— Да уж, — хмуро отозвалась я. Пальцы в перчатках звенели. Я сжала их в кулаки и сунула в карманы. В ботинках все еще хлюпало, но подошвы стояли теперь на голой тарелке. Мишель округлившимися глазами уставился на меня. — Куда подевалась вода? Я на пробу ковырнула пол носком ботинка. — Чтоб я знала! Может, здесь есть сток? — Распрямившись, я оглядела сырые стены шестиугольной шахты. — Лучше бы нам сюда не соваться. — Опять я во всем виноват? — подбоченился Мишель. Я смотрела на лоскут неба над головой. — Я же не так сказала. — Зато подумала так, разве нет? — Нет. — Я замученно повела бровью. — Врешь, у тебя всегда я виноват. — Неправда. — Да ну? — Мишель скрестил руки на груди. — А помнишь прошлогодние посиделки в Камышовом квартале? А близнецов Лестеров забыла? Я стала проталкиваться мимо него. — Не до того сейчас. Надо выход искать. — Пусть так, — оскалился Мишель, — только не забывай: это ты удирала от патрульных. Из-за тебя в нас стреляли. Не заведи я тебя сюда, ты бы уже была под арестом или покойницей. Раз в жизни я вытащил нас из заварухи, а ты хоть бы спасибо сказала. Я уловила внезапное движение за плечом моего сводного брата: в коридоре за вентиляционной шахтой возникли фигуры в броне. — Не сомневайся, — вздохнула я, инстинктивно прикрыв ладонью цепочку на шее. — Сегодня ты нас втянул в заваруху. Мишель, насупившись, обернулся вслед за моим взглядом и застыл, когда трое вооруженных патрульных шагнули в шахту. Не произнося ни слова, они разошлись веером вдоль стен, окружая нас. — Вот и вы, — с сильным акцентом проговорил их главный. Своим оружием и снаряжением он занял, казалось, все свободное место и медленно, с издевкой смерил нас взглядом. — Теперь вы наши, — хмыкнул он, и в горле заклекотала мокрота. — Некуда вам податься, да? Я вцепилась в плечо Мишеля. — Не надо, пожалуйста. Нора меня пугала, но я рискнула встретиться с ее залитыми полами и отчаянными обитателями, лишь бы избежать ареста. Как можно, пройдя этот страх, все равно попасться?.. До жути нечестно! Шелушащиеся губы безопасника разошлись в кривой усмешке. — Что ты сразу заскулила, девонька? Ты ж еще не знаешь, что нам надо. — И чего же вам надо? — заслонил меня Мишель. На верхней губе патрульного, как мышонок, прилепились густые усы, подбородок был темен от щетины. — Прежде всего, выкладывайте все денежки. — И вы нас отпустите? Патрульный покачал головой. Кто-то из его людей прыснул. — Потом отдавайте одежку и побрякушки. — Он погладил небритую скулу. — В знак добрых намерений. У меня стало сухо во рту. — А если откажемся? — спросил Мишель. Мужчина вытащил из кармана куртки старую ржавую отвертку. Кончик был остро заточен. — Тогда убью вас обоих. Заберу барахло. Сойдет за работу уличной банды. Я еще крепче вцепилась в рукав брата. Ладони у меня чесались, я глаз не могла оторвать от самодельного оружия. По обе стороны от нас, как мальчишки, хихикали остальные копы. — Что делать? — прошептала я. — А ты как думаешь? Мишель зубами стянул перчатку. Расстегнул молнию парки и запустил пальцы во внутренний карман. Медленно достал диск кредитки и бросил к ногам патрульного. Тот, самодовольно крякнув, подхватил диск и подбородком указал на меня: — Теперь ты. Я дрожащими руками начала снимать перчатки. Он что-то высмотрел и, ткнув мне отверткой в горло, крикнул: — Давай цепочку! — Нет, — замотала я головой. — Пожалуйста, только не это. — Быстро сюда! — протянул он руку. Я, отпрянув, налетела на стоявшего сзади. Грубой хваткой он стиснул мне плечо. От него исходил запашок старого пота, ружейной смазки и лука. — Нет! — вскрикнул Мишель. — Не троньте ее! Главарь, не сводя глаз с моего ожерелья, замахом кулака назад ударил Мишеля по губе, сбив с ног. — Заткнись, малец. Шагнув ближе, он коснулся острием отвертки моей щеки. Холодный металл, пахнущий ржавчиной. На темной рукоятке хлопьями засохла кровь. — Давай сюда. Я сглотнула. Ладони зудели. — Отвяжитесь! Голос у меня дрожал. Руки горели, словно я держала сухой лед, в голове бушевал ураган. Патрульный расхохотался за обвисшей маской. — Опоздала, детка. Я сперва заберу цепочку, потом денежки. А потом мы тебя здесь и оставим. — Он оскалился. — Запомнишь, как нарушать комендантский час. Ну, отдашь сама? Голова моя готова была лопнуть. Я простонала, чтобы стравить давление, и патрульный, на миг опешив, сделал шаг назад. — Тихо ты. Никто тебе здесь не поможет. Я его не слушала. Что-то копилось во мне, вскипало, начиная от ступней и обжигая каждую клетку, каждый нерв. Когти боли рвали мозг. Земля дрогнула, здание дало трещину. Ливнем посыпались каменные осколки, стали лопаться трубы, повыскакивали из гнезд электропровода, рассыпая кругом искры. Безопасники разинули рты, чтобы заорать. Прогремел выстрел. Я моргнула. Ярость во мне улеглась. Ничто не шевелилось во внезапной гулкой тишине. На открытое место выступила женщина. Лицо острое, как из кремня вырублено, а одета в линялую серую корабельную форму. Вышедший вслед за ней высокий парень с дредами взял нас всех на прицел грозного на вид пескоструйного пистолета. — Ладно, хватит, — жестким, не допускающим ослушания голосом заговорила женщина. — Кто шевельнется, будет соскребать кишки со стен. Она прошла вдоль края шахты и остановилась рядом со мной, заложив руки за спину. — Корделия Па? — Да. — Хорошо. — Она резко кивнула, словно признав ярлык на коробке. — Мы тебя уже пару часов ищем. Меня зовут Ломакс. Пойдешь со мной. Но прежде… — Она обернулась к патрульным. — Никогда не видели, что делает с человеком струя под давлением? Нет? Если через десять секунд кто-то из вас все еще будет здесь, попрошу Паука показать. Покажешь, Паук?