Теперь все они называли Шень Сюа Женей. Шень Сюа не ответила – ее вообще не было в комнате. Вот только несколько минут назад она сидела рядом с Аллой, а тут исчезла, как по волшебству. – А где она? – удивилась и испугалась Галя. Они выбежали на улицу – ковра-самолета у крыльца уже не было. И шапка-невидимка тоже исчезла. – Пока мы спорили, она на остров полетела, – догадалась Алла. Галя ахнула, волнуясь за подругу. – Вот сумасшедшая, – заволновался и Андрей. – Разве это девчоночье дело? А Генка подумал, что девчонке, которая взмахом руки доски в щепки разбивает, пожалуй, такое серьезное дело доверить можно. А Шень Сюа в это время уже мчалась над лесом. Она представляла, как удивятся они, когда обнаружат, что она улетела. Может быть, даже разозлятся. Особенно, наверно, Генка. Ей было жаль, что пришлось их обмануть, но другого выхода не было. Она была почти уверена, что, если бы она этого не сделала, то на остров полетел бы Генка, и, хотя она очень уважала его за смелость, она не сомневалась, что с этим заданием он бы не справился. На острове уже побывали многие смелые воины, и ни один из них не смог добыть иглу Кощея. Значит, там не только храбрость, но и хитрость нужна, а Генка такой – он сначала делает, а уже потом думает. Она переоделась в холщовые штаны (нашла их в сенях в Марьиной избе) – воевать в сарафане было бы неудобно. А еще взяла без спросу дубинку Степана. Конечно, брать без разрешения было нехорошо, но она надеялась, что Степан и Марья ее поймут. Управлять ковром-самолетом она научилась мгновенно – на обратной стороне ковра была написана инструкция по его эксплуатации. И вот она сказала: – Ковер-самолет, доставь меня на остров посреди моря-океана, где дуб строит с иглой Кощеевой. Она не знала, поймет ли ковер-самолет такой маршрут, но он понял и, медленно поднявшись в воздух, полетел. Летел он очень мягко, и ей было удобно, и она с удовольствием смотрела на крохотные деревеньки, проплывавшие внизу, на крестьян, косивших траву на лугах, на синие реки и золотые поля. Летели они долго – она даже успела задремать. А проснулась от того, что ковер-самолет остановился. Она открыла глаза и увидела, что висят они в воздухе над морем. А еще увидела она остров, заросший кустарником и травой. Кустарник был низкий, и оттого особенно высоким казался огромный дуб, стоявший в центре острова. Она надела шапку-невидимку. Она не могла видеть себя со стороны, и потому не была уверена, что стала невидимой, но вспомнила, что дед Терентий говорил, что бракованных шапок он не делает, и немного успокоилась. Правда, она не знала, стал ли невидимым вместе с нею и ковер-самолет, но надеялась, что стал. Они подлетели поближе. Среди ветвей дуба никакого ларца она, конечно, с такого большого расстояния не разглядела, но не сомневалась, что он там был. Остров казался вполне мирным и дружелюбным – повсюду росли цветочки, порхали насекомые – бабочки, стрекозы, пчелы. И как-то совсем не верилось, что это – тот самый остров, где погибло столько смельчаков. Можно было, конечно, просто подлететь вплотную к самому дубу, отыскать ларец и привезти его в Патракеевку, и она не сомневалась, что именно это и попытался бы сделать Генка. Но она решила действовать по-другому. Они подлетели еще чуть ближе. Она взяла в руки дубинку, которую нашла в мастерской у Степана и, на всякий случай, прихватила с собой, размахнулась и бросила ее в сторону дуба. Ковер при этом по собственной инициативе отлетел назад, и она не стала его останавливать. Как только палка коснулась ствола дерева, всё вокруг загудело, поднялся страшный ветер, и со всех сторон в сторону дуба полетели тысячи стрел, которые пронзили бы ее тысячу раз, если бы в тот момент она