Старик коротко взглянул на Нейта, отвернулся и сказал: – Ты прав, он жалок. – Голос его был усталым. – В нем нет ни веры, ни любви. Он сам за себя. Коренастый стоял в стороне и, опустив глаза, с почтением ждал. Щербатый растирал в ладонях плод, на землю перед ним капал сок. – Я ни в чем не виноват, – взмолился Нейт. – Я верю в вас! Верю! – Он опасен, – добавил старик безучастно и, даже не обернувшись, направился обратно. – Меня можно было и не звать. Повисла пауза. С сердитым криком улетела чайка. Волны продолжали шуметь и ласково петь. Когда старик ушел, щербатый наклонился к Нейту и начал обмазывать фруктовой кашей его ноги. В нос ударила терпкая сладость плода. – Что ты делаешь, сволочь? – задрыгал ногами Нейт и угодил в колено сектанту. Коренастый, размахнувшись, ударил его в лицо. Отчаяние, рвущееся изнутри, взорвалось оглушительной яростью. Тряхнув головой, Нейт сплюнул кровь и с ненавистью прошептал: – Изверги, – и добавил с еще большей ненавистью: – Насрать мне и на вашего Маркуса, и на всех вас! Он снова плюнул в щербатого, но порыв ветра отнес в сторону кровавый сгусток. – Это тебе поможет, – кивнул щербатый и открыл горшок. Коренастый заглянул внутрь, удивленно охнув. – Можешь сыпать, Годт, – сказал он. Щербатый перевернул сосуд, и Нейт увидел, как на его колени рухнула и растеклась по коже рыжая масса. В ту же секунду в ногах вспыхнула обжигающая боль – на голенях и на правом бедре. Нейт закричал. Муравьи облепили его ноги, пожирая раздавленную мякоть фрукта, а заодно отщипывая кусочки кожи. – Веришь ли ты в Маркуса? – воскликнул коренастый. – Веришь теперь?! Щербатый завороженно следил за происходящим. Нейт громко, не контролируя себя, кричал. Ноги поглотил жар, их будто сунули в огонь, в раскаленные угли. Тело корчилось, ноги судорожно дергались в разные стороны. – Заткни ему рот! – сказал щербатый. Сознание взорвалось, заполняя каждую клеточку тела. Взгляд затуманился. Откуда-то издалека зазвучали музыка, крики и смех, когда Нейт провалился в огненную тьму. IX Брахур опустился на колени и посмотрел на девочку. – Ты слышала, как он кричал? – Да, – испуганно ответила Сифинь. На ее лице застыло потрясенное выражение, какое бывает у ребенка, которого резко пробудили ото сна. – Маркус плохой, – сказал он. – Понимаешь? Жестокий и злой. Девочка дважды кивнула. – Я понимаю. С пляжа доносились пронзительные возгласы и хохот. – Они обезумели, – с презрением продолжал Брахур. – Они пытали его. – Что это значит – «пытали»? – спросила она, вся сжавшись. – Делали ему больно. Очень больно. – Ты видел? – Нет, только слышал. Этого достаточно. Она заплакала. – Но ты спасешь его? Ты же спасешь его? – Нет, – честно ответил Брахур. – Это невозможно. Девочка взглянула на него как на предателя и отвернулась. – Он бы хотел, чтобы я забрал тебя, – сказал парень. – Хорошо, – отозвалась она после долгого молчания. – Жди меня здесь. Я вернусь минут через двадцать. – Хорошо. Она глядела в сторону, сдерживая слезы. – Пообещай мне, что никуда не пойдешь, – сказал он строго. – Обещаю. – Я скоро буду. Он бросил на нее мягкий, потеплевший взгляд, взял полоски коры и вышел из логова. Стояла тишина. Лишь переговаривались на деревьях птицы. Похоже, сектанты собрались на пляже, привлеченные пыткой. Закат уже догорел, в лесу сгущалась тьма. Брахур остановился у соснового пня, который остался после строительства церкви. Тронул его – пальцы стали липкими. Он снял с себя изношенную майку и начал тереть ею о спил. Вскоре ткань просмолилась. Он взял палку и намотал на ее конец майку. Поднял связку коры и зашагал по тропе к шалашу. Издалека он увидел Мирию. Она сидела у шалаша и чистила мидий, которых он принес ей днем. – Ты знаешь, что случилось? – спросил он. – Они пытают его, – сказала она вполголоса. – Я ничего не могу поделать. – Его ноздри в гневе раздулись. – Их слишком много. – Ты видел его? – Мирия отложила скребок и с грустью смотрела на парня. – Нет. Но я слышал крики. Она тяжело вздохнула. На ее лицо упал рыжий закатный луч. – Мы с девоч… – Брахур начал говорить, но тут же осекся. Что-то его смутило. Сколько прошло времени с той минуты, когда он оставил Сифинь одну? – Мы с девочкой поплывем ночью. – Будьте осторожны, – сказала она. – Ты принес записи? – Я спрячу их у тебя. – Он оглянулся на подозрительный шорох. – Сохрани их. – Ты решил их оставить мне? – На лодке они ни к чему. – Хорошо. Вдалеке загремел чей-то голос.