Мюрри слушал своего друга с нахмуренным лицом. — Сны — пустяки, притом же весьма естественно, что и тебе и мне привиделся почти один и тот же сон. Мы все легли вчера под впечатлением напугавшей многих катастрофы и, естественно, могли ожидать самых худших случайностей. Это все — игра нервов и воображения. Лучше всего вставай и принимайся делать что-нибудь! Ничего нет хуже, чем валяться днем в постели, в твои годы это непростительно. Лэдло лениво принялся одеваться, а Вест занялся чем-то над своим чемоданом. Между тем буря все крепла; пароход кидало из стороны в сторону. Никому не было позволено выходить наверх, кроме крайней надобности, но Мюрри удалось упросить помощника капитана разрешить ему добраться до прикрытия будки механика. Здесь, держась обеими руками за протянутые веревки, Мюрри Вест стоял и наблюдал за беспрерывным прибоем новых могучих валов, ежеминутно заливавших палубу, за беспомощно качавшимся на волнах рассвирепевшего океана грузным пароходом. Но долго оставаться здесь не было никакой возможности: ураган позволял удерживаться на ногах лишь с громадным усилием, страшный ливень слепил глаза и злобно хлестал вместе с ветром в лицо, соль проникала в рот и в нос, вызывая неприятное едкое ощущение. С большим трудом добрался Мюрри Вест до спуска в кают-компанию, сказав себе, что пароход осужден на гибель, если только не случится какого-нибудь чуда. У подножия лестницы ему встретился доктор. — Посмотрите, что там делается внизу! — сказал он. — Полный, открытый бунт… Капитан ничего не может сделать, он со своими людьми едва-едва управляется наверху. Высокочтимый викарий внизу урезонивает и уговаривает этих безумцев, которые от страха и ужаса совершенно лишились рассудка. Право, ему надо подивиться… Молодчина этот викарий! Пойдемте туда, вы сами увидите! — Идемте! Попытаемся и мы сделать, что возможно! Когда они спустились, им предстала душу раздирающая картина. В трюме было темно, стоны, жалобы и проклятия стояли в воздухе. Женщины прижимали своих детей или молящим жестом протягивали их к вошедшим, прося спасти. Мужчины мрачно потрясали кулаками или, выхватив свои ножи, грозили силой проложить себе дорогу на верхнюю палубу. Особенно свирепствовал и неистовствовал один ирландец — присутствие викария еще более раздражало его. — Неужели они думают, что я буду тонуть вместе с этими еретиками? Что он тут делает, этот черноризец? Да я лучше буду умирать с некрещеным негром, чем с ним! За один шиллинг я проломлю ему голову! На это викарий достал из кармана шиллинг и сунул его ирландцу. — На, возьми, да не трудись принимать грех на душу — все равно мы с тобой будем тонуть в разных концах парохода! А пока еще до того не дошло, будь мужчиной, смотри, сколько здесь женщин, нуждающихся в утешении! Ты же только смущаешь их своими речами. Если бы пришло нам время умирать, неужели бы капитан запер всех нас здесь?! Речь не о смерти, а об опасности для неразумных! Попробуем, друзья, быть благоразумными! Мы еще вместе будем плясать в Дублине, если все будем дружны между собой! Давай-ка лучше ударим по рукам, дружище, еще не пришел час брататься с русалками! — Воистину так! Чего мы взбеленились раньше срока? Умного человека всегда хорошо слушать. Скажите-ка, высокочтимый, что же мне теперь делать, по-вашему? — заговорил совсем другим тоном успокоенный ирландец. — А вот, сколько помнится, есть у вас здесь концертино. Кто умеет, сыграет, а кто может, тот споет. Вот я первый затяну, хотя давно не певал, а надоест петь, станем плясать! Предложение это всем понравилось, и его тотчас же привели в исполнение. — Ну, не говорил ли я вам, — обратился доктор Купер к Мюрри Весту, — что этот викарий — славный парень? Клянусь честью, ведь он спас нам этот день! Теперь здесь на часок-другой забавы и веселья хватит, и все они будут спокойны до поры до времени и без нас! Поэтому пойдемте-ка взглянем, что делают наши дамы. Ведь у них нет ни песен, ни пляски!.. С большим трудом, хватаясь за все притолоки и выступы, поминутно сталкиваясь друг с другом, добрели они наконец до общего салона. Большинство дам не расставалось в этот день со своими койками, но Джесси Голдинг и одна из девиц казино находились в салоне и жались друг к другу. — Смотрите, — сказал доктор вполголоса, указывая на двух девушек, — не говорил ли я, что море — великий демократ и в минуту опасности все равны? — Неужели это никогда не кончится, эта качка? Я бы, кажется, Бог знает что дала, чтобы очутиться