По глазам бородач не судил никогда – глазам можно придать любое выражение. А вот рот не обманет. Если скривлен на одну сторону, значит, перед тобой человек бешеного нрава, но прикидывающийся тихоней. Если верхняя губа вдвое толще нижней – порочный. Если обе губы тонкие, а уголки загибаются вверх – лживый и подлый; опущены вниз – злобен и себе на уме. Выходило, конечно, что вокруг люди сплошь подлые, злые да распутные. Но случалось встретить и других. К примеру, нижняя губа, вздутая посредине, ясно показывала, что обладатель ее жаден и злопамятен, как ростовщик. Рассеченная надвое – что руки его обагрены кровью по локоть. А какие рты бывают у людей добрых, щедрых и милосердных, Андрэ не знал. Ему такие не встречались. Толстячок шаркнул ножкой, будто собираясь раскланяться. Младший конюх графа по имени Жермен, припомнил Андрэ. – Куда ведет? – кратко спросил бородач, кивнув на дверь. Он предпочитал не тратить время на лишние слова. – В южную галерею, – охотно отозвался конюх. Что ж, ясно. Девка пряталась здесь. Наверняка перевязала руку. До этого кровь встречалась каждые десять шагов. Андрэ не везде видел пятна, но чувствовал запах крови, крови – и страха. Чутье его не подвело. Первый раз за все время поисков они действительно наткнулись на ее след. До этого безмозглые слуги утверждали, что горничная скрывается в одном из погребов или многочисленных подвалов. Она-де когда-то работала на кухне, и с тех пор ей известны все подземные норы, скрытые в толще холма. Бородач был уверен, что в погребах искать нет смысла. Там холодно. Она предпочтет другое укрытие. Он оказался прав. Воровка была здесь и вернулась в замок. Андрэ встал, толкнул дверь. Из щели потянуло сквозняком и сыростью. – Из галереи – куда? – по-прежнему кратко спросил он у конюха. – Куда угодно, – хмыкнул Жермен. – Хоть в главную башню, хоть в другие галереи. Птичка знает все лазейки. Заметив приоткрытую дверь, люди взволновались. По толпе пробежал гул. – Она там! – крикнул кто-то. – За мной! – Южная галерея! – Обыскать все! Мимо пронеслась стража, едва не сбив Андрэ. Бородач нахмурился, но не двинулся с места. Что проку обшаривать те закоулки, где девчонка уже побывала? Нужно идти туда, где она сейчас. Как сказал толстяк? «Птичка знает все лазейки». Андрэ поднял глаза на младшего конюха. Тот, казалось, с любопытством ждал следующего вопроса. – Что еще? Тот недоуменно вскинул брови. Пришлось разъяснить: – Ты сказал, она хорошо знает замок. Что еще она умеет? Жермен задумался. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, чего хочет странный бородач. – Поет красиво, – сообщил он. – Голос у нее нежный, как колокольчик. Андрэ обдумал сказанное и качнул головой: не то. – Прислуживает Элен, старшей дочке нашего господина. Бородач снова дал понять, что это не подходит. В покои девиц уже отправили стражников. – Что еще? – Жермен поскребся в шапке курчавых волос. – А, вспомнил! Когда она играет в «палку-веревку», от нее глаз не отведешь, клянусь покойным папашей! Вот уж что удается ей лучше всего! Сиськи-то у нее так и подпрыгивают! Слуга маркиза даже не улыбнулся. Таращился, словно не понимая, о чем ему говорят. – Ты что, бабы ни разу в жизни не видел? – хохотнул младший конюх. Прижал к себе две ладони и показал, подергивая вверх-вниз: – Вот так: прыг-скок, прыг-скок! Он радостно загоготал и смеялся до тех пор, пока бородач не шагнул к нему. Взглянув на его лицо, Жермен осекся и прикрылся рукой. Однако Андрэ просто прошел мимо. Верно говорят: чем полнее бочка, тем меньше звона. Толстяк громыхает так, словно внутри у него ничего, кроме пары дырявых монет на самом дне. Конюх сразу пожалел о своей шуточке. Если это костлявое пугало пожалуется господину, ему не поздоровится. – Она много возится с лошадьми, – заискивающе поведал Жермен в узкую, обтянутую рубахой спину. – И с собаками. Каждый шелудивый кобель в округе слушается Птичку. Видать, девка знает к ним подход. Андрэ остановился и всем телом обернулся к нему: – С лошадьми, ты сказал? – Лезет ко всем подряд, – с готовностью подтвердил Жермен. – Даже к тем, кто… – Заткнись. Андрэ к чему-то прислушивался. Неподалеку приглушенно гавкнул пес и смолк, будто передумав. – Где это? – Возле конюшни, – не задумываясь, ответил Жермен. По мертвенному лицу Андрэ скользнула кривая улыбка. Увидев ее, младший конюх пожалел о своем намерении подшутить над бородачом. – Показывай дорогу, – велел Андрэ. – Она там! Николь напилась из бадьи, забытой в конюшне кем-то из нерадивых подручных Гастона. Застоявшаяся вода плескалась на самом дне и воняла болотом, но девочка жадно выпила все до последней капли. В ней не было злости на Элен, лишь глухое тоскливое недоумение. Но маркиза де Мортемара она боялась так, что при одном воспоминании о его вздернутой губе из желудка подскакивал к горлу отвратительный ком. Воздух конюшни, привычный с детства, понемногу привел ее в себя. Над свежим ароматом опилок и тяжелым духом конского навоза витал летний запах сена и распаренного овса. Утром овес разложат по кормушкам загорелые руки конюхов. Но до этого времени Гастон придет на свой первый обход. У Николь созрел план побега. Она дождется дядюшку и умолит тайком вывезти ее из замка. В крестьянских хозяйствах под Божани всегда требуются помощницы. Она укроется в самой глуши, а там… А там будет видно. Николь подавила смутную тревогу, которую внушала ей главная фигура ее замысла, Гастон Огюстен. Преданность старшего конюха хозяину вошла в поговорку. «Служит как Гастон», – говорили о верном и усердном слуге. Но не выдаст же он собственную племянницу! Девочка притащила охапку соломы, сгребла для тепла опилки. Опустилась на колени и вознесла краткую молитву Святому Франциску, покровителю путешественников и беглецов. Внезапно лошадь, до этой поры стоявшая смирно, подалась вперед и раздула ноздри. Насторожилась и Николь. – Что там, Птичка? С кобылой творилось что-то неладное. Она вытянула шею и стала похожа на гончую. Уши плотно прижаты, белки глаз сверкают в лунном свете, зубы оскалены. – Тише, тише, милая! Все хорошо. Выскользнув из денника, Николь приблизилась к воротам конюшни. И вдруг сквозь щель между досок заметила снаружи свет. Девочка замерла. Послышались шаги, к первому факелу прибавился второй. – Здесь лаяли, – заверил грубоватый голос. Николь узнала младшего конюха. – Собаки-то вроде как спят, – возразили ему. Но кто-то проговорил сипло и медлительно, растягивая слова: – Они бы не брехали на нее. Девка в конюшне. Николь прижала ладонь к губам. Ох, вот и дождалась Гастона.