— Нет, — резко оборвал ее Верховный шисаи. — Я на трон не хочу. Тайгон, думаю, тоже. И тебе не советую. — Ты не сможешь вечно держаться от Кайно подальше! — Тора взмахнула рукой с ножом, едва не расцарапав руку о колючки. — Он все равно умрет раньше меня… — тихо прошипел Райга под нос. — Это не повод бросать всех на произвол, — она обвиняюще ткнула его пальцем в грудь. — Я не «бросаю на произвол», я оставляю все так, как есть, — он смахнул ее руку. — Работает — не ломай! — Оно сломано! Это надо чинить! Надо спасать! — закричала она, сжав кулаки. — Вот сама и чини, спасительница мирозданья, кумо тебя раздери! — прошипел он. В зрачках-щелках мелькнуло лиловое пламя. — Именно это я и делаю! — огрызнулась Тора. — Тогда чего тебе нужно от меня?! — Помощи! Простой, мать ее, помощи, Райга! — с надрывом закричала Тора. Райга глубоко вздохнул и ножом отодвинул ветку шиповника, обнажая буквы ритуальной похоронной надписи. — Я нашел твой склеп. За помощь сойдет? *** В склепе было темно и душно — совершенно сухой воздух раздирал легкие, куча пыли забивалась в нос, и старая паутина цеплялась за волосы и хвосты. Они спустились по высоким ступеням в само нутро склепа и остановились на многоугольной площадке с множеством ходов, ведущих в могильные комнаты. В самом центре стоял постамент с песочными часами. Тора наклонилась и ногтем сняла толстый стол пыли со стекла, и оттуда брызнул ослепительный лиловый свет. Тора поморщилась, закрывая яркий свет ладонью: — Даже непривычно такое видеть. Я уже и не помню часов смерти не в ногах кладбищенской девы. Райга усмехнулся и кивнул: — Что именно мы ищем? — щелкнул пальцами, призывая священный огонь, и обвел рукой черные коридоры. — Доспех Ясинэ, она передала его тиграм и наказала сохранить в усыпальнице, — Тора сняла с постамента случайный часы и соскоблила со стекла пыль. Те озарили все вокруг не хуже фонаря. — Он наверняка уже ни на что не годен… — поморщился Райга и подошел к арке у самых ступеней. — Он должен быть способен защитить от ударов Самсавеила, — Тора обошла лестницу и встала перед другим проходом. — Из чего же он сделан?! — Не знаю, — пожала плечами Тора. — Его ковала Ева. Райга коснулся рукой походного мешка за спиной. Даже сквозь плотную ткань он чувствовал внутри присутствие плаща Евы, как что-то живое, отдельного от самого мира. Как что-то более живое, чем сама жизнь. Более настоящее. Будто осколок чего-то, о чем он знал, но забыл. Чего-то, что было всегда, было до, будет после. Это ощущение появлялось всегда и у всех шисаи в присутствии артефактов Евы. И еще от священных яблок. Что-то неясное, неявное, незнакомое и знакомое одновременно. Что-то большее, что-то мощное. И если это способно помочь против Самсавеила — только оно и может. Райга чувствовал присутствие артефактов Евы в склепе, как и Тора. Не мифических, не легендарных — совершенно реальных. — Ладно, — кивнул Райга. — Я пошел искать в этой половине, — обвел рукой усыпальницы, — а ты — в другой. Они разошлись по коридорам склепа, озаряя свой путь огнем и светом смерти. И все усыпальницы встречали их одинаково — удушливой пустотой и темнотой, которая жалась по углам. В каждом помещении были вырубленные в скале полки, на которых стояли глиняные кубы с прахом. Пусть такая смерть и не была особенной, но и ее нужно было еще заслужить. И никаких доспехов. Только прах, пыль, и скелеты мелких животных по углам. Даже пара сброшенных паучьих шкур, истлевших почти целиком. Одна усыпальница за другой, одинаковые, будто ходишь по кругу. Седьмая из них вдруг оказалась иной. Вдоль стен были все те же высеченные в стене полки, но на них не стояли урны с прахом, а лежали «реликвии». Чьи-то мечи, резные наручи