– Значит, Емеля меня не забыл? – грустно спросила Несмеяна. Она судорожно сжимала и разжимала кулачки – должно быть, от волнения. А потом пошатнулась и, боясь упасть, села на кровать. – Да как вы могли такое подумать? – возмутилась Шень Сюа. – Он день и ночь о вас думает. Несмеяна улыбнулась, но улыбка вышла такой робкой, что Шень Сюа стало ее жаль. Она замолчала, не зная, как объяснить, зачем она пришла во дворец. Емеля в своей невесте не сомневался, Василиса, кажется, тоже считала ее хорошим человеком, а вот Стеша, дед Пафнутий и многие другие были уверены, что она перешла на сторону Кощея. Скажет она, что пришла Кощея погубить, а та обо всём ему и доложит. И выйдет тогда, что напрасно они всё это затеяли – к Змею Горынычу ходили, шапку-невидимку добывали. Поэтому она сначала решила обстановку прояснить. – Скажите, царевна, а почему вы до сих пор за Кощея замуж не вышли? Столько месяцев уже у него томитесь. – Замуж? – удивилась Несмеяна. – Зачем же я за него замуж пойду, когда у меня другой жених есть? И вдруг грустной стала. – Знаю я, что думают люди, будто я за богатство Кощеево продалась – мне Кощей передавал, что про меня народ говорит – думал, так я скорее на его предложение согласием отвечу. Только неправда всё это! – взволнованно воскликнула она. – Подвела я, конечно, Емелю, когда Кощею его снадобье забрать позволила. Да и там не моя вина была. Он в своей тарелке волшебной увидел, как гуси-лебеди мне Емелину посылку принесли. Заскочил ко мне в комнату, бутылку из рук выхватил. Вы мне верите? И такая мольба была в ее голосе, что Шень Сюа поверила ей. – Да, – ответила она. – Но сейчас не об этом нужно думать. Емеля Иванович снова свое снадобье изготовил. У меня оно, в сумочке. Нужно только иглу Кощея раздобыть. Несмеяна головой покачала: – Это очень трудно – игла его где-то на острове в море-океане. И стражей у него на том острове видимо-невидимо. Я, еще когда у отца жила, слышала, что немало народа за иглой Кощеевой ходило, да только назад никто не вернулся. Заколдовано у него там всё. Шень Сюа совсем на шепот перешла (подумала – вдруг Кощей как раз в эту минуту тарелку свою волшебную включил): – Мы вот, что придумали, царевна – нужно, чтобы сам Кощей с острова ларец с иглой к себе во дворец привез. А тут уж мы как-нибудь до иглы этой добраться бы исхитрились. Мне Василиса тоже одну диковинку дала – блюдечко с наливным яблочком, так что не только он за нами, но и мы за ним наблюдать сможем. Но Несмеяна засомневалась: – Как же его заставить иглу во дворец привезти? – А и не нужно его заставлять, он сам с удовольствием это сделает. Если, конечно, вы ему скажете, что замуж за него согласны выйти. Понимаете, царевна, Кощей во время свадебной церемонии непременно иглу в руке держать должен – таков обычай. А как же он сможет жениться, если игла его за тридевять земель находится? Она думала, что царевна испугается, станет отказываться от такого трудного поручения, а Несмеяна вдруг захлопала в ладоши: – Как хорошо вы всё придумали. Так чего же мы медлим? Я сейчас же Кощею о своем согласии должна сообщить. Шень Сюа тоже обрадовалась: – Конечно, царевна, чем скорее вы ему об этом скажете, тем лучше. Потому, что я не одна к Кощею во дворец пришла, а с другом настоящим, и друга этого стражники Кощеевы схватили. Нам спешить нужно, чтобы помочь ему, пока Кощей его не погубил. О том, что не только с Андреем она на это дело пошла, Шень Сюа не сказала. Так подумала – Несмеяна