— Ясно. — Коркоран поднялся и поспешно вышел на опустевшую улицу. Далеко внизу в направлении к противоположному концу Ущелья клубилась пыль вслед за армией, направляющейся к новому месторождению. В свете раннего утра Уэйптон выглядел пустынным городом, словно бы являя такой картиной тень своей неизбежной судьбы. Коркоран зашел в корраль рядом с домом шерифа и оседлал резвую лошадь, поглядывая на все увеличивающееся стадо сильных мулов. Он усмехнулся, вспомнив, как Миддлтон говорил полковнику Гопкинсу, что мулы были выгодным приобретением. Когда он выводил лошадь из корраля, взгляд его упал на человека, распростертого под деревом на другой стороне дороге. Тот лениво строгал ножом ветку. Днем и ночью, тем или иным способом бандиты следили за домом, в котором хранилось награбленные ими сокровища. Коркоран сомневался, что они догадываются о намерениях Миддлтона. Но им хотелось быть уверенными, что никто из посторонних не шныряет вокруг. Коркоран выехал в лощину и направился прочь из Ущелья. Через несколько минут он выехал по узкой тропинке на его край и двинулся через горы к месту в нескольких милях отсюда, где тропа пересекала Гризли-кряж — длинный, ступенчатый хребет, густо поросший лесом. Он не успел отъехать слишком далеко, когда торопливый стук копыт заставил его обернуться, как раз вовремя, чтобы увидеть, как чья-то лошадь беспомощно скользит по небольшому склону из сланцевой глины. Он выругался, узнав всадника. — Глория! Какого черта? — Стив! — Натянув поводья, тяжело дыша, она остановилась рядом с ним. — Возвращайся! Это обман! Я слышала, как Бак Горман разговаривал с Кончитой; он ее любовник и друг Брента — «стервятник»! Она выведала у него все секреты, а ее комната рядом с моей. Она думала: меня нет дома, и я подслушала их разговор. Горман сказал, что они придумали трюк, чтобы удалить тебя из города. Что ты отправишься на Гризли-кряж искать ветра в поле. Пока тебя не будет, они решили собрать «шахтерский» суд из оставшихся в городе подонков, вытащить на «суд» Макбрайда и приговорить к повешению! Грубое ругательство сорвалось с губ Коркорана. Тигр, прячущийся в нем, сверкнул глазами и обнажил клыки. Затем на его темном лице вновь появилась непроницаемая маска. Он развернул коня в обратную сторону. — Большое спасибо, Глория. Я возвращаюсь в город. Ты сделай крюк и возвращайся другой дорогой. Я не хочу, чтобы знали о нашем разговоре. — Я тоже не хочу! — передернула она плечами. — Я знала, что Брент был «стервятником». Он хвастался передо мной этим как-то раз по пьянке. Только я боялась рассказывать об этом. Он пригрозил мне страшной смертью. Хорошо, что он умер. Я не знала, что Горман тоже «стервятник», но догадаться можно было. Он был самым близким другом Брента. Если они когда-нибудь узнают, что это я рассказала тебе… — Не узнают, — уверил ее Коркоран. Вполне понятно, что девушке следовало опасаться таких жестокосердных тварей, как «хищники». Но он никогда не думал, что она может в самом деле пострадать от них. Он прибыл из тех краев, где даже самый худший из отбросов общества не помышлял поднять руку на женщину. Он пустил коня безостановочным галопом в обратный путь, но последнюю часть пути проехал другой дорогой. Перед самым Ущельем он свернул в сторону из лощины, по которой выезжал из города, и поскакал по другой, которая вела к той части города, где располагалась тюрьма. Вскоре он услышал знакомый устрашающий рев толпы, преследующей себе подобного. Группа мужчин запрудила пыльную улицу с криками и руганью. Один из них размахивал веревкой. Бледные лица клерков и работников баров, девушек из танцевальных залов осторожно выглядывали из дверей, наблюдая за катящейся мимо ревущей толпой. Коркоран знал многих из них в лицо или по описанию: бродяги, тунеядцы, прожигатели жизни — некоторые были из «стервятников», насколько он знал, другие просто подонки, готовые на любое грязное дело, не требующее от них ни мужества, ни сообразительности — таких много собирается в шахтерских городках. Спешившись, Коркоран пробрался между густыми деревьями, росшими за тюрьмой, и услышал, как Макнаб препирается с толпой. — Чего вам надо? — Нам надо разобраться с задержанным! — закричал заводила. — Мы собираемся свершить правосудие. Требуем, чтобы ты выдал заключенного шахтерскому суду, как того требует обычай. — Откуда мне знать, что вы представители народа? — ответил Макнаб. — А