Корделия Па Уходя от Второй городской тарелки, «Тетя Жиголо» выхлопом двойного термоядерного двигателя осветила запущенные улицы и норы. Крепкая старушка двадцать минут вгрызалась в небесную темноту. Тряслись стены и палуба. На двадцать первой минуте она миновала невидимый энергетический занавес, скреплявший тарелку и не дававший ее воздуху рассеяться в пространстве, и тогда главный двигатель отключился. По всей длине корпуса заработали маневровые сопла, разворачивая корабль к неизвестной мне цели. «Тетя» начала ускорение. Когда она набрала необходимую для прыжка в высшие измерения скорость, вступили в действие могучие силы, скопившиеся во фрактальных витках внутри ее лязгающего металлического сердца. Эти потоки энергии, направленные вдоль торчащих из ее носа лопастей, прорвали в ткани вселенной круглую дыру. Звездный свет по ее краям разбивался на радужное гало. Посреди открылась туманная, продутая ветрами пустота. «Тетя Жиголо» гнала вперед, к созданной ею червоточине; далекие холодные звезды освещали ее тупой нос. На пороге портала она развернула сетчатые остроконечные крылья, черные на фоне космической тьмы, и простерла их перед собой, ища опоры почти в неосязаемой ткани гипера. По обшивке заиграли щупальца тумана, но она была упряма, как мотылек, притянутый ревущим пламенем газовой горелки. Снова заработали термояды, и она очертя голову ринулась в бездну. Я, в главном пассажирском салоне за носовой рубкой, побледнев, цеплялась за подлокотники и таращила круглые глаза. Рядом сидела равнодушная Ломакс. Из вентиляции тянуло застоявшимся воздухом с металлическим привкусом. На взлете помещение сотрясалось, словно погремушка в руке великана. Проход в червоточину дался еще тяжелей, еще хуже, чем я ожидала, однако, как только мы вышли в гипер, полет стал плавным. Палуба еще подрагивала, но Ломакс своим примером показала, что уже можно отстегнуть ремни безопасности и без особого труда встать на ноги. — Пойдем, — позвала она. — Хочу показать тебе рубку. Я отстегнулась, но осталась сидеть. — Зачем? — Затем, что этот корабль теперь твой дом, так что неплохо бы с ним познакомиться. Я оглядела швы переборки и дотронулась до материнской цепочки на шее. — Мой дом? — Да. — Ломакс бросила взгляд на люк в передней стене. — Паук не в восторге, но так хотел старик. — А старик — это мой отец? Ломакс скрестила руки на груди. — Я же сказала: «Тетя Жиголо» — его корабль. А он велел взять тебя на борт. — Он здесь? Я с ним увижусь? — Не так сразу. Мы его подберем на следующей остановке. Пока здесь только Гант и Броф. Гант — пилот, а Броф — механик. Драфф, естественно. Ты с ними потом познакомишься. В салон проскользнул Паук. — Как там? — спросила его Ломакс. — Не так уж плохо, — ответил он, привалившись бедром к дверному проему. — В Редлуме будем вовремя? — Через пару дней. — Хорошо. — Ломакс крепче сжала свои локти. — Не хочу и лишней секунды терпеть ту штуку на борту. Длинные пальцы Паука теребили бороденку. Уголки губ тронула усмешка. — Артефакт как артефакт, шкип. Мы ли не таскали их сотнями? — Нет, — покачала головой Ломакс, — с этим что-то не то. Он мне не нравится. У меня от него мурашки по коже. Чем скорее сгрузим его с корабля и передадим Хагвуду, тем я буду счастливее. Она обернулась ко мне: — Ты выросла на тарелках. Знаешь, что такое артефакты? — Какие? — Любые, — пожала плечами Ломакс. Я облизнула губы. — Мы с Мики — старьевщики. — Стало быть, ты и сама их находила? — Нечасто. — Я почесала щеку. — Ничего крупного. Несколько целых ваз, странные статуэтки, всякая ерунда. Больших денег на этом не заработаешь, только-только чтобы прожить. — Да ну? — дернула бровью Ломакс. — Такие вещи, особенно произведения искусства, стоят целые состояния. Похоже, вас облапошивали? Я уставилась на ладони, не зная, куда девать глаза. Женщина похлопала меня по плечу: — Не принимай близко к сердцу. С предложением и спросом всюду одинаково. На том богачи богатеют, что бедняки потеют. Это везде так. Я хмуро обвела взглядом стены. — Богачи — такие, как вы? Раздался безрадостный смешок. — Нет, милая. Мы не богатые, куда там. Мы не продаем груз, мы его только доставляем. Просто курьеры. — Ломакс расплескала ботинком натекшую на полу лужицу конденсата. — Разве богатые так живут? — А мой отец? — Он всегда увлекался артефактами. По-моему, и возит их затем, чтобы проводить время рядом с ними. Он часами торчит в трюме — просто любуется. — Когда я его увижу? — Скоро. Мы сейчас летим за ним. — Ломакс закусила нижнюю губу. — Эти две недели Ник занимался довольно деликатными переговорами на Редлуме. — Отца зовут Ник? — Ты не знала? — Она коротко остриженным ногтем почесала лоб. — Да. Ник Мориарти. — Мориарти. Имя оставило на языке странный привкус. Я потерла глаза и, подняв взгляд, увидела, как смягчилось лицо Ломакс. — Не волнуйся, детка. На тебя много всякого навалилось сразу. Все будет хорошо. — Но чего же он хочет? — Хочет, чтобы ты жила с ним на корабле. — Почему? Улыбка Ломакс стала чуть жестче. — Готовит себе смену. — Какую смену? — На место капитана этого корабля. Я закрыла глаза. — И что мне теперь делать? — Он оставил тебе сообщение. — Ломакс постучала подушечкой указательного пальца себе по губам. — Записал, перед тем как мы его сбросили. Оно у него в каюте. — Можно посмотреть? — Пойдем со мной. Женщина протянула руку, а я, не зная почему, приняла ее и позволила поднять себя на ноги. Мы вдвоем прошли к переднему люку, в носовую часть корабля. Ноги наши плюхали по мокрой палубе. На пороге люка Ломакс обернулась: — Паук! — Что? — Найди уже эту треклятую протечку.