— Ну, его тут нет. — Я чувствовала, как у меня горят щеки. — Мориарти оставил командовать меня, а не тебя. День выдался очень даже долгий и странный. Так что, если не хочешь обвинения в мятеже, ты нас впустишь. Сейчас же! Двойной набор глаз заморгал на меня. Я впервые повысила голос в присутствии Ганта. — Ладно-ладно. — Он опустил дробовик. — Что ты затрепыхалась? Сердце у меня заходилось, но я не смела выдать скопившегося в горле нервного напряжения. Я твердо решила не дрогнуть при этой первой настоящей проверке моей власти. Паук бросил на меня любопытный взгляд — я не поняла, одобрительный или удивленный. — Похоже, она не шутит, лягуха, — заметил он. — Посторонись-ка лучше. Гант надулся на нас, выругался на родном языке и отступил с дороги. — Ну, — сварливо буркнул он, — я вас предупредил. Если какое чудище станет рвать вашу грудь изнутри, ко мне не бегите. Паук протолкнул платформу на последние пару метров до люка и остановил в трюме. — Ты, — ханжеским тоном обратился он к Ганту, — пересмотрел слишком много фильмов. 10 Она Судак Стоя на мостике корабля-кинжала, я обозревала стекавшиеся со всей Общности картины столкновений и гибели. История еще не знала таких масштабных схваток между флотами. Белые корабли разметывали боеспособные силы человечества и сметали всякое сопротивление. — «Взгляните на мои великие деянья, — забормотала я, — владыки всех времен…»[3] «Прошу прощения?» Стоявшее у меня за плечом существо напоминало мохнатого многоглазого гигантского медведя. Аватара Кинжального флота, воплощение коллективного разума. Его слова проступали в моем мозгу, не колебля воздуха между нами. — Цитата, — объяснила я. — Из старого стихотворения. «Твоего?» — Нет, много старше. «Тебе не больно?» — Из-за разрушений? — Я задумчиво обвела взглядом экраны. — Неприятно, но вы же объяснили, что по большому счету это во благо. «Я подразумевал поэзию. Воин-поэт, должно быть, жалостное создание — его душа должна разрываться противоречиями непримиримой двойственности». Я вздернула бровь. — Вас заботят такие вопросы? Зверь взглянул на меня россыпью глаз-самоцветов. «Мы не правы?» Вдвоем с ним мы стояли в рубке — посреди безупречно белой сферы. На возвышении в центре. — Нет, правы. «Так каким образом ты примиряешь необходимость насилия с эмпатией художника?» Я смотрела на одну из стычек, разыгрывавшихся на внутренней поверхности сферы. Два белых кинжала рвали в клочья боевой крейсер Внешних. Изнутри его пробивались взрывы, сминался и раскалывался металл, мужчины и женщины умирали на сто мучительно неприятных ладов. — Стараюсь об этом не думать. «Отрицание?» — Самосохранение. «Ценой отказа от полного осознания последствий твоих решений?» — Это свойственно человеку. «Это объясняет вашу воинственную историю. Не говоря уж об осквернении окружающей вас среды». Я оттопырила щеку языком и протяжно вздохнула. Нелепым казалось мне изображать здесь пару богов-олимпийцев, невозмутимо обсуждающих природу человечества перед лицом гибели тысяч людей. — «Садовнику нет дела до стебелька травы, — процитировала я одну из самых популярных моих поэм, — лишь бы жил луг». «Утилитарный подход?» — Максимальное благо для максимального числа людей. Нужды большинства перевешивают потребности немногих. «В таком случае мы с тобой согласны». — Я и не сомневалась. «Как и мы. Нам просто было любопытно, каким образом ты сочетаешь участие в уничтожении такого множества представителей своего вида с сочинением стихов, оплакивающих тщету войн». Пора бы ему уже было заткнуться. — Люди — сложные существа, — сказала я. «Вы способны одновременно принимать две противоречивые точки зрения?» — Пожалуй, так. «Это многое объясняет в вашем видовом поведении». Алексий Бошняк сидел на каменной лавке в пустой белостенной каюте. Архангел флота дыбился за его спиной на задних лапах. — Вас бы следовало расстрелять как предателя, — сказала я. Бошняк прищурился на меня из-за антикварных очков. Его волосы разлетались пухом одуванчика. Он так и носил мешковатый костюм с незашнурованными ботинками, и за левым ухом у него торчало неизменное стило. В последние мгновения нашей стычки со «Злой Собакой» он переслал этой заблудшей посудине все, что раскопал о Кинжальном флоте, Интрузии и стоящей перед нами угрозе. — Предатель здесь не я. — Хотите сказать — я? — Вы видели донесения. Знаете, сколько народу поубивали. Флот, разлетевшись со станции Камроз, встречал на своем пути сопротивление по всей Общности — и сокрушал его без ненависти и без пощады. — Знаю. Это… неприятно. — Неприятно? Я пожала плечами: — Мы не ожидали от людей такого сопротивления. — От людей? — Бошняк вскочил бы на ноги, если бы медведь не удержал его огромной лапой за плечо. — Вы себя хоть слышите, Судак? — Я делаю все для защиты человечества. — Вы его убиваете. Я поджала губы, а когда заговорила, голос мой звучал ровно: — Вы знаете о драконах. Если позволить человечеству затеять новую войну, она привлечет их целую стаю. Бошняк покраснел. — Человечество уже ведет войну. Против вас! — И потому ее необходимо закончить быстро и эффективно.