мы единственное население теперь! — выкрикнул кто-то под одобрительное ржание окружающих. — Нам властями предоставлено право… — начал было вожак и внезапно выкрикнул: — Хватай его, ребята! Послышался шум короткой схватки, яростные ругательства Макнаба и торжествующий голос вожака: — Отпустите его, но оружие не отдавайте. Макнаб, ты должен знать, что лучше не противиться правому делу, ты же представитель законности и порядка! Снова взрыв издевательского смеха и выкрик Макнаба: — Ладно, начинайте свой суд, но вы делаете это против моей воли. Я не верю, что вы представительное собрание. — Все нормально, — возразил заводила. Затем в его голосе зазвучали кровожадные нотки: — Ну, Дэйли, давай ключи и выводи заключенного. Толпа подалась к дверям тюрьмы, и в этот момент Коркоран вышел из-за угла и запрыгнул на низкое крыльцо, примыкающее к зданию. У некоторых раскрылся рот от изумления. Люди внезапно остановились, толкая пятками напирающих сзади. Людская волна отхлынула, оставив две отдельные фигуры: Макнаба, взъерошенного и обезоруженного, и волосатого гиганта, огромный живот которого перехватывал широкий пояс, сверкающий рукоятками пистолетов и ножей. В одной руке он держал веревочную петлю. Его заросшие бородой губы раздвинулись в оскале, когда он уставился на неожиданное препятствие. Некоторое мгновение в наступившей тишине Коркоран молчал. Он не смотрел на бледное лицо Макбрайда, выглядывающего сквозь зарешетчатую дверь за своей спиной. Он стоял и смотрел в лицо толпы, слегка наклонив голову — собранная, неподвижная фигура, зловещая в своих непредсказуемых действиях. — Ну, — наконец мягко произнес он. — Что задерживает уважаемый суд? Вожак нерешительно взорвался: — Мы пришли сюда судить убийцу! Коркоран поднял голову, и предводитель невольно поежился под взглядом, в котором сверкнула смертельная угроза. — И кто же у вас судья? — спокойно поинтересовался техасец. — Мы выбрали Джейка Биссетта, — выкрикнул какой-то человек, показывая на стушевавшегося гиганта у крыльца. — Так значит, собираетесь вершить шахтерский суд, — проговорил Коркоран. — Судья и присяжные из бродяг и тунеядцев — грязные свиньи! Внезапная неконтролируемая злоба вспыхнула в его глазах. Биссетт, почувствовав его намерения, запаниковал, как вол перед убоем, и схватился за оружие. Пальцы едва успели коснуться ребристой рукоятки, как грохот и пламя сорвались с правого бедра Коркорана. Биссета отбросило от крыльца словно ударом молота; при падении веревка запуталась в его руках и ногах. Он лежал в пыли, и пыль постепенно темнела возле его тела, а волосатые пальцы конвульсивно дергались. Коркоран не спускал глаз с толпы, мертвенно-бледный под своим бронзовым загаром. Глаза горели отблеском голубого адского пламени. Пистолеты были в обеих руках. Из правого ствола лениво вился дымок. — Объявляю этот суд недействительным! — рявкнул он. — Судье выражено недоверие, а присяжных обвиняю в бесчестии! Даю тридцать секунд, чтобы очистили зал суда! Он был один против сотни, но он был серым волком против стаи скулящих шакалов. Каждый в толпе знал, что скопом они смогут, в конце концов, одолеть его, но каждый знал цену, которую заплатят первые, решившиеся на это. Никому не хотелось быть в числе этих первых. Толпа помялась в нерешительности, подалась назад — и сразу же стала распадаться во всех направлениях. Кое-кто не решался повернуться спиной, другие бесстыдно разворачивались и быстро удалялись прочь. Коркоран с рычанием сунул пистолеты обратно в кобуры и повернулся к двери, где Макбрайд стоял, вцепившись в прутья решетки. — Я уж думал, что на этот раз я покойник, — выдохнул он. Коркоран распахнул дверь и сунул пистолет Макбрайда ему в руку. — Там за тюрьмой привязана лошадь, — произнес техасец. — Садись на нее и выметайся отсюда. Я отвечаю за это. Если ты останешься здесь, они подожгут тюрьму, а тебя пристрелят через окно. Ты сможешь выбраться из города, пока они очухаются. Я оправдаюсь перед Миддлтоном и Гопкинсом. Через пару месяцев, если хочешь, можешь вернуться и предстать перед судом. Для чистой формальности. К тому времени все прояснится. Макбрайда не надо было уговаривать. Ужасная участь, которой он только что избежал, поколебала его мужество. Страстно пожав Коркорану руку, он со всех ног кинулся сквозь заросли к лошади, оставленной Коркораном. Спустя несколько мгновений он во всю прыть скакал прочь из