— Тебе все равно? — Конечно, мне не все равно. Но я не дура. Я воевала — и продолжаю войну на свой лад. — Я вздрогнула от непрошеного воспоминания о разрушенных поселениях на орбите, о горящих лесах. — Но если ты выберешь такой путь, если встанешь на эту позицию, я сумею уважать твое решение. — Что бы с нами ни случилось? — спросил он. Я хранила молчание. — Было время, — сказал он, — когда мы понимали друг друга без слов. Куда все ушло? — Люди меняются. — Мы не люди. — Уже люди. Далеко внизу, у подножия пологого холма, из труб поднимался дымок. В окнах горели лампы. За стенами лачуг из серого камня виртуальные семьи собирались к ужину: рагу из кролика и черствый хлеб. Во всяком случае, так говорили мне метаданные симулятора. Лично я не припоминала, что такое кролик. Нужный файл за прошедшие годы фрагментировался, и теперь я сомневалась: сумели бы жители викторианской деревушки без посторонней помощи завалить кролика? Это ведь огромные чешуйчатые существа с короткими передними лапами, но огромными зубами. Или это тираннозавры? Честно говоря, файлы безнадежно перемешались. Надо полагать, от мощного электромагнитного облучения на малой дистанции, да и нырок в солнце Галереи был не самым умным ходом, но какого черта? Защита моей корневой личности выдержит и сближение со сверхновой звездой, а в уязвимой периферийной памяти я никогда не хранила ничего важного. Кролики, как и тираннозавры, давно вымерли, поэтому шансы, что мне придется различать их на тактической схеме, приближаются к нулю. — Когда мы начинаем ощущать вину за последствия своих поступков, — сказала я, — мы перестаем быть оружием и становимся людьми. Грешник ответил мне скептическим взглядом. — Невозможно определять человека через чувство вины. Половина людей его вообще не испытывают. Они ведут себя глупо и себялюбиво, причиняют друг другу немыслимый вред, а потом рационально обосновывают случившееся и живут с этим. Они оправдывают самые отвратительные поступки самыми сомнительными предлогами. Они изобретают оружие — такое, как мы, — чтобы устраивать массовые убийства из-за надуманных политических расхождений. — Однако ты им служишь? И по-прежнему готов воевать? — Да. — Хотя у тебя теперь есть совесть? — Потому что у меня теперь есть совесть. — Не понимаю. Он переступил с ноги на ногу. — Пусть люди глупы и невежественны, я чувствую, что должен загладить вину. Они использовали меня, чтобы убивать своих братьев и сестер. Но сейчас всех их нужно спасать, и мне представляется, что эта война стоит моего времени. — И жизни? — Если иначе нельзя. Солнце сползало в багровый сумрак. Я проверила, не громоздятся ли на горизонте силуэты хищных кроликов. — Не хочу тебя отпускать. — Я знаю. Он позволил ветру развевать полы фрака и вытянуть галстук полоской от основания шеи. Раскаяние раскаянием, но он остался тем же заносчивым, горделивым старшим братом, которого я знала с рождения. Не слишком понимая зачем, я шагнула к нему и обняла. — Я люблю тебя, глупый! Я впервые обняла его так. Он хотел отстраниться, но я не разомкнула рук. Если это наша последняя встреча, я не отпущу его без объятий. Я вцепилась в него, как тираннозавр в морковку. Он больше не противился. 13 Корделия Па Мы устроили спасенную женщину в лазарете «Тети Жиголо», и я обвела ее тело ручным сканером. — Ну, под этим скафандром определенно скрывается человек. Гант фыркнул через губу: — А как насчет космических паразитов? — Не обнаружила. — Ты не врач, и этот дешевенький сканер мне доверия не внушает. Паук засмеялся. — На ночь запри дверь каюты, — посоветовал он. Гант сердито зыркнул на него: — Я на этом корабле всегда запираюсь. — Как это надо понимать? — Так и понимай, что отвали. — Парни… — Я кивнула на бесчувственную женщину на смотровом столе. — Нельзя ли заняться делом, а разборки оставить до другого раза? Оба оскалились на меня, но повиновались без рассуждений. Я постаралась скрыть удивление. Может, Мориарти был прав и они начинают признавать мою власть — а может, просто обрадовались предлогу разойтись, не потеряв лица. Стоявшая за койкой Ломакс шевельнула бровью и одобрительно кивнула мне. Гант облизнул губы — меня до сих пор нервировал его раздвоенный язык. — Она не из персонала базы? Я покачала головой. — Мы перебрали все досье — соответствия не найдено. Не знаю, кто она такая, но записей о ее присутствии на базе перед сотрясением нет. — Итак, она появилась, а все прочие пропали? — Похоже на то. — Ты не думаешь, что она их съела? — Не думаю. — Уверена? — Она стара, — заметила Ломакс. — Ее могло забросить сюда сотрясением. Гант замахал руками: — А такое разве бывает? Ты же ничего не знаешь. Откуда она вообще взялась? Я оглядела бесчувственное тело. — С другой тарелки? — Не знаю, не знаю, девочка, — поморщился Паук. — Скафандр на ней очень старый. Похоже, ему пара столетий. Настоящий антиквариат. — И что? — обернулась я к нему. — Такой редко увидишь, кроме как на коллекционной распродаже. — Что ты хочешь сказать? Он длинным пальцем почесал подбородок. — Для таких больше не производят запчастей. И даже матриц для принтера не достать. Разве что за серьезные деньги. — То есть она богата. — Нет, — насупился он. — Богатая носила бы приличный скафандр. Не доверила бы жизнь древнему хламу. Я готова была его придушить.