«То, что нашумели, это плохо, но было всего лишь несколько выстрелов. Авось пронесет, – подумал лейтенант. – Из Бурмихи никто не ехал, немцы не могли среагировать мгновенно. Может, не слышали? Однако рассчитывать на это не стоит. С обратной стороны дороги тоже все было тихо, посторонние машины к посту не приближались. Долго ли продлится везенье?» – Леха, слушай сюда, – пробормотал Глеб. – Времени в обрез, работать пулей. Четверо, ты в том числе, должны переодеться в то, что не особо окровавлено. Остальные в кузов. Сам сядешь за руль головной машины. Я с тобой. Тела в кювет на ту сторону, присыпать снегом. Ищите канистры с бензином. Живо, боец! У нас в запасе четыре минуты. Он бросился к ведомому грузовику, вскарабкался в кузов. Все отлично. Там ящики со снарядами и минами. Впрочем, кузов был забит не полностью. В нем хватало места для нескольких бойцов. Шубин спрыгнул на дорогу, побежал обратно. Люди возились, вытряхивали трупы из обмундирования, сбрасывали в кювет. Косаренко отыскал лопату в кузове, стоял на краю водоотводной канавы, засыпал тела снегом. Работа двигалась к завершению. Самое смешное состояло в том, что избитый и задушенный гауптман еще подавал признаки жизни. Он пускал пену изо рта, пытался продохнуть. Шубин стянул с него шинель, сапоги, отыскал фуражку, похороненную под снегом. Он в спешке облачался во все это, проверил пистолет в кобуре, документы на груз в планшете из мягкой кожи, удостоверение личности. Лейтенант преображался так не впервые. Дело было привычное, душа терпела. Кто он на сей раз? Шубин посветил фонарем. Гауптман Отто Шпигель, заместитель начальника штаба 225-го артиллерийского полка. – Трогай, Карабаш, только не гони, не дрова везешь, – заявил он и прыгнул в кабину. Карабаш застегивал пуговицы на шинели, чертыхался. Каска сваливалась с головы, руки тряслись, не справлялись с ремешками. Машина медленно тронулась, переломила закрытый шлагбаум. Не было времени и резона возиться с этой штукой. В кузове переругивались бойцы, впервые надевшие вражескую форму, жаловались, что от них разит потом. Эти фрицы – такие вонючки! Кто-то посмеивался. Дескать, можно подумать, что твоя фуфайка розами благоухает. – Навыдумывали эти черти каких-то слюнявчиков. Тяжелая зараза!.. – ругался Карабаш, одной рукой справляясь с рулем, другой заправляя под воротник массивную цепь металлического медальона, отличительного знака полевой жандармерии. К символике немцы подошли основательно. Бляха имела фигурную форму, изображала орла, под ним – название ведомства готическим шрифтом. Пуговицы по углам медальона лакированы люминофором, чтобы вражеский снайпер в темноте не промахнулся. В зеркале заднего вида показались огни. Со стороны поля к посту приближались две машины. Пока еще они были далеко, но через пару минут подойдут к шлагбауму. Картина явно не порадует фрицев. На посту никого, шлагбаум сломан, кровь на проезжей части. В кювете, если присмотреться, целая коллекция свежей мертвечины. – Прибавь газку, Леха. А то тащимся как пришибленные. За окном проплывали избы частного сектора, заметенные снегом. Немцев пока видно не было. В этой части населенного пункта они не стояли, но скоро появятся, это дело считаных минут. Если подтянутся и те, которые сейчас сзади, то дело примет откровенно скверный оборот. В зеркале заднего вида поблескивали огоньки. Две немецкие машины уже притормаживали у разгромленного поста. Счет времени шел на минуты. Как же некстати вывернул из переулка грузовик с солдатами! Он двигался навстречу, с пассажирского сиденья кто-то высовывался, махал рукой. Шубин в ярости ударил кулаком по панели. – Тараним, товарищ лейтенант? – деловито осведомился Карабаш. – Я сейчас кому-то протараню! – Глеб выдохнул и как-то сразу успокоился. Все в порядке. С неприятностями нужно бороться по мере их возникновения. Грузовик приближался, шел по самой середине проезжей части. Брать его на таран было глупо и недальновидно. – Тормози, Карабаш, и будь начеку. Если не знаешь, как справиться с ситуацией, то попробуй проявить миролюбие. Эй, в