Услышав, как Джен небрежно бросила «ты не существуешь», у Люка голова пошла кругом. – Откуда ты знаешь, что не грозит? – перебил он. – По отпечаткам пальцев, – ответила Джен. Когда Люк озадаченно на неё посмотрел, она пояснила: – Мой братец Тушка мечтал стать детективом и изучал отпечатки пальцев… Вовсе не от большого ума. И тут я вспомнила, что у него до сих пор сохранился дактилоскопический набор. В общем, я искала отпечатки там, где ты к чему-то прикасался, прямо как показывают по телевизору. Нашла хороший образец на стене. Отсканировала его, подключилась к государственной базе личных данных и – вуаля! – ничего похожего там не нашла. Твоих отпечатков нет, а значит, официально нет и тебя. – И подчеркивая свои слова, скорчила рожицу. «А полиция не найдет меня из-за твоих поисков?» – хотелось ему спросить. Но он так мало понял из объяснений, что вопросы ему вряд ли бы помогли. А Джен уже говорила о другом. – И я считаю, тебе можно доверять. Раз я убедилась, что ты не предатель, тебе можно рассказать о митинге, показать наши тайные чат-румы и всё такое. Джен, болтая на ходу, вышла, и Люк поспешил за ней, чтобы не упустить окончание фразы. – Есть хочешь? Или пить? – предложила она, задержавшись у двери в большую кухню. – А то в прошлый раз я так удивилась, что совсем забыла, как ведут себя хорошие хозяйки. Что будешь? Лимонад? Чипсы? – Они же запрещены, – возразил Люк. Он вспомнил, как в найденной на чердаке книге что-то прочитал о «нездоровой» пище и спросил потом у матери. Она объяснила, что раньше люди их ели всегда, пока правительство не прикрыло фабрики, где производили такие продукты. Почему так случилось, она не сказала. Однако как особенное лакомство принесла пакет картофельных чипсов, который берегла долгие годы, и поделилась только с ним. Он с притворным удовольствием пожевал солёные жёсткие чипсы, только чтобы сделать матери приятное. – Да, ну так и мы тоже вне закона, что ж теперь лишать себя мелких радостей жизни? – спросила Джен, пододвигая к нему чашу с чипсами. Люк из вежливости взял одну штучку. Потом другую. И ещё. Чипсы оказались такими вкусными, что он едва удержался, чтобы не схватить целую пригоршню. Джен пристально на него смотрела. – А ты когда-нибудь голодал? – тихо спросила она. – Нет, – удивлённо ответил Люк. – Некоторые «дети-призраки» голодают, потому что у них нет продовольственных карточек, а другие члены семьи с ними не делятся, – заметила она, открывая огромный холодильник, вместивший бы всю кухонную технику Гарнеров. – Моя семья может достать всё, что нам требуется, конечно, но… – Она посмотрела на него так же, как в прошлый раз, когда он понял, в какие лохмотья одет. – А твоя семья, как они достают тебе еду? Люка вопрос озадачил. – Да так же, как и себе, – ответил он. – Мы сами её выращиваем. У нас есть огород… Раньше я там подолгу работал. Ещё у нас свиньи… ну, раньше были, и иногда мы обменивали забитую свинью на бычка, получали говядину… Люк смутно припоминал те сделки. Пришлось напрячься, и в памяти всплыло, как отец или Мэтью говорят маме: «Готовься жарить отбивные. Джонстону, что живёт близ Либервилля, захотелось ветчинки…» Джен уронила пластиковую бутылку с коричневой жидкостью. – Вы даже мясо едите? – воскликнула она. – Ну да. А вы? – спросил Люк. – Когда отец достанет, – ответила Джен, наклоняясь за бутылкой. Она налила по стакану себе и Люку. Газировка шипела и пузырилась. – Даже его высокопоставленное положение не спасает. Правительство заставляет всех, даже знать, переходить на вегетарианство. – Почему? – спросил Люк. Джен передала ему стакан. – Говорят, выращивать овощи выгоднее, – пояснила она. – Для производства фунта мяса фермерам нужно гораздо больше земли, чем для выращивания… Как это называется? Соевых бобов. При мысли о сое Люк поморщился. – Не знаю, – медленно сказал он. – Мы всегда кормили свиней тем зерном, которое не могли продать, потому что оно не проходило по государственным стандартам. Но раз правительство заставило нас избавиться от свиней, отец просто оставляет то зерно гнить