– То, что я тебе говорю – это вовсе не объяснение, – продолжала Кларисса. – Это описание техники. Увидела. Представила. Накинула крюк и натащила одно на другое. Когда первое совпало со вторым, твоя матка создала новую реальность. Если тебе нужно объяснение, то вот оно – ты не меняешь старый мир. Ты рожаешь новый. Таня недоверчиво усмехнулась. – Неужели такое действительно возможно… – Это возможно, Таня. Патриархия просто прятала от тебя твою силу. Если бы у женщин ее не было, почему, по-твоему, столько тысяч лет существовал матриархат? Как иначе мы смогли бы удержать самцов за уздечку? – Хорошо, – сказала Таня. – А как накидывать крюк? – Ты просто представляешь себе это. Например, есть человек, на которого ты хочешь повлиять. Ты воображаешь себе крюк, привязанный к веревке. Потом этого человека. А затем бросаешь крюк – и решаешь вопрос. – А если я не попаду? Кларисса засмеялась. – Представляй себе, что попала. Это зависит только от тебя… Не переживай так. Когда начнешь практиковаться, большая часть подобных вопросов исчезнет. Она подняла глаза на памятник. – Кто это? – Писатель Гоголь. – Давай посидим здесь на лавке. Смахнув со скамейки снег, они сели недалеко от памятника. Вслед за Клариссой Таня уставилась на Гоголя – и у нее мелькнула мысль, что подруга, наверное, может запросто зацепить его крюком и повалить. – А как должен выглядеть крюк? – спросила она. – Придумай его для себя. Пусть он будет такой, как тебе нравится. Абсолютно какой угодно. Но только, – Кларисса подняла согнутый палец, – все время один и тот же. Очень важно помнить его во всех подробностях. Когда ложишься спать, думай о нем. Смотри на него с разных сторон, пока не уснешь. Утром, как проснешься, начинай день с этого же упражнения. Надо, чтобы крюк стал для тебя внутренней реальностью и ты не испытывала во время броска никаких колебаний. Ты должна даже чувствовать его вес. Таня закрыла глаза. – Совсем любой? – спросила она. – Можно использовать одно воспоминание из молодости? – Конечно. – И я тоже смогу делать так, как ты в ресторане? Кларисса улыбнулась. – Уверяю, что тебя не будет тянуть на подобные подвиги. – Почему? – Поймешь сама. Очень хорошо поймешь. И не головой. То, что я сделала в ресторане, было учебной демонстрацией. Тебе предстояла встреча со Священной игуаной, и важно было поселить в твоем сердце веру. Вера дает силу. Но сам по себе мой поступок был глуп. Он ни на секунду не приблизил нас к торжеству над патриархией. – Ты говорила, что я смогу изменить мир. – Свой мир – да, конечно. Но одна игуана не в силах изменить своим крюком всю реальность сразу. Если бы такое было возможно, Аманда давно сделала бы это за нас. Мы должны действовать вместе, постепенно и незаметно. Всегда помни, что твоя энергия ограничена. Если ты растратишь ее на пустяки, не останется сил на важные вещи. Будь разборчива… Но ты поймешь сама. Таня кивнула. – Крюк я уже придумала. Вернее, знаю, какой он у меня будет. А как тянуть веревку? – Тут много разных способов, – ответила Кларисса. – Можно просто тянуть ее маткой. Такое годится для мелких операций вроде этого пивного хулиганства. Но если ты замахиваешься на что-то серьезное… Я, например, использую суфийскую технику ордена Мевляна. Я представляю, что превратилась в черную игуану, а потом начинаю наматывать веревку на себя. Вот так… Кларисса встала с лавки, соединила ладони на груди и как-то вся сложилась и съежилась. Она простояла так секунду или две – а потом, словно распускающийся в ускоренной съемке цветок, невероятно красивым и изысканным движением распрямилась, развела руки в стороны и завертелась вокруг своей оси. Она кружилась среди падающих снежинок быстро и легко, с улыбкой на лице чертя в воздухе широкие дуги раскинутыми ладонями – как впавший в блаженство флюгер. Прохожие оборачивались и показывали ей большой палец. Таня завороженно глядела на нее минуту. Это было прекрасно само по себе – а если Кларисса еще и наматывала на себя веревку с магическим крюком, что оставалось миру? Только подчиниться. – И долго ты так можешь? – Часами, – ответила Кларисса, останавливаясь. – Решаю вопросы – и заодно отдыхаю. Все, пойдем. Сидеть холодно. Таня встала с лавки, и подруги пошли по бульвару вниз. – Я так крутиться не смогу, – сказала Таня через минуту. – Тогда можно вот так… Кларисса сжала правую ладонь в кулак и стала делать плавные вращательные движения возле своего бока. – Представь, что у тебя вместо матки лебедка колодца. А ты крутишь ручку, наматывая веревку на лебедку. Если у тебя есть кошка, ты можешь ее гладить – и одновременно наматывать веревку. Некоторые старые нью-йоркские