Шульц с болью взглянул на нее и сказал: — Прости, другого выхода нет. У нас тоже не хватает горючего. Останемся и сделаем, что сумеем. Эддисон потянулась к нему, но ее рука прошла голограмму насквозь. — Извини, — повторил он. — Но дальше я не побегу. Люси высылаю к вам в челноке. Позаботься о ней за меня. — Нет! «Злая Собака» активировала предупреждение о перегрузке. — Сближение через три минуты. С головного корабля сообщение. — Выведи на экран, — сказала я. — Есть. Главный экран мигнул и ожил, показав лицо женщины средних лет с короткой стрижкой и сединой на висках. — Судак, — узнала я. — Приветствую, капитан. В ее голосе еще сохранилась лирическая певучесть. Я вспомнила, что ее поэтические выступления транслировали после войны по всей Общности — пока не распознали в ней Аннелиду Дил, убийцу Пелапатарна. — Полагаю, вы явились требовать сдачи? — Боюсь, на этот раз нет. — Она улыбнулась с наигранным сожалением. — Нам известно, что вы направляетесь к Интрузии, а этого мы допустить не можем. Я, не давая себя запугать, посмотрела ей в глаза. — А, так вас это беспокоит… Судак шевельнулась в кресле. — Бога ради, с чего бы мне беспокоиться? У меня огромное преимущество в численности и вооружении. Никакие ваши действия не угрожают нашим целям. — Вас тревожит, как бы мы не добрались до Интрузии. Боитесь того, что мы можем там найти. — Не смешите меня! — Нет, разве я не права? — Я погрозила экрану пальцем. — Ваши белые корабли не желают, чтобы мы узнали, что сталось с их хозяевами. — Вы сами не понимаете, о чем говорите. — Разве? У Судак вспыхнули щеки. — Мне доставит удовольствие вас убить. — Сперва поймайте. Я чиркнула себя пальцем по горлу, и «Злая Собака» оборвала связь. Оконкво схватила меня за руку. — Мне надо вернуться на свой корабль. Ее пальцы больно сжимали мне локоть. — Нет времени. — Но… Я толкнула ее в кресло. — Всем пристегнуться. — Сорок пять секунд, — доложила «Злая Собака». — Челнок с Люси на борту. Палуба под нами задрожала: включились главные двигатели «Собаки». Ее аватара смотрела на меня, ожидая приказа к бегству. Краем глаза я поймала устремленные на меня взгляды Эддисон, Шульца и Мерфи и прокашлялась, прочищая горло. — Забери нас отсюда. 20 Злая Собака Пять кораблей-кинжалов выпали из высших измерений всего в пятидесяти километрах от нашего маленького конвоя. Спикировали, как ястребы на голубиную стаю. Я уже ускорялась в противоположном направлении, и Северянин с Безудержным Любопытством торопились за мной. Грешник с Мантикорой развернулись навстречу угрозе, заслонили гражданские корабли от налетающей бури. Из их пусковых установок пошли торпеды. Дали залп оборонительные батареи с вольфрамовыми ядрами. В темноте заискрили энергетические лучи. За пару оставшихся секунд я приняла передачу от Грешника. Мы встретились в виртуале. В парижском кафе, полном голосов, и пара, и звона посуды. Он явился в своем черном одеянии, из которого торчали костлявые запястья, а глаза переливались мятущимся светом космической туманности. Осталась всего секунда, но он установил скорость симуляции, которая позволяла нам за это время провести здесь около часа. — Полагаю, надо прощаться, — сказал он, садясь за угловой столик. У меня не нашлось ответа. Мы с ним вместе прошли войну и уже теряли родных, но тогда это ощущалось по-другому. Может, потому, что он был последним из семьи. Или я изменилась. Так или иначе, неизбежная утрата отзывалась почти физической болью. Будь у меня сердце, оно бы сейчас разрывалось. Я села напротив. — Наверное, так. Посетители кафе были тенями, фигурами, слепленными из дыма. Только мы обладали подобием телесности. Грешник постучал по столику тонким пальцем. — Я просто хотел бы высказать, как я жалею обо всем, что было между нами. — Не думай об этом, — отмахнулась я от извинений. Он был со мной всегда. Нас вывели и обучили в одной детской. Мы вместе летали, сражались бок о бок с братьями и сестрами. Собачьи ДНК нашей конструкции усилили нашу верность друг другу, связали нас в стаю. А он был вожаком этой стаи. Он был мне вождем и братом без малого пятнадцать лет моего существования, и оттого, что он вел меня в огонь и бойню, как и от его предательства в Галерее, мои чувства к нему не ослабли. — И еще я хотел тебя поблагодарить, — сказал он. — За что? Он расправил плащ на тощей груди. — За то, что не отвергла меня. За то, что дала шанс умереть с честью. Я закусила губу. Мне хотелось врезать по столу. Но я видела, как искренне он говорит. До того как Мраморная армада обратилась против нас, его ждала позорная отставка. Трибунал поместил бы его сознание в виртуальную тюрьму и навсегда лишил бы права летать. Его имя вычистили бы из всех отчетов, его деяния были бы забыты, его память проклята. А теперь, среди обломков Общности, он обрел новую цель и новую надежду. Вместо бесчестья и бездействия — любимые им звезды и исполнение того, к чему он был предназначен, — и еще спасение жизней. — «И тем почетней гибель, чем безнадежней бой, — процитировала я. — За пепел предков, храм богов пожертвуем собой»[4]. — Это откуда? — вопросительно склонил голову Грешник. — Из стихотворения Маколея. Наш медик Джордж Уокер часто его мне читал. — И что это означает? Я пожала плечами. — Наверное, что я понимаю, почему это для тебя важно. Он задумался. Вздохнув, встал и бросил на стол медную монету — плату за не сделанный нами заказ. — Прощай, сестра моя. — Прощай, Грешник. — Я встала и обняла его. Словно мешок костей сжала. — Прощай, Адалвольф!.. Я поцеловала его в фарфоровую щеку. — …И спасибо тебе.