– Я по велосипеду, – усевшись, напомнила Мымарева. – Вы собираетесь воров наказывать или нет? – Наказываем-то не мы, а суд. – Игнат развел руками. – Сколько вы за велосипед заплатили? – Так говорила уже – двадцать рублей! Люди, пытающиеся все взять нахрапом, как вот Мымариха, обычно не очень-то умные. Хитрые – да, подлые, но хитрость и подлость – еще не ум. Хотя для многих и это – подспорье. – Так-так… Двадцать… – Ревякин покивал и пододвинул к себе «объяснения». – А сумму кто-то подтвердить может? – Так сын мой, Мымарев Никита. Я же ему деньги давала, а он покупал. – Двадцать рублей, ага… Когда это было? – Да уж и не помню точно… Где-то в начале месяца. Мымариха спинным мозгом почуяла какой-то подвох и занервничала. Ревякин ей явно не нравился. – А что, вы теперь это дело ведете? – Дела – в прокуратуре и следствии… А у нас так, материалы… Ваш – у меня теперь. – Инспектор усмехнулся. – Потому как мой коллега, лейтенант Дорожкин, уходит в положенный по закону отпуск. Да-да, в милиции тоже отпуска есть. – Отпуска у них… Воров малолетних расплодили! – Так вот насчет денег… – Не обращая внимания на возмущение заявительницы, Игнат частично «зачитал» «объяснение»: – «Андреева Кира Михайловна, продавец магазина райпо, показала… что Мымарева Никиту хорошо знает…» – Еще б не знать! Соседка ведь. – Мымариха хмыкнула. – Та еще вертихвостка! – Так вот, – невозмутимо продолжал опер, – она же показала, что третьего июня сего года Мымарев Никита купил в их магазине два брикета мороженого «Пломбир» стоимостью сорок восемь копеек каждый. Разумеется, в новых ценах. Вы деньги ему давали? – Может, и давала… Не помню уже. – Хорошо, продолжим… «Объяснений» у Ревякина оказалось много – штук десять. От продавщицы магазина «Заря», где Мымарев Никита купил две коробки конфет стоимостью два рубля восемьдесят копеек; от продавцов магазина ОРСа, от продавцов хлебного магазина, от продавцов… Да не было такого магазина, где бы не отметился пронырливый юноша! Прямо шастал по магазинам и все покупал, покупал, покупал… И не по одной шутке, паразит, брал! – Молоко сгущенное с сахаром по пятьдесят пять копеек – три банки, молоко сгущенное без сахара по двадцать восемь копеек – четыре… – методично перечислял Ревякин. Кроме сгущенки, конфет и мороженого Никита еще «покупал» сыр «Российский» – полкило (рубль пятьдесят), палку колбасы по два двадцать, кило буженины (четыре двадцать), торт «Ленинградский» (два шестьдесят), зефир по два рубля, пастилу за рубль шестьдесят и три шоколадки по восемьдесят копеек. И это не считая всякой мелочи типа лимонада или развесных конфет! – Всего – девятнадцать рублей пятьдесят шесть копеек. Новыми, – тут же подытожил опер. – Хм… буженина, торт «Ленинградский»… – Мымарева подозрительно прищурилась. – Это где ж он таких дефицитов набрал? – Ха! – Опер повел плечом. – Вы же умная женщина, Валентина Терентьевна! Вам ли не знать, в какое время у нас все дефициты выбрасывают? Конечно, с утра, когда все на работе. А у ребят – каникулы. – Ну, магазинщики! – зло выпалила Мымариха. – Вот кого проверять! А Никитка… ух, гаденыш… ла-адно, дома поговорю… То-то я смотрю – вся квартира в фантиках! Ладно, пошла я… – Так, насчет велосипеда… – напомнил Ревякин. – Я его должен изъять на время рассмотрения материала. Потому как тут все сложно, оказывается, и без предмета предполагаемого преступления никак нельзя! Заявительница ничего не ответила – вышла… выбежала даже… – Ну, вот, – глянув на приятеля, покровительственно промолвил Игнат. – А ты – велосипед, велосипед… Дорожкин со вздохом покачал головой: – Все же сомнительно как-то… – А ты не сомневайся, а пиши отказной! Алтуфьев точно подпишет… Ох, не забыть бы его звездочки обмывать позвать. – Думаешь, приедет? – Если дел много – вряд ли. Но позвать надо обязательно! Да, Игорек… – Ревякин хитровато улыбнулся. – Я тебе с велосипедом помог? – Ну… – Теперь ты мне. – Да ты говори, чего надо-то. Игнат шмыгнул носом: – Марусевич к тебе за брошкой приходила? – Ну да… Ты ж ее и отправлял! – А место, где эту брошку нашли, помнишь? – Ну, ты заладил, – отмахнулся Дорожкин. – Девчонки собственноручно все написали. Ну, которые нашли. Мезенцева Катерина и Женя Колесникова. Да ты их знаешь. – Колесникову – да, – припомнил Игнат. – А Мезенцеву… Вспомнил! Ну да, года два назад ее старшего брата опрашивал по краже. Блондинка такая… – Хорошая девушка… – Кто бы спорил? А-а! Так это та самая… Брижит Бардо! Ну, Игорь… Дорожкин смущенно вытащил сигареты: – Будешь? – Давай. – А объяснения их как раз в этой пачке… За клубом нашли. Ну, где все обычно дерутся. – Понятно. – Закуривая, опер чиркнул спичкой. – Скатаемся? Поможешь там все осмотреть? Понимаешь – «потеряшка». Найдется, конечно… А вдруг нет? Так что чем больше бумаг, тем лучше. – А, вот ты про что… Конечно, съездим. Хоть вот прямо сейчас. – Давай после обеда лучше. Думаю, вдруг там еще что найдем. Автобусный билет, блокнотик, пудреницу… – Еще скажи – комсомольский билет или паспорт! – Да уж, это было бы совсем хорошо! * * * Коля сделал последний рывок, оттолкнулся ногами от какой-то увязшей на дне коряги, раздвинул головой ряску… судорожно схватил ртом воздух… И почувствовал, что его снова тянет на дно, закричал из последних сил: – Помогите! Пом… Крикнул – и закашлялся. Снова набрал в легкие воздух, пытаясь выбраться, забил по воде руками… и снова ощутил под ногами какую-то твердь… Чуть приподнялся… перевел дух… Что-то, на чем он стоял, стало вдруг медленно уходить вниз, на дно… Собственно, оно, это что-то, и было на дне… и куда-то еще погружалось. Вместе с Колей! Вот уже по грудь… скоро и – по шею, а потом… – Помогите! Ли-и-ина! Где-то наверху, на пригорке, затрещали кусты… Показалась Лиина! Мокрая, растрепанная, с расцарапанными ногами, в красных купальных трусах и наспех наброшенной рубашке. – Спокойно, Коля! – Девчонка подбежала к самой трясине. – Слушай меня. Набери воздуха… – Ага… – Мальчишка между тем продолжал погружаться… – Теперь падай на грудь и так загребай руками… Ну! – скомандовала Лиина. – Прямо в бо… – Падай! Раз, два! Пересилив страх, Коля упал в болото… Примерно так падают в воду не умеющие плавать, когда купаются… – Молодец! Загребай все под себя! Тину, ряску… листья… Молодец! А я пока палку… Истово работая руками, Коля вдруг обнаружил, что больше не тонет, а просто лежит на поверхности, будто плывет… правда, все равно потихоньку…