Она отвернулась. – Я сегодня ходил к океану, но никого не встретил. Музыка по-прежнему звучит, я даже… – Где ты их видел? – спросила она. – Утром я встал по нужде и заметил на пляже трех человек. Он почувствовал, что оправдывается. Ему стало стыдно. – Ты не сказал мне! – всхлипнула она. – Я боялся дать тебе ложную надежду… Сначала я хотел сходить и проверить. Но, как я уже сказал, там никого не было… – Нужно идти дальше вдоль берега, – перебила она. – Ты же сам говорил! – Это может быть опасно. – Не опаснее, чем сидеть в этой вонючей пещере. III Брахур умирал от жажды. «Холодная вода, прозрачная, как лед, очищающая, кристальная, сверкающая», – он думал о ней, добавляя всевозможные эпитеты, и представлял, как он пьет ее, втягивает ртом, смакует, и тысячи целебных серебристых нитей устремляются в него, неся в себе жизнь. «Три дня, уже три дня здесь», – врезалась в сознание мысль. Парень лежал в тени развесистого дуба. Неподалеку, под соседним деревом, хрипели двое мужчин. Брахур видел, как утром, перекидываясь шутками, они пили из океана. Не это ли самое опасное? Теперь же они лежали, придавленные к земле зноем. Раскаленный воздух дрожал: мерно, студенисто колыхалась гладь океана, а позади вставал лабиринт из зарослей. Брахур боролся с рвотой, спазмами подступающей к горлу. Перед глазами плыли круги. Он где-то читал, что обезвоживание приходит незаметно, проявляясь лишь несколькими симптомами. От океана тянулась музыка. Брахур узнал величественный аккорд, исполненный виолончелью, – фа мажор, продлившийся четыре такта. «Это же Стравинский, – ошарашила его догадка. – Русский балет». Перед глазами пронеслось старое, забытое воспоминание: он ребенком играет на ненавистной скрипке. Да, он немного разбирался в классической музыке, но от этого было не легче. Через пару мгновений он перестал думать об этом. Иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела. Парень вдруг закашлял, попытался сплюнуть, но не получилось. Во рту пересохло так, что густые комки слюней пришлось вытягивать изо рта пальцами. Казалось, что с каждым выдохом организм теряет последнюю воду. В тени деревьев стонали люди. Некоторые в прострации ошеломленно ощупывали свои лица и руки. Прошлым днем шел дождь, но мало кто успел напиться. Земля жадно впитала лужицы, и вскоре на небе снова полыхало солнце. – Пить… пить… пить, – бормотал мужчина, скорчившись под соседним деревом. Рыжая девушка опустилась на колени, запрокинула голову и испустила вопль, похожий на волчий вой. Люди стенали, царапали себя ногтями, хотя еще утром препирались, дрались и ходили искать источник воды, повязав на головы белые майки. Утром пляж полнился криками, воплями, проклятиями и стонами. К полудню, когда раскалилось солнце, а человеческие тела потеряли еще по пол-литра воды, на берегу слышались лишь стоны. Измученные люди лежали в тени деревьев, жевали листья и найденные в лесу фрукты, надеясь получить хотя бы несколько капель живительной влаги. Позднее они хватались за животы, страдая коликами, и про себя ругались. Кто-то вел себя тихо и равнодушно, будто уже принял неизбежное. Те, кто напился соленой океанской воды, замерли без движения. Возможно, умерли. Брахур не знал. Взгляд его, мутный и полный недоумения, скользил по обессиленным телам. Уже третий день он не понимал, где находится. Он положил голову на дубовый корень, который напоминал сухую руку, протянутую из земли. Другие корни, будто анаконды, расползались от ствола дерева. Уже более часа Брахур обдумывал свой план. Наконец парень решился. Он вынырнул из тени под огненно-белые