пыталась схватить ларец. Вслед за стрелами в воздух взвились какие-то мерзкие твари, которых она даже в книжках на картинках ни разу не видела – у них были огромные перепончатые крылья, как у летучих мышей, но морды были совсем не мышиные. И этих летучих чудовищ было так много, и выглядели они такими злобными и решительными, что она поняла – ей не добыть сейчас ларец с яйцом Кощеевым. И нужно было лететь обратно, потому что твари эти, не задумавшись ни на секунду, устремились в ее сторону (должно быть, волшебное действие шапки-невидимки на ковер никак не повлияло). А тут еще весь остров вспыхнул огнем, и, если бы ковер находился чуть ниже, он тоже вспыхнул бы. Но даже на такой высоте Шень Сюа чувствовала жар. Что чувствовал при этом сам ковер-самолет, она не знала, но он с такой быстротой взлетел вверх на несколько метров, что она едва не свалилась на землю. – Ковер-самолет, доставь меня в Патракеевку! – закричала она. И они помчались с такой быстротой, что Шень Сюа испугалась, что шапка-невидимка может слететь с ее головы, и стала придерживать ее одной рукой. Другой рукой она держалась за ковер-самолет. Загадочные твари преследовали ее по пятам. Они не могли видеть ее саму, но видели ковер-самолет. Шень Сюа была храброй девочкой, но даже она затряслась от страха, когда эти чудовища стали швырять в их сторону большие шары с огромными шипами. Их скорость была примерно одинаковой, так что за всё время полета чудовища ничуть не приблизились к ковру, но и ковер не смог от них оторваться. Тут Шень Сюа подумала, что она не имеет права лететь в Патракеевку с таким сопровождением (ужасных тварей было столько, что даже если бы все жители деревни взяли в руки оружие, то не смогли бы с ними справиться), и она уже собиралась сказать ковру-самолету, чтобы он летел в другую сторону, когда он вдруг самовольно пошел на снижение. Они как раз пролетали над небольшим зеленым островком, и Шень Сюа вдруг поняла – ковер предлагает ей спрыгнуть на землю. Раздумывать было некогда. – Спасибо! – шепнула она и, зажмурившись, прыгнула. Она приземлилась довольно мягко, и злобные чудовища не заметили ее бегства – они по-прежнему неслись вслед за ковром-самолетом. Она заплакала от жалости к нему – такому умному и доброму – но тут увидела, что, освободившись от пассажира, он заметно увеличил скорость, и его преследователи стали понемногу отставать. – Лети! Лети! – закричала она, хотя знала, что ковер ее не слышит. Вскоре они скрылись из вида, и она, надеясь, что ее пушистый разноцветный друг сумеет от них улететь, села на травку и стала думать, как ей вернуться в Патракеевку. Суша (не остров, а материк) была видна впереди, но Шень Сюа (хотя она была отличной пловчихой) не была уверена, что сумеет преодолеть вплавь такое расстояние. Она и раньше плавала на длинные дистанции – на километр и даже на полтора километра, но тут до берега было не меньше пяти километров. Она решила ждать возвращения ковра-самолета, хотя и не была уверена, что он вернется, потому что: а) он должен был сначала уйти от погони, а дело это было совсем не простым; б) он вовсе не обязан был к ней возвращаться, потому что она даже хозяйкой его не была, и он мог запросто вернуться в пункт проката или в стольный град; в) ему могло надоесть таскать на себе каких-то незнакомых ему пассажиров, которые обращались с ним, как с обычной вещью, и он, почувствовав свободу, мог не захотеть снова идти в услужение. Она просидела на островке несколько часов. Видела, как пролетели, возвращаясь на Кощеев остров, чудовища с огромными крыльями и когтями. Они летели невысоко, почти касаясь крыльями поверхности моря, и если бы не шапка-невидимка, то, конечно, разглядели бы ее. Но вот они