на полях. – Да ты что? – усмехнулась Джен, будто он только что объявил о свержении правительства. Она хлопнула его по спине, как раз когда он сделал первый глоток. Из-за шипучего напитка и её восторженного хлопка Люк закашлялся. Джен, казалось, этого не заметила. – Слушай, я так и знала, что ты здорово поможешь. Я сейчас же про это напишу на доске новостей. – Погоди… – выговорил Люк между кашлем. Он не понимал, о чём она говорит. И очень боялся навлечь на семью беду. Он бежал за Джен по коридору, догнав только когда она села в кресло перед компьютером и включила его. Послышались те же звуки: «И-ти-би-би-биип», как и в прошлый раз. Люк стоял сбоку, стараясь не попасть в поле зрения экрана. – Он не кусается, – заметила Джен. – Бери стул. Подсаживайся. – Но как же правительство… – пятясь, спросил он. – Правительство в этом ничего не смыслит, – заявила Джен. – Понял? Поверь, если бы за мной следили через экран компа, я бы давно узнала. Люк послушно пододвинул мягкий стул и сел. Он наблюдал, как Джен печатает: «Если правительство разрешит фермерам откармливать скот тем зерном, которое они не могут продать, мяса будет больше». Люк облегчённо вздохнул, когда увидел, что его семью она не упомянула. Только если правительство за ними не следит, непонятно, зачем она это написала. – И куда это пойдёт? – спросил он, когда слова исчезли с экрана. – Кто это увидит? – Я поместила это на доску объявлений Департамента сельского хозяйства. Прочитать может любой, у кого есть компьютер. Может, какой-то госслужащий, у которого ещё остались мозги, увидит и задумается впервые лет за десять. – Не понял… – смущённо прищурился Люк. – Зачем всё это? Джен на него уставилась. – Ты даже этого не знаешь? – удивилась она. – Не знаешь, почему приняли закон о народонаселении? – Н-нет, – признался он. – Да всё из-за еды. Правительство боялось, что из-за прироста населения еды на всех не хватит. Поэтому тебя и меня объявили вне закона, чтобы люди не голодали. Люк вдруг почувствовал себя вдвойне виноватым из-за того, что до сих пор хрустит чипсами. Он с трудом сглотнул и опустил руки на колени, чтобы не лезть в соблазнительную чашу. – Значит, если бы я не ел, моя порция досталась бы законному гражданину, – заметил он. Но в его семье это был бы Мэтью или Марк, а уж они точно не голодали. Мэтью начал даже обрастать жирком вокруг пояса, совсем как отец. Потом Люку почему-то вспомнился бродяга из далёкого прошлого, жалующийся: «Три дня во рту ни маковой росинки… оголодал…» Может, и в этом была вина Люка? – Не переживай так, – засмеялась Джен. – Мало ли что считают в правительстве? Они ошибаются. Отец говорит, еды полно, просто распределяется неправильно. Поэтому пусть отменят закон о народонаселении. Пусть признают тебя, меня и других детей-нелегалов. Для этого нам и нужен митинг. Даже не имея ни о чём представления, по её тону Люк догадывался, что митинг – дело важное. – А теперь ты можешь рассказать мне о митинге? – робко попросил он. – Хорошо. Джен отодвинулась от компьютера и развернулась вместе с креслом. – Сотни наших, все «дети-призраки», которых я смогла найти, собираются на демонстрацию протеста против правительства. Мы пойдём прямо к дому президента. И не оставим их в покое, пока не получим такие же права, как все. «Везёт как утопленнику, – подумал Люк. – Наконец познакомился с другим третьим ребёнком, и надо же, она совсем чокнутая». – И ты приходи! Будет здо́рово, правда! – энергично, как шипучая газировка, сообщила Джен. 18 Я… Я не… – замялся Люк, страшась взглянуть в лицо ликующей Джен, и думал только о том, как страшно бегать туда-сюда, от его дома до её и наоборот. Даже сегодня утром, когда он в третий раз перебегал через их дворы, сердце так колотилось, будто от страха сейчас выскочит из груди. Так это – во дворе, где он был почти уверен, что за ним никто не наблюдает. Как только Джен в голову пришло, что он отважится выйти на люди, на всеобщее обозрение, включая правительственных чиновников, и заявит: «Я третий ребёнок! Дайте мне такие же права, как у всех!»