кузове! – прокричал лейтенант в разбитое заднее оконце. – Не стрелять, сидеть смирно, по-русски не материться! – А по-немецки не умеем, товарищ лейтенант, – заявил кто-то из бойцов, кажется, Федор Ванин. – Ладно, помолчим. Вы уж сами договаривайтесь. Грузовик с солдатами остановился. Карабаш тоже плавно выжал тормоз, подтянул к себе рукоятку автомата. С подножки грузовика спрыгнул фельдфебель, засеменил наперерез. Колонна, идущая навстречу, видимо, не внушала ему опасения. Свои же! Шубин приоткрыл дверь, перегнулся. – Что случилось, герр гауптман? – взволнованно прокричал немец. – Мы слышали выстрелы со стороны поста. Там все в порядке? Виноват, фельдфебель Шульман, группа реагирования. – Какой уж тут порядок, Шульман! – злобно выкрикнул Глеб. – Какие-то бандиты пытались атаковать пост как раз в тот момент, когда мы к нему подошли. Их планы потерпели неудачу, наши солдаты уничтожили всех троих, обошлось без потерь. Груз не пострадал. Ситуация штатная, ваше присутствие на посту не требуется. – Вы уверены в этом, герр гауптман? – Шульман колебался. – Разумеется. В противном случае офицер, старший на посту, связался бы по рации с начальством. Разворачивайте свою машину, все в порядке. Немецким языком лейтенант разведки владел сравнительно сносно, частил без запинки. Слова сами срывались с губ Глеба. Сомнения вызывал лишь акцент, но его можно было списать на уйму диалектов. Однако фельдфебель что-то почувствовал. Он не был самым безнадежным идиотом. – Хорошо, я вас понял, герр гауптман. – Немец мялся под открытой дверью, и Глеб едва сдерживался, чтобы не ударить его пяткой в скулу. – Предъявите документы на груз, если вам не трудно. – Мне не трудно, Шульман, – резко отозвался Глеб, извлекая стопку бумаг. – Вот, пожалуйста, можете ознакомиться. Но мы отстали от графика. Нам пришлось задержаться на КПП. Если выяснится, что груз задержали еще и ваши люди, то руководство сделает выводы. Поторопитесь, Шульман, нам всем не нужны неприятности. Можете осмотреть груз, но это повлечет еще большую задержку. – Я вас понял, герр гауптман. Не стоит нервничать. – Шульман осветил бумаги, что-то выронил, стал поднимать, извинился. Из кузова высовывались головы в немецких шлемах. Шульман не мог их не видеть. Нервозность усилилась. Две машины уже стояли на КПП. Если там начнется стрельба, то будет совсем беда. – Прошу прощения, герр Шпигель, все в порядке. Я просто выполняю свои обязанности. Счастливого пути. Берегите себя от неприятностей. – Спасибо, Шульман, постараемся, – ворчливо буркнул Глеб, убирая бумаги. – Мы уже почти приехали. Грузовик с солдатами сорвался с места и свернул в проулок. Однако радоваться пока было нечему. В поле мерцали огни двух машин. Скоро эти немцы доберутся сюда и поднимут тревогу. Машина тронулась. За ней покатил грузовик с боеприпасами, затрясся прицеп. План улиц стоял перед глазами Глеба. До Часовой несколько поворотов. Шубин взглянул на циферблат. До назначенного времени осталось восемь минут. Он знал, что Верещагин вылезет из кожи, сделает невозможное. Но не все в этом мире зависит от нашего желания. Мимо проплывали улочки, палисадники, заваленные снегом. Справа обозначился широкий проезд. Обычно колонны там не ходят, но сегодня пойдут. Ширины проулка хватило, чтобы в него протиснулся тяжелый грузовик. Карабаш закусил губу и вписался в поворот. Трехтонник не отставал, зацепил бортом ограду, посыпался штакетник. Вот и улица Пролетарская, довольно широкая. Машины встали посреди дороги. До улицы Часовой с ее арсеналами отсюда было два квартала, полторы минуты езды. Шубин спрыгнул с подножки, побежал к кабине второго грузовика. Высунулся водитель в шинели вермахта. За версту понятно, что никакой он не немец! – Спрыгивай, парень, капот открывай, делай вид, что устраняешь неисправность. Поломка у тебя, соображаешь? Несколько минут простоять надо. Кто там рядом с тобой, Косаренко? Подготовить канистры с бензином, спички держать наготове. Прицеп отцепить, оставить здесь. Заскрежетала крышка капота. Водитель вскарабкался на