— Тебя, наверное, можно не спрашивать, как дела? — начала я. — Я в замешательстве. — Из-за потери брата? — Я оделась так в его память. Но беспокоит меня другое. — Что же? — Не могу подобрать слова. Я заняла командный пост и подтянула козырек бейсболки. — Слова? — Мне нужно слово, которого нет в моей памяти. Не думаю, что оно вообще существует. — Какое же? — Ребенок, потерявший обоих родителей, называется сиротой, да? — Да. — Но, кажется, нет слова для того, кто потерял всех родных. Кто жил в семье, а остался совсем один. — Так ты себя чувствуешь? — Так и есть. Все мои братья и сестры мертвы. Адалвольф, Фенрир, Боевая Шавка и даже милая нежная Койот, погибшая первой. Без них я, как волк без стаи. Последняя из мира, оставшегося только у меня в памяти. — У тебя еще есть я, Престон, Нод. И даже Люси. Она провела рукой по глазам. — Знаю. Не считай меня неблагодарной. Ты мне всегда будешь сестрой. Но как бы ни утешала новая семья, она не уменьшит боли от потери прежней. — Понимаю. Я и сама сирота, вспомни. — Я этого не забываю. — Теперь мы и в этом похожи. — Я закинула ноги на панель управления. — А сейчас скажи, сколько нам ходу до мира драффов. — Восемь часов. — Я не хочу там задерживаться. Если Судак последовала за нами к Переменной, она и в пространство скакунов может вломиться. Аватара откинула вуаль. — Это было бы безрассудством. Подобные действия неизбежно вызовут враждебный ответ. — Согласна, но учитывать эту возможность следует. Она знает, что мы собираемся к Интрузии, и знает зачем. Если твердо решила нас остановить, у нее достанет тупого упрямства взбесить чужую расу. 25 Корделия Па Залп вынес переднюю дверь виллы и солидные куски стены по обе стороны. Пробираясь внутрь по кучам щебня, стараясь не задевать раскаленного шлака, бывшего недавно дверной рамой, Ломакс вырвалась вперед, а за ней двинулись я и Паук, с дымящимся пескоструем наперевес. Вступив на порог, я помахала рукой, разгоняя дым и пыль. Под подошвами хрустели горячие обломки. Мы оказались в большом холле, протянувшемся на всю длину дома. Льюис стоял под деревянной лестницей в махровом купальном халате, шлепанцах и желтых бермудах. Я сразу его узнала. На шее у него висел кулон с кусочком лазурита. Из миски с хлопьями в руках капало молоко. Челюсть отвисла. Ломакс, рванувшись вперед, ткнула стволом ему в лицо. — Еще кто-то здесь есть? Льюис свысока взглянул на нее. Сложением он походил на Ника, а в остальном нет. У Льюиса в глазах и лице была какая-то смазанность, щеки румяные, набрякшие от выпивки и недостатка движения. Позой и расхлябанностью он напоминал вечно недовольного подростка, хотя я дала бы ему лет тридцать с небольшим. — Ломакс? — Он обвел гневным взглядом останки своей двери. — Какого черта? — Твой новый дом очень мил. А теперь сядь. — Не сяду! — Льюис выпрямился в полный рост и свободной рукой стянул ворот халата. — Где отец? — Ника нет. — Ломакс опустила оружие. — Пропал без вести. А это значит, что мне больше не придется заниматься твоими скользкими делишками. Молодой человек вспыхнул. — Корабль мой, — отрезал он, — а значит, ты работаешь на меня. — Корабль не твой, — парировала Ломакс, ее холодная улыбка резала, как скальпель. — Ник оставил его не тебе. У нас теперь новый капитан. Льюис обернулся ко мне. Не будь я так зла, не распирай меня изнутри самоуверенность отца, я бы съежилась под его презрительным взглядом. — Так решил Ник, — добавила Ломакс. — Чушь собачья. Я выступила вперед: — Я твоя сестра, — и уточнила: — Во всяком случае, сводная. Льюис, брезгливо кривя губы, смерил меня взглядом. — Ты? — Да, я. — И явилась, надо полагать, поглумиться? — Нет, — качнула я головой. — Чего тебе тогда надо? — Ищу ключ. Я прошлась глазами по полкам, уставленным разнообразными вещицами и артефактами. Иные были мертвы или спали, но остальные пели, наполняя стройным хором пустоты моей души. Пальцы у меня звенели. В комнате пахло, как внутри старой ржавой жестянки, разогретой на солнце. Оставив Льюиса, я прошлась вдоль полок, осматривая выставку. Одни предметы были маленькие и тяжеловесные, как детали старого двигателя, другие тонкие и невероятно хрупкие, как сосульки или крошечные шпили из тончайшего стекла. И все настоящие, подлинные. Неудивительно, что здесь были решетки на окнах, — этот антиквариат, вздумай Льюис его продать, на всю жизнь обеспечил бы его шлепанцами и хлопьями с молоком. На ходу я гладила предметы кончиками пальцев, и каждый тонким голосом отзывался на мои прикосновения. — Держись от них подальше, — предупредил Льюис. — Они-то не твои. Я не стала ничего объяснять. В голове спорили за мое внимание два набора воспоминаний: первый — мои собственные, из жизни старателей, открывавших и собиравших такие вот артефакты; второй — отцовские, о том, как он таскал их контейнерами до самой Земли и Благородной звезды и отбирал лучшие, чтобы задарить и ублажить ставшего чужим сына. — Здесь чертова уйма реликвий, — заметила Ломакс. — Ник ради тебя от многого отказался. Парень фыркнул: — От чего же это он отказался? — Мы могли бы сделать на их продаже тонны денег. Хватило бы оплатить немало горючего. Льюис опустил миску с хлопьями на деревянную ступеньку. — Ну а мне нужны не они, а корабль. Он должен был достаться мне. Я покосилась на него через плечо. — Это с чего же ты так решил? — Ник должен был отдать его мне. Корабль мой по праву, и я его получу. Не трогая больше артефактов, я развернулась к нему. Пальцы звенели. — Извини, но мы пришли сюда за ключом. Это важно, и я надеялась, что ты нам поможешь.