лучи солнца и схватил острый, похожий на головку топора, камень. Мужчины неподалеку лежали тихо. Может быть, умерли? Но нет – они смотрели на него сквозь щелки глаз. Их тела были багрово-красными, опаленными поцелуями солнца. На плечах белыми лохмотьями слазила кожа. С океана потянулась другая мелодия – Брахур различил импровизацию на Лунную сонату. Но тут же вяло шевельнулась мысль, что он ошибся и это было «Рондо Каприччио» Бетховена. Вскоре музыка сменилась на незнакомую ему. Камень, горячий и шершавый, лежал в ладони. Вернувшись в спасительную тень, парень с силой ударил по бурому корню, и на нем, поблескивая влагой, вспыхнула свежая царапина. Тяжко вздохнув, Брахур вновь с силой опустил камень. Через пять ударов он примкнул ртом к сочившейся соком древесной ране. Во рту растеклась прохлада. Он с силой втягивал эту горьковатую жидкость, но разве возможно напиться несколькими каплями? Некоторое время он мучительно высасывал из корня дубовый сок, и ощущение нереальности, преследовавшее его уже три дня, постепенно ослабло. – Пейте, – прохрипел он, указывая мужчинам на корень. Один из них мотнул головой и пополз к источнику влаги. Второй же начал искать камень. Жажда мучила всех со второго дня. Фрукты не помогали – клейкие, слишком сладкие, они вызывали понос и, как следствие, еще большее обезвоживание. К середине третьего дня жажда стала нестерпимой и сводила людей с ума. Вокруг творилось безумие. Некоторые становились на колени, воздевая руки к небу, или бросались навзничь, уползая в тень зарослей от безжалостного солнца, катались по песку, скуля, как собаки. Нужно найти кого-нибудь, кто сможет объяснить, как он очутился в этой глуши. Почему эти люди одеты в точности как и он, – белые майки и черные штаны? Как они все попали сюда? Зачем он здесь? Слышался редкий стук. Худой мужчина, с трудом поднимая над головой камень, бил им по корню соседнего дерева. Лицо вдруг освежил приятный ветерок, прилетевший с океана. Брахур закрыл глаза и сделал глубокий вдох. «Кажется, ноктюрн Шопена, опус № 9, – обожгла его мысль. – Да, эта непрерывная последовательность восьмых… это знакомое арпеджио… Но откуда оно звучит? И почему?» Он поискал в океане судно и ничего не заметил. Но его взгляд остановился на пугающей сцене. У кромки берега рвало согнувшуюся вдвое женщину. – Не нужно пить эту воду, – еле слышно прошептал парень. Его чувства были будто заморожены. Шатаясь, он подошел к женщине. – Это опасно, – повторил Брахур. Она повернула к нему голову. В ее широко раскрытых глазах застыло недоумение младенца. Губы дрожали мелкой дрожью. – Я дам вам воды, – сказал он. Она приоткрыла искаженный спазмом рот, но ничего не ответила. Он помог ей подняться и довел до дуба. – Отойдите! – выдохнул он. – Дайте ей тоже попить. Мужчина даже не оглянулся. Он жадно присосался к корню и стонал, как загнанный зверь. Брахур рванул его на себя и с яростью закричал: – Она еще не пила! Мужчина злобно на него взглянул, но отступил. Брахур с отвращением заметил на его подбородке засохшую струйку рвоты. Женщина тяжело осела на землю и заплакала. – Подождите, – сказал он, схватил камень и начал долбить им другой корень. Вскоре стала сочиться влага. – Пейте. – Брахур запыхался и сел рядом. Пока женщина пила, он рассеянно обводил взглядом океан, пляж, страдающих людей. «Что это за проклятое место? – продолжал думать он. – И откуда берется музыка?» Он посмотрел на пустой океан, откинув со лба прядь волос. Постепенно его дыхание успокоилось. Брахур вслушивался в божественные мелодии, приносимые волнами, и напряженно думал.