бампер, перегнулся, вдохнул моторную гарь и закашлялся. Патрульный мотоциклет выпрыгнул из проулка как черт из табакерки! Водитель вписался в поворот, вырулил на большую дорогу. Картина, которую он увидел, несколько удивила его, но подозрений не вызвала. Шофер копался в двигателе крупнотоннажного грузовика, поодаль блуждали солдаты. Мотоциклист решил остановиться, чем подписал себе и товарищам смертный приговор. Пулеметчик остался в коляске, остальные неторопливо спешились, размяли кости. – Опять эти дойчен зольдатен, – заявил Карабаш. – Так и лезут. Разберетесь с ситуацией, товарищ лейтенант? Вы же у нас мастер по улаживанию острых моментов. – Ты еще громче скажи, – процедил Глеб. – Не знаешь немецкого, так молчи в тряпочку. – Отчего же, знаю, – с обидой заявил боец. – Но куда моим знаниям до ваших, фундаментальных. – У вас проблемы, герр гауптман? – спросил мотоциклист, когда Шубин подошел к нему. – Вы оказались не на той дороге. Мы можем чем-то помочь вам? – Задержка по технической причине, – сказал Глеб. – Мы сбились с маршрута, впервые выполняем это задание. Гауптман Крюгер, занимавшийся перевозкой, нынче приболел. У него две пули в голове. Глаза мотоциклиста недоуменно блеснули. Лезвие ножа вошло в живот, под грудную клетку. Мотоциклист задрожал, стал хвататься руками за воздух. Остальные не заметили, как у них за спинами выросли люди в немецкой форме. Григорий Ванин перерезал горло солдату, тот запоздало схватился за рану, рухнул на колени. Пулеметчик в коляске получил прикладом в загривок, потом еще пару раз. Хрустнули шейные позвонки. Бойцы привычно потащили тела в кювет, отвели в сторону мотоцикл. До назначенного срока оставалась минута. Нервы у Глеба уже не выдерживали. – Товарищ лейтенант, канистры подготовлены! – крикнул Косаренко. Любая случайность могла привести к провалу. Никто не знал, что сейчас происходит на улице Кавалерийской. Она наверняка напичкана патрулями и часовыми. Штаб окружен пулеметными ячейками, укрытыми за мешками с песком. Верещагин опоздал на три минуты. Ничего, погрешность в пределах допуска. Его группа, насчитывающая больше двадцати человек, проникла в Бурмиху с юга. Тот район практически не охранялся. Партизаны выдали себя за полицаев, шли с белыми повязками, в немецких утепленных полевых кепи. Несколько человек нацепили на головы каски. Районы с избытком патрулей они старались огибать, сняли чересчур назойливых часовых на перекрестке, тела утрамбовали под забор и забросали снегом. В пять часов утра штаб дивизии на Кавалерийской улице подвергся массированному удару. Комендантская рота насчитывала более ста человек, состояла из трех взводов, задействованных в охране различных объектов. Подразделения были рассредоточены по всей Бурмихе, для их сбора в одном месте требовалось время. Группа Верещагина была вооружена лучше прочих. Каждый боец имел по четыре гранаты, автоматическое оружие. В группе насчитывалось три ручных пулемета. В авангарде шли разведчики Шубина – Краев, Барковский, Толик Иванчин. Поддельные полицейские возникли из безымянного проулка, построились в колонну по два и двинулись к штабу. Шли они дружно, держали строй, разве что песню не пели. Патрули с удивлением косились на них. О перемещениях крупных подразделений коллаборационистов им никто не сообщал. Колонна прошествовала полквартала, подошла к зданию за решетчатым забором. До войны в нем работала общеобразовательная школа. В пулеметное гнездо за мешками с землей полетели гранаты. Диверсанты перетекли на территорию школы, открыли плотный огонь по окнам, за которыми брезжил свет. Часовые на крыльце даже не успели выстрелить. Из здания выбежали несколько солдат и мигом полегли. Бились окна, в них летели гранаты. В одном из помещений на первом этаже вспыхнул пожар. Немцы с криками метались в огне. Подверглось жестокому удару офицерское общежитие, находящееся рядом. Гранаты взрывались на обоих этажах. Вспыхнул узел связи в подвальном этаже. Эта свистопляска продолжалась несколько минут. В зданиях никого не осталось, погибла большая часть штабных офицеров.