Вчера я полночи порывалась уехать и уговаривала Платона отвезти меня на машине до Москвы, уверяя, что оплачу бензин по двойному тарифу. Платон, в свою очередь, умолял меня не уезжать, то бил на жалость, то на чувство долга, то на научное любопытство. Напоминал, что по моей просьбе завтра приедет сотрудник Интерпола и неудобно получится… Какое-то время мне было глубоко наплевать на всех сотрудников Интерпола, вместе взятых, я элементарно боялась за свою жизнь. Тогда Платон сменил тактику и стал уверять, что записка – дело рук местных хулиганов. Серьезные люди камни в окна не кидают, так что мне ровным счетом ничего не угрожает. Я возразила, что похитителей людей нельзя обвинить в недостатке серьезности, на что Платон ответил, что они никого и не предупреждали о своих намерениях. И уж тем более таким оригинальным способом. Ближе к утру я устала настолько, что страх отступил и я согласилась остаться, только чтобы мне дали поспать. Утром, когда солнечные лучики осветили номер, ночные страхи показались надуманными. Если бы хотели меня убить, давно бы убили. Ладно, останусь еще на пару суток, сделаю все, что могу, и с чистой совестью уеду. Если днем меня будет охранять Платон, а ночью – еще два оперативника, вряд ли меня обидят. Я отправила Платона вниз заказывать завтрак, а сама пыталась отвлечься от ночных событий и понять, что пытается сказать мне подсознание. Надежда отказалась меня видеть, поскольку у нее СПИД. Что-то билось в памяти, какое-то смутное воспоминание… Да, точно – СПИД был у гея-актера, которого признали отцом ребенка Надежды. Но она же не могла от него заразиться? Последние три года она точно актера не видела. Но если он получил болезнь раньше, чем они расстались? Я внутренне похолодела. В Англии делали экспертизу генокода Надежды, ее ребенка и предполагаемого отца. Но никто не проверял Надежду на СПИД! А вот в местном роддоме без такой проверки обойтись не могли. Значит, срочно надо послать запрос в роддом. Заодно пусть пришлют и генокод обеих наследниц, для статистики пригодится. Или я слишком многого хочу от захолустного роддома? Ладно, можно обойтись и общими данными – группы крови и резус-фактор. Но какой будет сюрприз, если выяснится, что Котеночкина все же была заражена СПИДом! И, когда Платон вернулся в номер с завтраком на подносе, я весело сказала: – Надо сегодня же написать запрос в роддом. Запоминайте: генетический код Татьяны Ромашовой и Надежды Котеночкиной, а также их анализы на венерические болезни и на СПИД. Да, и пусть копии их медкарт тоже на всякий пожарный пришлют. Платон охотно согласился, но выдвинул встречное предложение – не возиться с бумагами, а самим съездить в роддом и просто переписать нужные данные. А если окажется, что нужны официальные справки, вот тогда и запрос напишем. Но в роддом мы не поехали, поскольку события развивались непредсказуемо. Когда мы спустились в холл, сразу обратили внимание на рыжего мужика рядом со стойкой. На его плече висела большая дорожная сумка, в руке он держал раскрытый паспорт и выглядел бы обычным приезжим, если бы не какое-то опасливое выражение, с которым он быстро оглядывал холл, словно пытаясь понять, заметил ли кто-то его приезд. Платон быстро подошел к рыжему и вежливо сказал: – Лейтенант Зубарев, попрошу ваши документы! – А это вы зачем? – рыжий явно перепугался. – Документы предъявите! – не вступая в дискуссию, терпеливо повторил Платон. Мужик нехотя протянул ему паспорт. Я подошла поближе. – О, Петр Ромашов! – как родному, обрадовался прибывшему Платон. – Вы брат Татьяны Ромашовой? Так это я отправил вам телеграмму. Ну что, посидим в номере, побеседуем? – А на каком это, значит, основании нам беседовать? – Брат пропавшей наследницы решительно не проявлял склонности к общению с родной милицией. Странно, по идее он должен был сам кинуться в ее объятия, узнав об исчезновении сестры. – На основании того, что я представитель закона. – Терпению Платона не было предела. – Но если вам нужны более веские основания, могу оформить задержание. – Не, этого не надо! – переполошился безутешный брат. – Давайте так побазарим, начальник. Достигнув консенсуса, мы поднялись наверх, в наш номер, удобно расположились в креслах и начали беседу. Но узнать удалось немногое. Последний раз Петр видел свою сестру как раз три года назад, когда она решила переехать из Рязани в С-к. Что ее подвигло на такое решение, братец не знал. В Рязани Надежда работала медсестрой в местной поликлинике, жила вместе с братом в небольшой «двушке», но, поскольку основное время Петр проводил или с дружками, или на зоне, особо он сестре не докучал. – Чем ей плохо