на твердой земле! — воскликнула не то шутливо, не то жалобно Джесси, обращаясь к вошедшим. — Как вы полагаете, нам здесь не грозит опасность? — спросила молодая актриса, вся бледная и дрожащая. — Не больше, чем на сцене театра казино! Но на всякий случай я бы вам советовал взять какую-нибудь книгу и развлечься, а не думать о буре и о качке. Всегда лучше заняться чем-нибудь, когда чувствуешь себя не вполне спокойно! — посоветовал доктор. — Но я не могу ничем заняться! — плаксиво возразила девушка. — Эта мысль так ужасна… так ужасно подумать, что с нами может случиться что-нибудь. Не правда ли? — обратилась она к Джесси. — Не говорите таких страшных вещей, моя милая, и будьте благоразумны! — отозвалась та. — Если бы что-нибудь случилось, то, я надеюсь, мистер Вест позаботится обо мне! Мюрри Вест поднял голову и взглянул на нее очень серьезно. — О, — воскликнул он, — знайте, что я ловлю вас на слове! Она рассмеялась, точно все это было не более как шутка, и затем добавила несколько скептически: — Что бы вы могли сделать? — Это я скажу вам, когда придет время! — ответил он. Около пяти часов пополудни буря достигла своей кульминационной точки и затем вдруг разом уступила место мертвому штилю, а на следующие сутки, часам к двум пополудни, пароход и вся безбрежная равнина океана потонули в густом белом тумане, настолько непроницаемом, что с трудом можно было различить человека, стоящего в двух шагах. Тщетно светились прожекторы парохода, тщетно завывала сирена, словно жалобный вопль духа мглы, и пассажиры с нескрываемой тревогой осведомлялись, долго ли еще придется ожидать помощи. Прошло более сорока часов со времени катастрофы, и ропот начинал уже явно раздаваться со всех сторон. Капитан Росс за всю ночь ни на минуту не отлучался со своего поста и даже в восемь утра, на другой день, все еще стоял на мостике, когда, словно страшный призрак, какое-то судно вдруг вынырнуло из тумана и в одно мгновение опрокинуло пароход. Один страшный, душу раздирающий крик повис на мгновение в воздухе над мертвой поверхностью океана, и затем наступило вечное безмолвие могилы. VIII ГИБЕЛЬ Мюрри Вест спал, когда раздался глухой удар наскочившего на их пароход неизвестного судна. Но, как бы предугадав, что случилось, он в одно мгновение был уже на ногах. Наскоро накинув на себя платье, он с трудом растолкал своего спящего товарища, который принялся причитать, как женщина, не находя впотьмах ни своей одежды, ни башмаков и умоляя Мюрри не отходить от него. Но Вест, крикнув, чтобы Лэдло скорее выбегал наверх и ждал его у будки рулевого, кинулся к дверям каюты Джесси и других дам и стал стучать в их двери, торопя всех одеваться и бежать наверх. Джесси проснулась сразу, узнала голос будившего и поняла страшную опасность. Настойчиво принялась она будить свою тетку, отыскивая ее одежду и прося спешить; сама она была в минуту готова и уже мысленно спрашивала себя, где найдет мистера Веста. Между тем Мюрри спешил от двери к двери, приглашая всех бежать наверх. Когда Лэдло вышел на палубу, весь ужас близкой, неминуемой гибели стал для него ясен. Бледные, растерянные лица женщин, мрачное выражение мужчин, холодное спокойствие экипажа — все говорило о чем-то зловещем. Внизу, где вначале проявились такие беспорядки, теперь царило сравнительное спокойствие. Мужчины стойко ожидали своей участи, женщины с плачем, но покорно повиновались распоряжениям начальства. Всех гнали наверх и там разделяли на группы для посадки в шлюпки. Мюрри нашел Джесси Голдинг у дверей ее каюты. Старая тетка была тут же, но помощник капитана взял ее за руку и толкнул к одной из групп со словами: — Прошу дам не нарушать порядка! Джесси осталась с Вестом, который без утайки разъяснил ей, в чем дело: — На нас наскочил громадный пароход и разбил наш. Пробоина очень велика. Мы можем продержаться на воде всего несколько минут! Если тот пароход окажет нам помощь, то большого несчастья не будет. Взрыва котлов нам нечего опасаться, так как топки у нас погашены, но нам следует держаться в стороне от толпы, чтобы не быть смятыми в момент гибели. Лодки не могут вместить всех. Если они будут переполнены, то неминуемо перевернутся. Идите за мной, если вы согласны довериться мне! — Да, да, но только тетя пошла со всеми. Не следует ли и мне идти за ней? Не дурно ли, что мы разлучимся в такую минуту? Как вы думаете, что мне лучше сделать? — Делайте, как знаете! Я могу только обещать, что попытаюсь спасти вас, но только