игуаны утверждают, что это усиливает эффект, потому что к делу подключается еще одна киска. А если гладить одновременно двух кисок, якобы выйдет еще мощнее. Но это просто лингвистическое суеверие. Гладить кошку хорошо для маскировки – чтобы самец не догадался, что происходит на самом деле… У Тани перед глазами до сих пор стояла вращающаяся Кларисса. – Я хочу как ты… Надо килограмм двадцать скинуть. Я уродливая, растолстела, как хрюшка. Кларисса нахмурилась. – Не надо так про себя думать. Не позволяй миру телопозорить… или как это будет… body-shame you. Если у тебя сохраняется негативный образ себя, если тебе стыдно за свой вид – значит, патриархия все еще удерживает плацдарм в твоем мозгу. – Но если я действительно стала уродиной… Кларисса взяла ее за руку. – Запомни, уродливы только хуемрази. Все они – просто однорогие козлы, воображающие себя единорогами. Любое женское тело красиво. Что может быть прекраснее Великой Матери? Если ты веришь в свою красоту, ты всегда сможешь заставить другого ее увидеть. Но если ты не веришь в нее сама, как ты это сделаешь? Таня вспомнила ночь, костер – и Клариссу, превращающуюся у нее на глазах в длинноволосую голубоглазую блондинку. Внутренняя манга, сказала тогда Кларисса. Внутренняя манга. – А как делать внутреннюю мангу? – тихо спросила Таня. Кларисса посмотрела на нее и засмеялась. – Видишь… Ты до сих пор мечтаешь сделать себя привлекательной для патриархии. И это настолько фундаментальный и могучий рефлекс, что он перекрывает все остальные голоса в твоем сознании. Сразу же. Таня покраснела. Кларисса была права. – Но я не виню тебя, – сказала Кларисса. – Это естественно. Тебя, как сидящего в клетке зверька, кормили за красоту – а потом выбросили на улицу. Такова судьба всех привлекательных женщин. Ты провела в рабстве всю жизнь, поэтому до сих пор думаешь как раба. Привычки ума меняются медленно, если меняются вообще. Таня опустила голову, и на ее глазах выступили слезы. На душе стало мрачно. Действительно, она только что готова была отдать всю свою новую свободу за пропуск назад – в омерзительный гарем мировой патриархии, где она провела свои лучшие годы. Мало того, ни одного желания сильнее, чем это, в ней не было. – Открою еще один секрет, подруга, – сказала внимательно глядящая на нее Кларисса. – Про body-shaming ты поняла. Но никому не позволяй и mind-shaming тоже. Никому не разрешается умопозорить… нет, так не хорошо – душестыдить тебя. Ты игуана. Ты не отвечаешь ни перед кем. Даже перед собой. Эти слова были для Тани как бальзам. – Хорошая новость в том, – продолжала Кларисса, – что тебе вовсе не запрещается быть привлекательной для патриархии. Тебе надо просто переосмыслить это желание. Делать из красоты оружие умеют многие женщины. Как сейчас шутят, weaponize pussy[26]. Но игуаны идут дальше – они не отождествляются со своей красотой. Для них это просто инструмент. Как нож или удавка. Глубоко внутри ты должна презирать патриархальные представления о женской привлекательности. – Я попробую, – сказала Таня. – Я сейчас без всякого энтузиазма… Без всякого возбуждения и желания… Просто в целях нашей борьбы… Как показать патриархии внутреннюю мангу? Кларисса насмешливо кивнула. – Угу. Уже почти поверила. Давай еще раз. Таня даже разозлилась. Дело в том, что сама Кларисса была очень хороша на самый строгий патриархальный вкус – поэтому в ее укорах при желании можно было увидеть лицемерие. С другой стороны, Таня не сомневалась, что красота Клариссы действительно всего лишь оружие, и ее мало заботят мысли самцов. Разобраться в этих чувствах было сложно. И вдруг она поняла, как ответить. – А ну кончай надо мной издеваться, ящерица, – сказала она неожиданно хриплым голосом. – Ты говоришь, никто не может меня душестыдить и телопозорить? Значит, это не смеешь делать даже ты. Я такая, какая есть. Со всеми своими патриархальными шрамами… Глаза Клариссы чуть повлажнели. Она обняла Таню и прямо на ходу чмокнула ее в губы. – Вот это моя девочка, – сказала она. – Теперь верю на сто процентов. Ты молодец. Ты лучшая. – Так что такое внутренняя манга? – Просто блесна для патриархии. Привлекательный образ себя. Манга может быть какой угодно. Но ты должна представлять ее во всех подробностях – так же, как и крюк. Дальше ты берешь и натаскиваешь мангу на себя. Или, если хочешь – на ловеласа… – На кого? – Я так называю хуемразь, которой ты предъявляешь внутреннюю мангу. Ловелас – это очень странное слово, кстати. Оно из старого английского романа, но в других языках его уже нет. Осталось только в русском и украинском. – Редкое, – согласилась Таня. – Я только в детстве слышала.