было? Считай, одна хозяйка в квартире, я там и не бывал вовсе. То хахалей водила, то подружек своих. Я не препятствовал. – Петр честно таращил глаза и чуть не бил себя в грудь для достоверности. – А потом вдруг подхватилась да уехала. Я ейные вещи до вокзала допер и все. – Петр Иванович, – ласково сказал Платон. – Ну зачем вы упорствуете? Ежу понятно, вы знаете, почему ваша сестра решила переехать и кто ее позвал. – Вот те крест, не знаю! – И он быстро перекрестился, глядя в пол. – Допустим, – вздохнул Платон. – А как же наследство, которое ваша сестра получила зимой? – Да вы что несете! – внезапно мужик разозлился. – Какое такое наследство? Матушка вот нам квартиру оставила – вот и все наше наследство. Понять, врет он или нет, было невозможно. – Значит, о наследстве не знаете, – подытожил Платон. – Хорошо, а сюда вы приехали зачем? – Так сестру искать! – Где? – Так там… Дома… Где же еще? – Я не ясно написал в телеграмме, что дом заколочен, а вашу сестру с весны никто не видел? – Ясно… Так что же мне, сестру не искать? – Петр Иванович, давайте закончим валять дурака. – Платон начал сердиться. – Если б вы перепугались, получив телеграмму, и примчались искать сестру, то прямая дорога вам была бы в милицию и лично ко мне. А вы, похоже, со мной знакомиться вовсе не собирались. – Как это, да первым же делом… – Ну и отлично, – одобрил Платон. – Мы познакомились. Так где искать Надежду-то будем? – Надьку-то? А не знаю. Вы власти, вам виднее. Мы бились с упрямым мужиком больше часа. В конце концов стало ясно, что толку от него добиться не получится, мы все вместе вышли из номера, довели его до стойки портье и ушли, попросив, если что, сразу обращаться в милицию. Выйдя на улицу, Платон нашел машину наружного наблюдения, в которой на сей раз сидел Миша, и попросил проследить за рыжим типом, который сейчас оформляется у портье. Миша привычно заныл, что его посылали следить за гостиницей, а не за типом, но Платон пообещал все исправить, причем немедленно. Мы сели в машину, и в ответ на мой изумленный взгляд Платон чуть смущенно пояснил: – Да у нас тут все по-простому. Городок маленький, можно без лишних формальностей договориться. Бумагу я оформлю за полчаса, но этот мутный тип, – он кивнул в сторону гостиницы, – куда-нибудь уйдет, ищи его потом по всему городу! А ведь знает что-то, черт рыжий, вот нутром чую! Вместо запланированного посещения роддома мы поехали в отделение, отыскали майора Федотова и буквально выбили из него постановление о наружном наблюдении за Петром Ромашовым. Затем вернулись к гостинице и отдали постановление недоверчиво глядящему на нас Мише. После этого я зашла в номер и долго говорила по телефону с няней и старшим сыном. Младший был в садике, а старший немного простыл, и его решили оставить дома. Было уже далеко за полдень, когда мы поехали в роддом. Проехали центр города, и тут я обратила внимание на странное оживление на улицах. Люди выскакивали из домов, что-то кричали и куда-то бежали. – Черт! – сквозь зубы выругался Платон, притормаживая. Я проследила за его взглядом. Слева, в нескольких кварталах от нас, как будто полыхал огромный костер. – Роддом горит. – Платон секунду поколебался, затем резко развернулся вправо, на ходу набирая ход. – Ты куда? – заорала я. – У пожарных две машины, а бригада только на одну наберется, – быстро объяснил Платон. – Не хватит одной машины, сгорит роддом! Я вторую приведу. – Выпусти меня! – Я схватилась за дверь, готовясь в случае отказа выпрыгнуть на ходу. Но он притормозил, я вывалилась из машины и изо всех сил понеслась туда, где над домами взлетали в небо веселые огненные языки. По дороге меня обогнала бешено воющая пожарная машина. Одна, как и предупредил Платон. Задыхаясь, я бежала следом, а в голове билась только одна мысль: все из-за меня! Я принесла несчастье в тихий городок. За мной следили и теперь подчищают следы. Из-за меня пропала семья Лидии Плещеевой и тихая бабуся Евдокия Ярославовна, а теперь могут погибнуть роженицы и их младенцы. Так, как в этот день, я не бегала никогда. Через несколько минут я была уже на месте и с ужасом смотрела на объятое пламенем деревянное трехэтажное здание. Пожарные даже не пытались сбить огонь, они выдвинули наверх люльку и снимали с третьего этажа женщин с плачущими младенцами на руках. Несколько девушек с выпирающими животами уже стояли внизу, рядом суетились тетки в белых халатах. Пытаясь унять дыхание, я оглядела подсвеченные изнутри заревом окна и чуть не закричала от ужаса. На втором этаже из распахнутого окна выглядывала совсем молоденькая мамаша, почти девочка, с малышом на руках. Плача ребенка и рыданий женщины