«Верни ее, – прошептал Декарт, погружаясь в молитву. – Почему ты допустил Слияние, Господи? – Эти мысли душили его. – Разве не любишь ты каждого из нас в отдельности?» Он ненавидел Слияние. Скорее всего, это было искушением, очередной проверкой свыше. Массовый психоз. Говорят, это не ограничивается ассимиляцией, безболезненным растворением в Массиве. Он уничтожает твою личность: память и чувства становятся его собственностью. Декарт выступал против процедуры, брезгливо морщась, когда кто-то начинал восхищаться этой тошнотворной идеей. Он потерял почти всех друзей. А теперь и Джулия ушла от него. Сверху донеслись пронзительный крик и хлопанье крыльев. Вытянув перепончатые лапы, на воду опустилась чайка. «Интересно, она понимает музыку?» Ему не верилось. Почти тридцать лет, пролетевших как одно мгновение. В голову пришла метафора, показавшаяся пугающе точной. «Она отступила от меня, точно воды океана в часы отлива оставляют утес, к которому они ластились еще час назад. И вот они далеко. Они отступили, чтобы вернуться», – эта мысль теплилась где-то в уголке сознания. Он понимал, что дело не только в смерти Арти, но и в его одержимости, в его вечной неопределенности. Если бы ему вдруг предложили: «Мы убьем одного – либо его (указав на Маркуса), либо ее (на Джулию)», он закричал бы так громко, что из его горла могла бы хлынуть кровь: «Убейте меня, а их не троньте!» Он опустился на коврик и поклонился, коснувшись лбом влажной гальки. Несколько камешков прилипли ко лбу. Он поднялся, стряхнул их и медленно побрел обратно. Оглянувшись, он увидел, что остальные тоже расходятся, исчезают в узких улочках Острова. Равнодушная к мелодиям, на воде осталась чайка. «Будто хлопья белой пены на серой воде». Декарт пригляделся. Рядом с чайкой качалась на волнах грязная, заросшая водорослями бутылка. Его вновь охватила ярость. «Никому нет дела до океана». Его давно перестали очищать. Статуе Маркуса уже многие годы был необходим ремонт, в священном океане плавал мусор. «Это оскорбительно! В высшей степени оскорбительно». С воды подул пронизывающий ветер. Стараясь не глядеть на свои узловатые, пораженные полиартритом руки, он спрятал их в карманы плаща. III Дрожа от холода, Декарт потянул за дверную ручку. Сердце екнуло. Он испуганно обернулся, плащ скользнул на пол. В соте стояла мертвая тишина. Все двери были распахнуты – на панелях управления горели зеленые огоньки. В ушах зашумела кровь. – Джулия, – позвал несмело Декарт. Послышались неторопливые шаги. Раз. Два. Три. Скрип в спальне. Затаив дыхание, он медленно двинулся навстречу. «Почему я крадусь, если уже выдал свое присутствие?» – Джулия… – Его голос задрожал. Он боялся, что она прошла Слияние. Но нет. Она лежала на кровати – видимо, только легла. Он радостно вздохнул, на душе стало легко, невыносимо легко. – Ты передумала, моя принцесса? – Он сел на край. – Да. Карие заплаканные глаза смотрели на него с тяжелой горечью. – Я не смогла. Она выглядела человеком, глубоко погруженным в себя. Ее правая щека дергалась от тика. – Господи… – наконец сказал он. – Я рад, что ты вернулась… Я… я очень испугался. Не делай так больше. Снаружи доносились переливы океанской музыки. – Терпеть не могу эти треньканья, – сказала она и приоткрыла кулак. На ладони голубели беруши. – Тебе же всегда нравилась эта музыка. – Знаешь, что я поняла? Они играют с нами, подавляя и подталкивая к процедуре. Декарт плотно сжал губы: – Они ничего нам не сделают. – Я начинаю сомневаться во всем… и в первую очередь в себе, – сказала она. – Не знаю, что на меня нашло. Он почувствовал, как в нем, словно гриб, продолжает расти отвращение к слэпам. – Ты опять плакала? Он лег рядом и обнял ее. Джулия не сопротивлялась. Он почувствовал, какая она напряженная – словно каменная. – Тише, моя радость, тише… Ты, наверное, вспоминала Арти? Она не ответила. – Я… каждый день о нем думаю, – сказал он. Слова о сыне давались ему с трудом. – Куда ты ходил? – перевела она тему. – Я был у океана. Молился. Он хотел рассказать о мусоре, о бутылке на волнах, но не стал. Она притворно всхлипнула. – Что такое, Джулия? – Мне это неинтересно, Декарт. Не продолжай. – Но ты спросила… – Это не значит, что я хочу слушать. Она выскользнула из его объятий и отвернулась к стене. Повисла неясная тишина. – Я налью тебе кофе, принцесса. – Он нежно взглянул на нее. – С молоком, как ты любишь. – Не называй меня принцессой. – Она закашлялась. – К чему этот пафос, Декарт? – Хочешь побыть одна? – Да. Подтянув колени к груди, она закрыла глаза. – Поспи немного.