скрылись за горизонтом, и она облегченно вздохнула. Близился вечер, стало холодать, и Шень Сюа, одетая в тоненькую рубашку, начала замерзать. Она подождала еще немного. Ковер-самолет не возвращался. Солнце скрылось за горизонтом. Ей было страшно и холодно. Нет, она ничуть не жалела, что полетела на остров сама – если бы это сделал кто-то другой, то не известно еще, чем бы всё это закончилось. А так она, по крайней мере, могла надеяться на то, что, когда она не вернется в Патракеевку до ночи, они забеспокоятся и, взяв напрокат другой ковер-самолет, полетят разыскивать ее. Впрочем, сидеть на берегу и ждать было не в ее характере. Когда она поняла, что ковер-самолет не вернется, то решила плыть к берегу. Вода была холодной, но она всё равно поплыла. Шапка-невидимка по-прежнему была у нее на голове – она не знала, как влияет вода на ее волшебные свойства, и потому боялась ее намочить. Сначала она плыла легко и свободно и даже почти перестала чувствовать холод, но постепенно стала уставать. Когда до берега осталось не больше километра, она почувствовала судорогу в ногах и поняла, что не доплывет. Она отчаянно сражалась, и если бы за упорство давали медали, то она, несомненно, получила бы такую медаль, а, может быть, даже и орден. Она потихоньку замерзала и плыла всё медленнее и медленнее и жалела о том, что не справилась со своей задачей, а еще о том, что лишила ребят шапки-невидимки, которую они добыли с таким трудом. И она уже плакала от обиды и отчаяния, когда увидела в воздухе какую-то точку, которая с каждой секундой становилась всё больше и больше. – Я здесь! – закричала она, когда поняла, что это возвращался ковер-самолет. Точнее, это ей казалось, что она закричала – на самом деле из горла ее вырвался только едва слышный стон, потому что она замерзла настолько, что уже не могла произнести ни слова. Ковер-самолет пролетал совсем рядом, но почему-то ее не заметил. Он уже стал удаляться, направляясь к островку, где он ее недавно оставил, когда она поняла, почему он не увидел ее – у нее на голове была шапка-невидимка. Дрожащей рукой она сдернула ее с головы и снова попыталась закричать. И снова только стон вырвался наружу. А вот воды она наглоталась, и, будучи не в силах больше бороться с морем и холодом, начала тонуть. Она еще взглянула на небо, украшенное бриллиантами еще робких вечерних звезд, и с тоской подумала о том, что не сумеет предупредить друзей о той опасности, которая таилась на таком мирном с виду острове. Она ясно понимала, что не сумеет выплыть, но продолжала барахтаться – такой уж у нее был характер. Тут ковер-самолет заметил ее и повернул в ее сторону – он опустился низко-низко, и она смогла ухватиться за его кисточки сначала одной рукой, потом другой. Шапку она при этом держала в зубах. Забравшись на ковер, она долго лежала без движения. А потом заплакала и сказала: – Ты такой замечательный! И дрожащей рукой погладила его пушистую поверхность. В Патракеевку они добрались только к полуночи. Когда она вошла в избу Марьи-искусницы, то увидела, что за столом сидят не только ее одноклассники, Емеля, Степан и хозяйка избы, но и Василиса. Она взглянула на их взволнованные, заплаканные лица и виновато опустила голову: – Простите, я всё испортила. Она думала, что они будут ее ругать, и понимала, что они имеют на это полное право. – Женька, Женька! – сквозь слезы повторяла Галя и обнимала, и целовала ее. – Знала бы ты, как мы волновались! У Аллы тоже были покрасневшие от слез глаза, и даже мальчишки подозрительно шмыгали носами. Марьюшка сразу увидела, что она мокрая и замерзшая, и увела ее в светелку переодеваться. А когда они вернулись, Генка нарочито равнодушно спросил: – И как оно там, на острове?