым сталкиваются отнюдь не все, но многие — почувствовав её однажды, ты не захочешь больше расставаться. Аннализа была побеждена, но не сломлена. Хрупкую женскую грудь распирало от решительности, в голове шла борьба между честностью и коварством. Не имея права отрекаться от первого, Андерсен должна была использовать второе, чтобы победить. Всякий великий лидер нащупывает между ними границу и сохраняет баланс до конца, будь это его кончина или тëмные времена. Теперь и президенту Алласориеса предстояло сделать выбор. Первым делом она решила надавить на охранника. Собравшись с силами, заявила: — Солдат, требую немедленно отпустить меня. Тот угрюмо молчал. — Это приказ президента. Вы обязаны подчиниться. Стало ясно, что не ответит. Аннализа вздохнула, разочарованная: нет у неё того авторитета, что был у Ганса. Солдат Расмуссена знает, что президенту конец, что скоро сюда придут, чтобы лишить её остатков разума. Послышались шаги, будто жаждущие подтвердить эти мысли. Аннализа и солдат повернули головы налево — с лестницы спустился один из помощников Расмуссена в пальто, который нёс загадочную сумку. Охранник отдал честь, в ответ гость достал какую-то бумагу и вручил тому. Без лишних слов камера открывается, Аннализа выходит наружу. — Говорили красиво, но бесполезно, — заявил спаситель и пошёл к ней к лестнице, после чего остановился поодаль от охранника: — Стойте прямо. Вы же президент. — А вы кто такой? Зачем мне помогаете? — прошипела с недоверием та. — Зовите меня Питер. В вас нуждаются выжившие, а именно мой двоюродный брат Коре — всё, что могу сказать. — Непримиримого!? Как вы при таком родстве могли работать у Элиаса?... — Считайте его недочëтом, сыгравшим нам на руку. Следуйте за мной и молчите, если хотите жить. Аннализа послушалась. Питер достал из сумки аналогичное своему пальто и надел на президента, затем они поднялись по лестнице и вышли в основной коридор с унылыми серыми стенами, где стояли стражники, которые, на удивление Аннализы, её узнали, но охотно пропустили. В руках одного из них, стоявшего у дверей наружу, она углядела ещё одну бумагу и сразу всё поняла. Питер подделал подпись Элиаса; по "официальному" приказу её переводили в тюрьму. Солдаты доверились Питеру, которого знали в лицо, поэтому приняли документ и позволили вывезти президента из здания администрации. На улице ждал седан — спаситель сел за руль, на боковом сиденье разместилась Аннализа. Пока президент пристëгивался, Питер искал на поясе кобуру. Нашёл, достал пистолет с глушителем и выстрелил в человека, сидевшего сзади. Аннализа чуть было не закричала, но Питер заткнул её ладонью. — Вы президент? Чудесно. Тогда извольте не кричать. Сохранять спокойствие — первая черта порядочного лидера. Машина тронулась с места. Весь посёлок Лайло был заполнен солдатами Расмуссена, и Питер пользовался немногим имеющимся у него временем, чтобы вывезти президента за пределы подконтрольной Расмуссену территории. А такая была только одна — в Хескенесе! Моросил лёгкий дождик, Аннализа грелась в пальто, всё ещё не находя ни покоя, ни тепла. Из-за немногочисленных тучек выглядывали звезды, от присутствия которых становилось легче на душе. В форточку дул ветер, благотворно остудивший её пыл. Аннализа косо взглянула на Питера. Интересный тип — но что у него на уме? Кнудсен отнюдь не ангел, тогда таковой, скорее всего, и его двоюродный брат. Чтобы не тратить времени, Питер вручил Аннализе её же телефон. Та хотела по-детски обрадоваться, однако, вспомнив о своей великой роли, спокойно приняла гаджет. Новости сообщали о том, что весь день в столице проходили демонстрации в защиту президента — отнюдь не все поддержали выступление генералов. Исходя из этого, Аннализа в соцсетях связалась со своими немногочисленными надёжными друзьями и сообщила о произошедшем, попросив поддержки. Те пообещали сделать всё, что будет в их силах. Тогда она выключила устройство и вновь окинула взглядом Питера. Тот спокойно вёз их к войскам. — Может быть, вы везёте меня на расстрел? Я не знаю, что ещë мог задумать Элиас. — Наконец-то вы начинаете думать, Аннализа. Спешу вас разочаровать: у меня цель отнюдь не такая. Однако пытаетесь подозревать, а это верно. Только подозрения нужно хранить про себя. Так надёжнее. — Почему вы так грубо со мной общаетесь!? — Потому что вы должны знать правду. Мягко с вами разговаривал Расмуссен — сработало же. У меня другая цель. — Ну и какая же? — Мы вернём вас к власти. — Вы и ваш брат? Яблоко от яблони... — Коре хороший человек, не нужно так плохо о нём отзываться. Поверьте мне, он человек надёжный, уверенный в своих целях. Действуют его непримиримые жестоко, но иначе не могут. Всё равно лучше, чем Расмуссен. Дядя, отец Коре и брат моей мамы, смертельно болен. Коре нужно спасти того. Я помогаю Коре, так как один из тысяч его родственников — поверьте мне, он каждого родича в лицо знает и помнит. Расмуссен съехал с катушек, это очевидно любому адекватному человеку. Автомобиль съехал с дороги на железную дорогу. Проезжают на большой скорости мимо АЭС, где всё ещё идут столкновения. Аннализа, которую качало из стороны в сторону, не чувствовала себя в безопасности. Боялась, что спаситель предаст. В этом мире нельзя никому доверять — и, что странно, этому её научил именно подозрительный Питер.