и поножи, нагрудники, кубки, драгоценности и символы вверяемой власти. А посреди комнаты стоял безголовый манекен по бедра. В доспехе. Женский. Он казался совершенно обыкновенным. Никаких искусных узоров, особенных пластин, надписей. Если сравнивать его со всеми остальными вещами, то он им проигрывал. Они были роскошными, богатыми, а он — ничем выдающимся. Но если повернуть голову и посмотреть на него как будто вскользь — сияние, присущее всем артефактам Евы, было различимым. — Ушастая, иди сюда! — крикнул он через плечо. Тора прибежала быстро, на ходу придерживая на плече большого черного паука. — Он? — Он! Райга смерил взглядом сестру, а затем доспех. Как будто на нее и ковали. И недовольно цокнул языком. Такой доспех бесполезен, раз в него может влезть только Тора. Поставив часы смерти на пол, Тора приблизилась к доспеху и за наплечники сняла его. Расставшись с манекеном, доспех рассыпался в ее руках на стальные черепки. *** Калитка некогда родного дома висела на одной петле, ржавая, будто в крови. За ней в листве угадывались смутные очертания домика, медленно сползающего по отвесному склону. Тора замерла у калитки и озадаченно коснулась ее рукой. Райга усмехнулся: — Забыла, как через калитки проходить? Впрочем, ты никогда этого и не делала, — кивнула он на исчезнувший в зарослях забор, через который Тора обычно просто перемахивала. — Но тогда она хотя бы была цела, — пробурчала под нос Тора, огибая калитку. Рядом в траве сидел обглоданный скелет. Как будто человеческий, но с волчьей головой. — Смотри, свежий, — кивнула на него Тора. — А птичек наших вряд ли даже найдешь теперь, — Райга примял лапой поросли бурьяна. Тора глубоко вздохнула и, подойдя к просевшим и растрескавшимся ступеням, подняла с земли поломанную игрушку — трехглазую кошку, от которой осталась только голова с погрызенным ухом. Тора машинально куснула ее, прижав к себе. От дома практически ничего не осталось. Он стонал и выл даже от самого слабого ветерка, будто готов был сложиться, как карточный домик от первого же гостя. Время просто уничтожило его. И сам дом будто хоронил вместе с собой все, что в нем было. Семейные дрязги, примирения, рождение детей и само их детство. И сейчас оно как будто переставало существовать, забирая с собой воспоминания о родителях и будто бы их самих. Там, в осьминожьем краю были посмертные статуи, но вся жизнь была именно здесь, и теперь от нее остались умирающие руины. Тора шмыгнула носом. Горячие слезы скользнули по ее щеке, подбородку и брызнули от игрушки. — Ты сама выбрала Химарину яблоню местом встречи, — Райга положил руку ей на плечо, и Тора вздрогнула. — Да, — всхлипнула она, убирая с языка ошметки старой краски от уха игрушки. — Тайгон пришел? — Им же пахнет, — кивнул Райга. — Не чую, — шмыгнула она носом и, резко выпрямившись, запрокинула голову. Капюшон слетел, и слезы как будто замерли, переставая течь. Райга убрал руку и ушел в сад, Тора последовала за ним. У самой яблони лежал мешок, и ветер трепал его завязки. Старые качели скрипели от ветра, прибитые им к стволу, едва слышно трещала ветка, к которой они были привязаны. На самой большой ветви сидел Тайгон и медленно ел яблоко, смотря куда-то вдаль. Почувствовав присутствие своих, он обернулся и кинул им по яблоку. — Вы долго. Я уже хотел было оставить вам записку и вернуться в лагерь, — он свесил лапы с ветки. — Нашли? — Да, — кивнул Райга, подкидывая плечом мешок со стальными черепками. — Доспех Ясинэ. Налезет только на Тору. Только надо отреставрировать. А твои успехи как? — От копий остались только наконечники, — сказал Тайгон. Тора подошла к мешку и, развязав, вытащила из него наконечники копий с обломками деревянных древков.