вас одну, больше я ничего сказать не могу! — спокойно заявил Мюрри и стал терпеливо ожидать ее решения. Кругом разыгрывались наводящие ужас картины. Люди опрокидывали и давили друг друга, некоторые, в безумном порыве отчаяния, прямо кидались в воду; друзья не узнавали друг друга. Общая паника овладела теперь всеми; ни громовой голос капитана Росса, ни револьверы его офицеров не в состоянии были образумить несчастных. Большая спасательная шлюпка была уже спущена на воду и переполнена до того, что ее начало заливать, но люди все продолжали тесниться. — Посмотрите, что тут делается! — проговорил Мюрри Вест. — Ведь они все непременно потонут… Я убежден, что настанет время, когда мы заставим эти пассажирские пароходы иметь наготове соответствующее числу пассажиров количество шлюпок. Но в данном случае и это бы не помогло! Если вы думаете, что вам лучше будет на шлюпке вместе с другими, то решайтесь сейчас, я постараюсь достать вам одно из первых мест! Только спешите, ведь третью шлюпку они уже не успеют спустить, за это я ручаюсь… — Боже правый, что мне делать! — воскликнула девушка голосом, полным невыразимого отчаяния. — Неужели вы думаете, что наш пароход сейчас пойдет ко дну? — Он уже идет ко дну! Еще минута, и все будет кончено! И он почти силой потащил девушку к будке рулевого, к стенке которой были прикреплены пробковые пояса и небольшой плот, наполовину пробковый, наполовину деревянный. Не вдаваясь в объяснения, он надел один пояс на Джесси, другой на себя и с лихорадочной поспешностью стал снимать плот, работая, как привычный матрос. В этом плоту он видел единственное средство спасения, и Джесси разделяла теперь его убеждение. С ее помощью ему наконец удалось спустить его на воду. — Смотрите, как он великолепно держится на воде! — заметил он. — Умеете вы плавать, дитя? Можете продержаться на воде хоть минуты две? — спрашивал он. — Если да, так бросайтесь в воду сейчас же, не теряя ни секунды… Если только вам дорога жизнь, кидайтесь! На палубе между тем происходило нечто неописуемое: крики, стоны, вопли и проклятия так и висели в воздухе. Сильные давили слабых, топтали их безжалостно ногами или сбрасывали прямо в море. Все это видела Джесси, и в ушах ее звенел бешеный, неистовый голос Мюрри, принуждавший ее кинуться в море, чтобы спастись. — Или прыгайте, или тоните! — кричал он. — Другого выбора нет! Ваша жизнь висит на волоске, еще секунда и уже будет поздно! Со слабым криком прижалась она к нему, как бы ища у него защиты. Не то чтобы у нее не хватало мужества для спасения своей собственной жизни, но эта черная ледяная вода, это ощущение леденящей стужи пугало ее, затем ей казалось, что от смерти все равно не уйти. — Я не могу! Не могу… — простонала она молящим голосом. — У меня нет силы! — В таком случае, я рискну за вас! — сказал Мюрри Вест и, обхватив ее сильными руками, проворно взобрался на борт и прыгнул в море. Джесси почувствовала, как вода ледяной стужей вливалась ей в уши, ощущала во рту горько-соленую влагу и чувствовала, что погружается в воду все ниже и ниже и что какая-то громадная тяжесть тянет ее ко дну. Дыхание сперло у нее в груди и легкие болезненно сжимались. «Это смерть», — решила она, теряя сознание, впадая в какое-то сладкое и приятное забытье. Когда она снова раскрыла глаза, белый туман заволакивал все и волны тихо качали ее. Она не сразу вспомнила, что случилось, а только почувствовала, что чьи-то сильные руки приподняли ее за плечи и влили в рот что-то крепкое, отчего у нее жгло горло и спирало дыхание. — Не надо! Не надо! — протестовала она. — Я задыхаюсь, оставьте меня! Мюрри беспрекословно опустил к себе на колени хорошенькую головку девушки и снова стал жадно прислушиваться, не раздастся ли где поблизости плеск весла или звук человеческого голоса. Но кругом было тихо, как в могиле, какая-то давящая, зловещая тишина облегла все кругом. «Кто же останется жив, чтобы пересказать страшную историю гибели этого громадного пассажирского парохода, кто из всех донесет весть об этом несчастье до газет английских и американских?» — думалось ему. Вдруг Джесси приподнялась и, заглядывая ему в глаза, спросила до неузнаваемости изменившимся голосом: — Так, значит, пароход пошел ко дну? — Да, минут пять назад! Мы едва успели спастись от страшного водоворота, образовавшегося на месте гибели парохода. Будем надеяться, что некоторые спаслись. Я видел, как две шлюпки успели уйти! — Да, да, будем надеяться! — проговорила