может не нарочно, а случайно проболтаться, тогда Кощей хоть о том, что еще трое ребят рядом с его дворцом находятся, знать не будет. – Я тогда спрячусь за вашей кроватью, а вы Кощея позовите. Вы не волнуйтесь – я же в шапке-невидимке – он меня не увидит. – Да что вы? – засмеялась царевна. – В такой комнатке он вас мигом учует – у него нюх, как у дикого зверя. – Ой, а вы и смеяться умеете? – удивилась Шень Сюа. – Ну, да, – подтвердила царевна. – Я смеяться научилась, когда с Емелей познакомилась. А теперь смеюсь, потому что узнала, что он всё еще меня любит, и если сделаем мы всё, как надо, то скоро смогу я снова его увидеть. Вы тут отдохните пока – наверно, устали в дороге, – можете фруктов откушать или еще чего-нибудь – а я пока Кощея разыщу. Но на пороге она вдруг остановилась, задумалась, и на ее красивом высоком лбу появились складочки. – Хитрый очень Кощей. Как бы чего не заподозрил. Он еще вчера от меня ответа требовал, да я ему отказала. А тут вдруг соглашусь. С чего бы, скажет, так быстро свое решение переменила? – но тут же снова решительно за ручку двери взялась. – Ничего, придумаю какую-нибудь причину. Несмеяна вышла из комнаты, а Шень Сюа задумалась – не хотелось ей в царевне сомневаться, но боялась она, что та случайно или намеренно ее Кощею выдаст. Она даже в окошко выглянула, чтобы узнать, можно ли из дворца через окошко убежать. Но на окошке были решетки, и она почувствовала себя пленницей и уж, ясное дело, ни о каких фруктах даже думать не могла. Еще можно было выйти в коридор – тогда, если бы вдруг Несмеяна стражников кликнула, она могла незаметно выбраться на улицу, – или через блюдечко Василисы за нею проследить. Но мысль эту она отвергла сразу же – не хотелось ей Емелину невесту подозрением обижать. Да и негоже было такое дело с недоверия начинать. Царевна вернулась через несколько минут – Шень Сюа даже удивилась, что она так быстро с Кощеем поговорить успела. – Кощей уже почивает, – сказала расстроенная Несмеяна, – и будить себя не велел. Лакей его передал, что только утром он меня аудиенции удостоить сможет. – Утром, – прошептала Шень Сюа. – Утром, – подтвердила Несмеяна. 17. Кощей Ночь прошла беспокойно. Несмеяна до утра не могла уснуть, потому что Емелю вспоминала и то и дело у Шень Сюа спрашивала, здоров ли он, да не велел ли ей каких слов ласковых передать. А Шень Сюа не спала, потому что об Андрее думала – как-то он там, в темнице Кощеевой? Утром, когда царевна в тронный зал направилась, чтобы Кощею о своем согласии на замужество сообщить, Шень Сюа за ней следом пошла – очень ей было любопытно на Кощея посмотреть. Двери в тронный зал были распахнуты настежь. Когда Шень Сюа проходила мимо закованных в латы стражников, то боялась даже дышать. Они расступились, пропуская царевну, а потом снова сомкнули ряды, и один из них острым копьем едва Шень Сюа по щеке не царапнул. Тронный зал был огромный, и к Кощею приближаться она не стала – встала в сторонке. Сам Кощей был как раз таким, каким его в кино показывали – высокий, худой, с лысой головой и пристальным, насквозь пронизывающим взглядом. Он посмотрел в ту сторону, где стояла Шень Сюа, и ей показалось, что он заметил ее, несмотря на шапку-невидимку, и сердце ее бешено заколотилось. Когда она вошла в зал, Кощей, сидя на троне, вышивал что-то на пяльцах – занятие это так ее поразило, что она резко остановилась и едва не наткнулась на какого-то лакея, который нес на подносе кувшин с