В памяти всплыли слова Брахура. – Пойманную рыбу они называют святыми дарами океана, – рассказывал парень. – Они разрезают ее на кусочки и поедают сырой. Потом молятся волнам. Нейт никогда не ел их рыбу. И в этом не было ничего удивительного. Почти весь улов доставался старику и его приближенным. Брахур пообещал отвлечь сектантов к церкви. Начало заката – условный знак. Нужно будет забрать Сифинь и ждать на берегу, пока не уйдет охранник. По пляжу ползало множество бесцветных крабов и мелких многоножек. Заслышав шаги Нейта, они разбегались по сторонам. Мимо прошла полноватая женщина. Она улыбнулась ему, он тоже невольно улыбнулся в ответ. Затем поднял с песка небольшой треугольный камешек и крепко сжал его. В голове клубились давно забытые мечты, надежды и опасения. Он думал о матери. Наверное, от горя она сошла с ума. Он представлял, как она внезапно замолкает, бледнеет и кусает от ужаса губы. Это невыносимо. Он пытался вспомнить какую-то девушку, очень знакомую ему девушку, с которой пил сухое вино. Кажется, была зима, и они танцевали весь вечер. Ее имя осталось в прошлом. Его жизнь взорвал и изуродовал непонятно откуда возникший кошмар с сектантами. Кошмар, который не поддавался трезвому анализу. Оставалось одно – бегство. Нейт чувствовал тепло и твердость зажатого в ладони камешка. Он повертел его в руке, хотел швырнуть в воду, но не стал. На берегу появилась ликующая толпа – человек сто, не меньше. Старик шел впереди, его окружали несколько мужчин. Видимо, они выполняли роль охраны. Остальные тянулись позади, на безопасном отдалении. Нейт пристально следил за ними. Дрожащее марево искажало движения фигур и меняло их очертания. Маркус плавно обвел всех ладонью. – Веселой толпой, – воскликнул он, – с музыкой и песнями мы пройдем по всему острову! Там нас ждут озера и леса с дичью. Не этого ли вы хотели? – Откуда вы знаете? – спросил его поджарый, мускулистый юноша. – Я знаю, – просто ответил он. – Разве этого мало? Толпа встретила его слова воплями и слезами радости. Женщины плакали и кричали о любви к нему. Мужчины что-то хором распевали. Удивительно, как он выделялся на их фоне: остальные были намного его младше. «Судя по всему, – решил Нейт, – он был самым пожилым на острове. Не это ли сыграло ключевую роль, когда его сделали пророком? Нет, этого явно мало. Как приятно, наверное, это нездоровое опьянение властью над другими, эта возможность вертеть людьми, как вздумается». Старик прошел несколько шагов, и они побежали за ним. Несколько женщин бросились ему наперерез, расталкивая локтями мужчин. Кто-то грубо схватил его за руку. – Ты видела, сестра моя? – зазвенел голос. – Я дотронулась до него! Он вскинул ладонь, показывая, что хочет уединения, и направился в сторону церкви. Видимо, она казалась ему надежным убежищем. Нейт ждал, когда на пляж опустится вечер, и думал над словами старика. Он сидел на пятках и, имитируя молитву, беззвучно напевал песню любимой группы. Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение и дернулся, как от удара током. Позади, глядя на него в упор, стоял коренастый. – Что-то случилось? – спросил Нейт. – Ты плохо говорил о Маркусе. – Сектант глуповато ухмыльнулся. От него резко пахло пóтом. Нейт проглотил слюну. Эта встреча не предвещала ничего хорошего. – Он добр и велик, – ответил он. – Не прикидывайся дураком. К ним подошел высокий щербатый парень. – Что он тогда сказал? – спросил он, остекленевшими глазами разглядывая Нейта. – Смеялся над Маркусом, – ответил коренастый. – Я один из вас, – улыбнулся дружелюбно Нейт. – Я сидел здесь, молился океану, никого не трогал. Не хватало еще, чтобы эти двое испортили все планы. Он усиленно думал, как бы уйти от этого неприятного разговора. – Ты делаешь наш остров грязным, – с презрением сказал коренастый. – Ты лжешь. А здесь лгать нельзя. Нейт стал понимать, что просто так они его не отпустят. К ним шли еще трое сектантов. Нужно было бежать прямо сейчас. Он рванулся в сторону, но тут же получил по затылку чем-то тяжелым и потерял сознание. Левая рука, за которую его схватил щербатый, неестественно вывернулась в плече. Очнулся он, сидя спиной к сосне. Мучительно ломило виски. Впереди простирался океан, синий и безликий, над ним нестерпимо светило солнце. – Чего вы хотите? – спросил Нейт, еще надеясь уладить все миром. Он двинул руками и чуть не вскрикнул от боли, вспыхнувшей в плече. Кисти были связаны за деревом. Его окатила волна беспомощности. – Скажи, что любишь его. – И это все? – переспросил Нейт. Коренастый кивнул. – Я люблю его, – сказал Нейт, подумав о девочке. «Надеюсь, ее не схватили… Да, она сейчас в укрытии. Брахур должен за ней присмотреть… Сопротивляться было глупо. Так я сразу себя выдал». – Да ты даже не веришь тому, что говоришь! Коренастый с силой пнул его в живот. Нейт застонал и начал кашлять, щурясь от боли. Он не мог дышать. – Я… люблю Маркуса, – едва слышно пролепетал он. – Брехня! Нейт снова подавился приступом кашля. – Кажется, я знаю, что делать, – сказал щербатый и зловеще улыбнулся. – Что ты задумал, Годт? – спросил коренастый. – Увидишь. – Сначала спроси у Маркуса, – обеспокоенно сказал тот. – Хорошо. Когда щербатый ушел, Нейт обратился к коренастому: – Зачем вы это делаете, господа? Я ни в чем не виноват. Но тот не ответил. Мысли путались. Нейт снова подумал о Сифинь. Его беспокоило, что скоро закат, а это знак, что он должен за ней прийти. В шуме океана зазвучали спокойные, нежные полутона. Рядом с сосной уселась чайка и, задрав голову, широко раскрыла клюв. Неужели та девушка выдала его? А после… после они заставили ее убить себя. Он не видел иного объяснения. На берегу появился щербатый. В одной руке он нес желтый фрукт, в другой – горшок, закрытый крышкой. За ним, в вечерней дымке, шли люди, среди которых Нейт заметил Маркуса. Все, кроме старика, остановились в отдалении, метрах в тридцати. – Это поможет тебе поверить, – медленно произнес щербатый, затем поставил горшок на землю и раздавил в руке плод. – Я верю, господа, – ответил Нейт, в ужасе разглядывая старика. Он впервые видел его так близко. Во внешности Маркуса не было ничего сверхъестественного. Обычный старик, который любит играть в шахматы в парке. Угрюмое седобородое лицо. Хрупкое телосложение.