слышно не было – треск пожара и крики обывателей заглушали все. Я открыла было рот, чтобы позвать пожарных, но тут же осеклась. Пожарная машина стояла у другого конца здания и пожарные были заняты тем, что поднимали лестницу к окну третьего этажа, в котором призывно махали руками две беременные. Поэтому они никак не могли успеть спасти девочку со второго этажа. Она поглядела на пожарных, тоже все поняла и сделала неловкую попытку залезть на подоконник. Словно играя в салочки, за ней рванулся нетерпеливый огненный язык. Я дико закричала, побежала к обвитой диким виноградом стене, уцепилась руками за водосточную трубу и начала медленно карабкаться наверх. Любовно раскрашенные гелевые ногти со страшной болью ломались, растрепанные волосы лезли в глаза, и я старалась не думать о том, что, даже если смогу забраться наверх, обратно с младенцем на руках мне уже точно не спуститься. Внезапно сильная рука сдернула меня со стены и отшвырнула в сторону. Не удержавшись на ногах, я плюхнулась на пыльный асфальт, а мужчина в темном свитере проворно полез наверх по той же водосточной трубе. Его гибкий силуэт показался мне смутно знакомым. За пару секунд мужчина вскарабкался на второй этаж, сел на подоконник, осторожно отобрал у девочки младенца и просто спрыгнул на землю. Я ахнула, думая, что сейчас он уронит ребенка, но он приземлился, спружинив ногами, и пошел ко мне, протягивая орущий сверток. Я стояла в полном оцепенении, не в силах даже пошевелить руками. Теперь я поняла, почему силуэт показался мне знакомым. Передо мной стоял мой муж. Буквально силой всучив мне ребенка, Ромка развернулся и снова кинулся к роддому. Девочка уже сидела на подоконнике и плача пыталась дотянуться до водосточной трубы. Ее руки скользили, и в любой момент она могла сорваться. А из ее комнаты рвалось наружу пламя. За пару секунд Рома поднялся наверх, рывком вытащил девочку на карниз – и вот они уже балансируют на узкой жестяной полоске. Прижав к себе ребенка и до крови закусив губы, я молча смотрела на эту картину. Стена была уже охвачена пламенем, и жестяная труба, видимо, нагрелась, поскольку девочка никак не могла ухватиться за нее. Спрыгнуть вместе с вцепившейся в него девочкой Ромка тоже никак не мог. Внезапно мощная струя воды сбила пламя возле жмущейся к стене парочки и наверх медленно по ехала пожарная лестница. Она была уже в полуметре от Романа, когда девочка сорвалась со стены, увлекая его за собой. Они с грохотом рухнули на металлические ступени, а я в полуобмороке опустилась на землю, к счастью, не разжав рук, в которых лежал притихший младенец. Из вовремя подъехавшей пожарной машины вылез Платон. Он помог девочке спуститься, а Ромка, спрыгнув на землю, рванулся ко мне. Глава 18 Стресс мы снимали в лучшем ресторане города «Малиновый звон». Угощал, разумеется, Ромка. Он вообще был страшно горд собой, выпячивал грудь колесом и смотрел на меня взглядом победителя. Я уже знала, что в огне все же погибли две беременные женщины, и никак не могла прийти в себя. Как все же загорелся роддом? Платон горячо уверял, что наше расследования к пожару отношения не имеет. Мы же не посылали туда никаких запросов, никто не мог знать о моих планах, и потому умышленный поджог полностью исключается. Пожарные кое-как затушили обгоревшие балки, и сейчас на месте происшествия работали медики, электрики и технические эксперты. По предварительным данным, виновата была неисправная проводка старого здания. В какой-то момент она не выдержала наплыва технического прогресса и, когда в палатах одновременно включили в розетки ноутбуки, фены, микроволновки и прочие чудеса бытовой техники, тихо загорелась. Роман только качал головой, слушая речи Платона. По его мнению, проводка испортилась как-то уж очень своевременно. Мужчины заказали жаркое из оленины, я решила ограничиться сырно-луковым супом. Но еду все не несли, зато коньяк призывно поблескивал в пузатом графине. Я пила рюмку за рюмкой «Реми Мартин», по телу постепенно разливалось тепло, напряжение от пережитого отступало, и до сознания начала доходить неприятная истина. Мой муж приехал в С-к следом за мной на арендованной в Москве машине, серой «ауди». Это он следил за нами по дороге к наследницам, это он бросил камень с запиской в окно гостиницы, напугав меня до полусмерти. Будто без него мне мало ужасов нашего городка! – Рома, – перебила я его излияния, – ты хоть понимаешь, КАК ты меня ночью напугал? Он сильно помрачнел и отставил в сторону рюмку коньяку. – Вероника, я ж не спрашиваю тебя, зачем ты пригласила на ночевку вот этого. – Он небрежно кивнул в сторону Платона. – И ты еще смеешь меня упрекать?