девушка. — Я не хочу верить, что все утонули. Это слишком страшно! — Но не будем более думать об этом! Нам теперь надо позаботиться о себе. Мы нуждаемся в данный момент во всем нашем мужестве. Если ветер не усилится, все будет хорошо! Я на всякий случай привяжу вас к плоту, так будет безопаснее. Мы тогда сможем спать. Джесси была поражена, что он мог говорить о сне в такое время, а между тем для него сон казался еще более невозможным, чем для нее. Все ужасы пережитого крушения надорвали его нервы; она не знала и половины того, что видел и пережил он. Даже этот плот достался ему не даром: ему пришлось отбиваться от десятков смелых пловцов, хватавшихся за плот, грозя ежеминутно потопить его. Вест то и дело отцеплял судорожно сжимавшиеся вокруг его краев пальцы мертвецов, плывших навстречу плоту, отгонял слабых, тонущих, чтобы спасти свою юную подругу, так как плот мог удержать только двоих. Много таких плотов имелось на пароходе, но никто не подумал о них в минуту опасности. Сколько драм разыгралось на его глазах, сколько отчаянных воплей о помощи, о спасении запало ему в душу! Он видел, как тонул пароход, видел прощальный луч его прожектора, погасшего лишь тогда, когда остов парохода исчез под водой. При этом даже казалось одно время, что и самой цели, которую он себе поставил, ему не дано будет достичь — девушка, которую он хотел спасти, умрет у него на руках, и это наполняло его душу горьким отчаянием. С лихорадочным возбуждением принимался он растирать коченевшее, безжизненное тело Джесси; пот крупными каплями катился с его лица; расширенные зрачки напряженно следили за девушкой, стараясь уловить хоть малейший признак жизни. Вдруг она раскрыла глаза — о как он был рад, но истощение его в этот момент было так велико, что он боялся соскользнуть с плота. — Вы говорите, что нам можно будет уснуть?! Неужели вы думаете, что мы когда-нибудь опять проснемся? — слабым голосом спросила Джесси после продолжительного молчания. — Мне кажется, что нет, мистер Вест… Ах, Боже, как мне холодно! Как я зябну!.. — Верю, потому-то я и хотел заставить вас выпить коньяку! Это согрело бы вас! Вот весло, попробуйте грести им, движение прекрасно согревает! Будь у нас горячее молоко с крепким ромом, вот было бы хорошо, но этого нам придется подождать. Если только найдется то и другое на пароходе, который нас подберет, я непременно приготовлю вам этот молочный пунш! Джесси послушно взяла весло и принялась грести изо всех сил; плот повиновался ее усилию, и это развеселило ее. — Чем же все это кончится, мистер Вест, и где это кончится? — Это кончится на палубе того парохода, который нас подберет. Я не хочу быть пророком, но мне кажется, что туман предвещает нам хорошую погоду, а это для нас чрезвычайно важно… Смотрите, облака рассеиваются… Вот и Большая Медведица показалась на небе… А вот и Полярная звезда… Какая великая тайна, тайна вечности, кроется в звездах, так всегда думалось мне! — сказал Вест и замолк. Джесси тоже как будто задумалась и даже перестала грести. Некоторое время длилось молчание. — Мне хотелось бы знать, — спросила она наконец, — что вы делали в Америке, если только этот вопрос не сердит вас. — Нисколько! Всегда лучше прямо спросить, чем гадать. Я поехал в Америку, как и очень многие, с тем, чтобы составить себе состояние, и я верил, что для этого надо часто менять свой род занятий, к чему меня, впрочем, вынуждали сами обстоятельства. Когда-нибудь я напишу для вас книгу, где опишу подробно карьеру человека, высадившегося в Нью-Йорке с шестью долларами в кармане, и вы увидите, как такой человек принужден бывает ко всему приложить свои руки: добывать руду, возить тачку, вести счета миллионера, стряпать в кухне постоялого двора, закладывать новый город, пускать в ход бумаги, играть на бирже, словом, пережить полную жизненную мелодраму и выйти из нее, унося свою шкуру и богатый опыт. Ну а теперь позвольте мне в свою очередь задать вам один вопрос. Что заставило вас называть меня негодяем? Неужели вы сделали это без всякого основания? Не отрицайте этого, я отлично знаю, что вы меня так называли. Вы не поверите, с какой готовностью люди спешат сообщить своим ближним все обидное и неприятное! Я узнал об этом в тот самый вечер, когда вы в первый раз назвали меня обидным словом. Теперь скажите, почему вы это сделали? — Я не стану оправдываться, но скажу, что мы прозвали вас так из-за тех ваших приятелей. Как вам кажется, не заслуживали они такого названия?