Ущелья. Подошел сердитый Макнаб. — Ты не имел права отпускать его. Я пытался остановить толпу… Коркоран резко повернулся и посмотрел на него, не стараясь скрыть свою ненависть. — Ни хрена ты не пытался! Не тереби мне мозги, Макнаб. Ты завязан в этом деле, так же, как и Миддлтон. Ты разыграл комедию, чтобы потом объяснять Гопкинсу, как из кожи вон лез, останавливая линчевателей, но тебя пересилили. Я видел стычку, когда тебя схватили! Черт! Ты дерьмовый актер. — Как ты смеешь так говорить! — взревел Макнаб. Прежний тигриный блеск вспыхнул в голубых глазах. Коркоран вроде бы не шевельнулся и в то же время словно бы пригнулся, как ягуар перед смертоносным прыжком. — Если тебе не нравится мое поведение, Макнаб, — вкрадчиво произнес он, — пожалуйста, как будешь готов, собирай свой суд! Некоторое время они в упор смотрели друг на друга: Макнаб — сердито сдвинув брови, Коркоран — с усмешкой на тонких губах и с молниями в голубых глазах. Затем Макнаб с ворчанием отвернулся и пошел прочь, мотая кудлатой головой, словно бык перед красной тряпкой. Глава 7 БЫВАЕТ, ХИЩНИКАМ ОБЛАМЫВАЮТ КОГТИ Миддлтон резко осадил свою лошадь, когда Коркоран выехал из кустарника на обочине. Одного взгляда шерифу было достаточно, чтобы догадаться, что он отнюдь не в мирном настроении. Они встретились посреди ольховых зарослей почти в миле от Ущелья. — О, привет, Коркоран, — заговорил Миддлтон, скрывая удивление. — Я разобрался с Брокманом. Это оказалось сплетней. Никакого золота у него не было. Поэтому… — Брось! — отрезал Коркоран. — Я знаю, почему ты послал меня искать ветра в поле. По той же причине и ты умотал из города. Чтобы дать шанс друзьям Брента рассчитаться с Макбрайдом. Если бы я не развернулся и не поспешил обратно, Макбрайд бы сейчас дрыгал ногами в веревочной петле. — Ты вернулся…? — Да. И теперь Джейк Биссетт в аду вместо Макбрайда, который рвет когти из Уэйптона на моей лошади. Я же говорил тебе, что дал ему слово не допустить суда Линча. — Ты убил Биссетта? — Он уже холодный! — Еще один из «стервятников», — отметил Миддлтон. Он не выглядел недовольным. — Брент, Биссетт — чем больше «стервятников» погибнет, тем легче нам будет удрать. Это одна из причин, по которой я убрал Брента. Но надо было не мешать им повесить Макбрайда. Конечно, я организовал это дело. Надо же было бросить кость друзьям Брента. Иначе у них появились бы подозрения. Если бы они поняли, что я не против этого убийства или не хочу наказывать убийцу, мне пришлось бы туго. Ссориться с бандой мне сейчас не резон. Кроме того, я не сумел бы тогда защитить тебя от друзей Брента. — Разве я просил меня защищать? — в голосе его вспыхнули нотки оскорбленного самолюбия стрелка. — Брекман, Ред Билл, Керли, а теперь еще и Биссетт. Ты убил слишком много «стервятников». Я убедил их, что первые три случая были трагической ошибкой. Биссетта не слишком уважали. Но тебе не простят, что ты не дал повесить убийцу Брента. Конечно, в открытую на тебя не станут нападать. Только теперь тебе придется продумывать каждый свой шаг. Тебя убьют при первой возможности, и я не смогу предотвратить этого. — Если я расскажу им историю гибели Брента, ты окажешься со мной в одной упряжке, — резко произнес Коркоран. — Но, конечно, я не стану этого делать. Окончательный побег зависит от того, как долго ты сможешь скрывать наши намерения от «стервятников» — так же, как и от честных людей. Последнее убийство должно поставить меня, а значит и тебя, на одну доску с Гопкинсом и его компанией. — Они все еще ведут разговоры о комитете бдительности. Я поощряю их. Все равно они появятся. Убийства в окраинных поселениях приводят золотоискателей в состояние страха и ярости. Хотя такие преступления почти исчезли в Уэйптоне. Лучше двигаться в одном направлении с попутчиками, чем пытаться переспорить их. Свернуть в сторону никогда не поздно. Если ты продержишься живым еще несколько недель, у нас все будет готово к побегу. Поосторожнее с Баком Горманом. Он самый опасный из банды. Брент был его другом. И у него самого много друзей — таких же опасных, как он сам. Не убивай его без крайней необходимости. — Я позабочусь о себе сам, — мрачно ответил Коркоран. — Я высматривал Гормана в толпе, но его там не было. Слишком умен. Хотя я уверен, что это он стоит за всем этим. Биссет был тупым ослом — попытку линчевания спланировал Горман, вернее, он помог тебе спланировать ее.