Бекетт не торопясь отхлебнул кофе. Я поставила кружку на стол. – Я хочу платить половину. Неважно сколько. Будет честно, если мы поделим цену пополам. – Мы уже обсудили твой финансовый вклад, учитывая тот факт, что у тебя нет кровати, – произнес Бекетт. – Четыреста баксов. Это последнее предложение. Я хотела возразить, но по выражению лица Бекетта поняла, что это бесполезно. – Ладно. Я подошла к дивану и опустила руку в стоявший рядом мусорный пакет со своими вещами. Нащупав кошелек, я достала оттуда четыре из последних семи сотенных банкнот. Когда я положила их на кухонный столик, Бекетт посмотрел на них так, словно это был грязный подгузник. – Спасибо, – пробормотал он, сгреб купюры и засунул их в карман. – Так. Тебе нужен надувной матрас, правильно? – Было бы здорово, если бы ты подсказал мне хорошее место, где его можно купить. – Без проблем. Мы открыли мой ноутбук за столом у окна. Бекетт показал мне магазин спорттоваров и объяснил, как ходят бруклинские автобусы. Он сидел, наклонив голову близко к моей. От него пахло кофе, теплом и мужественностью. «Прекрати, Росси», – приказала я себе. Раньше мое одиночество, длившееся больше года, дремало и меня не тревожило. Но стоило мне оказаться в непосредственной близости от такого невообразимо красивого парня, как Бекетт, оно вскочило, словно разбуженное пожарной тревогой посреди ночи. Мысленно встряхнув себя за плечи, я сосредоточилась на автобусных линиях и улицах. – Отлично, спасибо, – произнесла я, закусывая губу. – Я все поняла. – По твоему виду не скажешь, – заметил Бекетт. Я скорчила гримасу. – Я иду по улице Атлантик до поворота на улицу Вандербильта. Сажусь на автобус B69, который идет в центр, и выхожу на пересечении улиц Вандербильта и Декалб. Я все поняла. Я не совсем беспомощная. Бекетт нахмурился и бросил взгляд в окно рядом со столом. От начавшегося косого дождика на стекле оставались серебристые капли. – Наверное, мне лучше пойти с тобой. Я захлопнула ноутбук. – Сегодня у тебя выходной, не забыл? – Не забыл, – отозвался он. – Но тебе же придется закупить все необходимое для того, чтобы здесь обжиться, так ведь? Еду, матрас, наверняка что-нибудь еще. А с завтрашнего дня я буду возвращаться с работы не раньше семи. – И что? – И то, что тебе нужно узнать город получше. Сегодня этим и займемся. Ну или хотя бы я покажу тебе наш район. Я закусила губу. – На улице дождь. И сегодня у тебя выходной. – И мне решать, как его провести. Он покачал головой. – Боже, какая же ты упрямая. – Я пыталась быть тактичной! – ответила я, уперев руки в бедра. Я бросила на него уязвленный взгляд, и он рассмеялся. – Я понял. Ты из этих девушек. Я округлила глаза. – Прошу прошения? Из каких именно девушек? – Которые всегда пытаются все делать сами и не принимают помощь от других. Я скрестила руки на груди. – Если я правильно помню, буквально вчера вечером я, забыв о гордости, в эпичной манере просила тебя о помощи. – Да, но это другое. Готов поспорить на миллион баксов, что, если бы я предложил тебе этот план, ты бы меня поблагодарила, но отказалась. – Ты недооцениваешь степень моего отчаяния, – сказала я. – И с каких это пор независимость стала плохой чертой? – В ней нет ничего плохого. Но отказываться от помощи – глупо. Я принялась буравить его испепеляющим взглядом. Он посмотрел на меня, отвел глаза, потом посмотрел еще раз. – Ого. Уже давно девушки не бросали на меня таких взглядов. – Видимо, ты уже давно не называл девушку глупой? – Я не говорил, что ты глупая… Я имел в виду… Он провел рукой по волосам. – Слушай, можно я просто провожу тебя до этого гребаного магазина? Матрас будет весить как черт знает что, на улице льет как из ведра, а в автобусах часто ездят не самые приятные персонажи. Не знаю, заметила ли ты вчера, но этот район не похож на центр Манхэттена! Я стояла поджав губы и все так же держа руки скрещенными на груди. – Там не льет как из ведра. За окном сверкнула молния, и через мгновение загрохотал гром. Косой, мелкий дождик превратился в плотный ливень и застучал по стеклу так, словно хотел пробраться внутрь. Самодовольная улыбка Бекетта жутко раздражала. Я махнула руками. – Ладно, поступай как знаешь. Через двадцать минут мы уже ютились под моим зонтом на автобусной остановке – я в пальто, он – в своей спортивной ветровке. Дождь лил сплошным потоком. Я взглянула на Бекетта, чувствуя, как меня снова охватывает это надоедливое чувство защищенности, к которому вдобавок приплетается странная смесь эмоций. Может быть, наверное, вероятно, что-то слегка похожее на чувство вины за то, что ты не давала ему себе помочь? Мама всегда говорила, что нет ничего важнее благодарности. «Что бы с тобой ни происходило, даже в самый худший день, найди что-нибудь, за что ты можешь быть благодарна. Тебе сразу станет лучше». Я еще раз посмотрела на Бекетта, а потом перевела взгляд на укрытую серым небом улицу, вдоль которой в ряд выстроились дома. – Я привыкла быть одна, – тихо сказала я. Бекетт стоял так близко, что я почувствовала, как он переступает с ноги на ногу. – Да, я понимаю, – сказал он. – Я тоже к этому привык. – В такой ситуации ты учишься поступать определенным образом, – продолжила я. Мимо нас проехал старый седан с низкой посадкой и проржавевшим капотом. – Чтобы выжить, – добавила я. Я подняла на него взгляд. Он посмотрел на меня в ответ, потом отвел глаза и кивнул. – Я понял. – В общем, я пытаюсь сказать, что… – Не нужно, – перебил меня он. – Все хорошо. Я нахмурилась. – Мама говорила мне, что благодарность… – Едет наш автобус, – сказал Бекетт. Автобус В69 медленно подъехал к нам и остановился; двери с шипением открылись. Бекетт довел меня до передней двери и закрыл зонт. – После тебя.