Он подошел к окну, из которого лился слабый свет пасмурного неба. Зачем верить в то, что усложняет тебе жизнь? Отчего жить становится невыносимо. Она не решилась. А это многое меняет. Он представил книгу заветов Маркуса – сорок страниц, вмещающих мудрость Создателя. Декарт знал книгу наизусть. Обычно он мысленно листал ее, чтобы успокоиться. Но сегодня это не помогало. Он молился, медленно и болезненно проговаривая слова, но сознание будто окаменело. И опять ему показалось, что откуда-то издалека донесся крик о помощи, а потом сердитый возглас, перешедший в шепот. Ему вспомнился день, когда он водил сына к океану и учил молитвам. – Взгляни, Арти, – говорил он. – Это Маркус. Он – творец, Создатель нашего Острова. Это было прекрасное чувство – посвятить сына, плоть от своей плоти, в великую тайну жизни. – Он умер? – спросил тогда Арти. – Да, много лет назад. Они остановились у статуи, и Декарт низко поклонился. Арти повторил за ним. – А как он умер? – Он вознесся огнем к небесам. – Мне страшно, папа. – Не бойся, малыш. Маркус тебя любит. Очень и очень давно здесь была его церковь, а теперь тут поставили его статую. Взгляни ему в глаза. Воспоминания об Арти были скомканными и невыносимо болезненными. «Господи, – попросил он. – Помоги нам. Умоляю тебя, – он зашептал громче, – пусть она переживет эту боль. Прошло уже столько времени, а смерть сына до сих пор ее гложет. – Он протер глаза. – Забери меня, Господи, забери меня вместе с ней на небеса, к Арти. Огради нас от Слияния». Добавив в кофе молоко, он долго и завороженно смотрел на расплывающуюся в чашке сливочную галактику, наконец вернулся в спальню. – Твой кофе, – сказал он, протягивая кружку. Она приподнялась на постели, взяла кофе и, помешав, сделала глоток. – Спасибо, любимый. – Ее голос был нежным и теплым. – Всегда пожалуйста. – Он сел рядом, удивленно глядя на жену. Он скучал по этому голосу. Когда он слышал его последний раз? Много лет назад. Он стал недосягаемым, как зыбкий мираж, унесенный ветром океана. И вдруг Джулия осторожно спросила: – Если я пройду Слияние, ты его тоже пройдешь? Он дернулся как после пощечины и в изумлении уставился на жену. – Господи, опять ты за старое! – Если ты сольешься с Массивом, – продолжала она, – то заразишь его своей одержимостью. Декарт покачал головой. – Это же болото! – воскликнул он. – Мы не будем сливаться с болотом. Она будто не слышала его. – Твои теории и вера в Создателя, – сказала она с жаром, – проникнут в самое ядро коллективного сознания. Ты ведь ненормальный, Декарт. – Ты… ты сама хочешь этого? – Его обволакивал ужас. – Давай сходим на пробную процедуру. – Она ласково улыбнулась. – Вдруг тебе понравится. – Сомневаюсь, – ответил он хмуро. – Ради меня, Декарт. Я уже давно хотела тебе предложить. Она обняла его, поцеловала в губы, но он не заметил очевидной манипуляции. – Это называется демоверсия. Ничего страшного. Пробное подключение на сотую долю секунды. Она достала из тумбочки тонкую брошюру и снова поцеловала мужа. Декарт на мгновение задумался. – Прошу тебя, – добавила Джулия. Его недовольство испарилось, сменившись чуть насмешливой нежностью взрослого, который понимал, что это нормально и вполне разумно – уступить капризу ребенка. – Дай мне, я сам прочитаю. Он долго и внимательно изучал инструкцию. В ней было сказано, что десяти миллисекунд вполне достаточно, чтобы оценить весь спектр мыслей и чувств Массива, масштаб его интеллекта. Не слиться, нет, – лишь прикоснуться к чему-то новому. Это – как тронуть пламя свечи. Не сгоришь – но на собственном опыте прочувствуешь, что огонь и вправду горяч. – Ну что? – спросила Джулия. Она смотрела на него потеплевшим взглядом и улыбалась. Давно он не видел ее столь оживленной, неестественно возбужденной. «Впрочем, – одернул он себя, – не в этом ли смысл? Если это поможет Джулии понять, что я на ее стороне, почему бы не уступить?» – Я согласен, – сказал Декарт. Он был в странном смятении. – И закончим на этом раз и навсегда. – Обещаю, – заверила она. IV Джулия помогла ему оформить все документы. С одной стороны, он испытывал отвращение к Слиянию, но с другой – его грела простая мысль, что после уступки жене все изменится. И она выкинет из головы эту дурацкую идею. – Всего сотая доля секунды? – снова переспросил он. – Да, – кивнула медсестра. Нервничая, он лег в капсулу и закрыл глаза. Еще до подключения Декарт ощущал внутренний протест, а после – сдернув с висков присоски, швырнул их на пол. Сначала было завораживающее, непривычное ощущение полета в густое, плотное облако – Декарт успел почувствовать это и за десять миллисекунд, потом он услышал сонм голосов, гулкий, пугающий хор, за ним последовал ужас, безумие взгляда стрекозы – мгновение, позволившее увидеть сквозь фасеточные глаза тысячи фрагментов, картинок, разрозненных пазлов. В одном из них он неожиданно увидел старика, возносящего руки к небу. И тут-то наступил момент отключения, будто авария или резкое торможение – тяжелая перегрузка. Декарт поднялся не сразу. Его тошнило. Ощущения были омерзительные. Он коротко застонал, открыл глаза и почувствовал, что весь мокрый от пота. Вдоль висков тянулись влажные дорожки слез, руки – сжаты в кулаки. Дыхание сбито, как будто тело ударилось о землю. – Я видел Маркуса, – произнес Декарт. Его мозг лихорадило в тщетных попытках объяснить увиденное и привязать это к картине мира. – Пророка? – кисло улыбнулась медсестра. – Его же не существует. – Демоверсия закончилась? – Да. – Можно чай? Или воду, – попросил он, облизнув запекшиеся губы. – Мне нехорошо. Медсестра подала ему чашку и бросила в нее заварочную монету.