квасом. Увлечение серьезного мужчины вышивкой никого, похоже, во дворце не удивляло, хотя Шень Сюа долго не могла прийти в себя. Кощей отложил пяльцы в сторону и спросил Несмеяну: – Слышала уже, что вчера очередной герой во дворец пожаловал – тебя освобождать? Правда, несолидный какой-то – мальчишка мальчишкой, – и вздохнул: – мельчают нынче рыцари. – Что ты с ним сделал? – испугалась Несмеяна. – Ничего пока, – махнул рукой Кощей. – Даже еще не допрашивал. А вообще, думаю его в гусеницу превратить – может, когда-нибудь бабочкой станет. Или, может, в крысу? Шень Сюа задрожала, услышав его слова, и едва удержалась, чтобы не швырнуть в его наглую физиономию кувшин с квасом, оставленный слугой на подоконнике. – Не губи его, Кощей, – со слезами в голосе молвила царевна. Кощей засмеялся: – Я отпущу его на все четыре стороны, если ты, наконец, замуж за меня пойти согласишься. Как тебе такое условие? По-моему, вполне справедливо. Он тебя спасать пришел, а ты его спасешь. Ты же у нас благородная. Царевна заплакала: – Злой ты, Кощей. Ну, на что тебе жена, которая тебя любить не станет? Да если бы только свистнул, так немало девушек по доброй воле за тебя бы пойти согласились. Ты вон какой – умный, сильный, богатый. А Кощей словно и не слышал ее слов, разговаривал сам с собой: – Нет, я его, пожалуй, птицей сделаю. Слышал, есть такие птицы, которые на разные голоса разговаривать умеют. Попугаи называются. Пусть себе в клетке сидит да меня веселит. Стоящие у дверей стражники негромко захихикали. Должно быть, им такие превращения были не в диковинку. Сколько некогда отважных рыцарей ходили, летали и ползали сейчас по свету в виде всяких зверей, птиц и насекомых? А царевна громко сказала: – Так и быть – согласна я на твое предложение. Но не обмани! Тогда только замуж за тебя пойду, когда ты парнишку этого из дворца отпустишь. Кощей от неожиданности дар речи потерял – молча открывал и закрывал рот, как рыба, попавшая на сушу. Наконец, в себя пришел, повеселел. – Вот это правильно! – одобрил он ее решение. – Чего упрямиться? Как-никак, не за мужика-лапотника замуж выходишь, а за самого Кощея Бессмертного. Завтра свадьбу и устроим. – Завтра? – побледнела царевна и невольно по сторонам посмотрела, отыскивая взглядом Шень Сюа. – А что? – подозрительно прищурился Кощей. – Если ты думала, что я тебя на радостях домой отпущу или в лавку за нарядами, так напрасно. Приглашения гостям я сам разошлю – только уж не обессудь – ни папашу твоего, ни подруженьку Василису, ни прочих друзей-товарищей я звать не стану – вот когда станешь мне законной женой, тогда с ними и увидишься. Правда, гонца к ним, пожалуй, отправлю – пускай знают, какое торжественное событие у нас с тобой намечается. И платье свадебное я тебе куплю. Ты какое хочешь – шелковое или бархатное? Жемчугами расшитое или бриллиантами? Ты скажи только – я тебе привезу. А ты в светелке у себя сиди – о будущем муже думай. Он в ладоши хлопнул и тут же слуга ему бумагу и перо с чернильницей принес. Он взял перо в правую руку и задумался – очень уж ему хотелось красивый текст для приглашения придумать. По коридорам дворца царевна шла, шатаясь, и Шень Сюа приходилось незаметно поддерживать ее под руку. Впрочем, ни лакеи, ни стражники им по дороге почти не попадались – все уже были заняты подготовкой к свадьбе. – Вы очень правильно всё ему сказали, – похвалила Шень Сюа, когда они снова оказались в светелке. – Кажется, он ни о чём не догадался.