Нож вошел в плоть, рассекая ее. Хайме достал изнутри сердце и перерезал артерии и вены, связывающие его с телом. Окунул в священные воды и, вынув сердце, целиком состоящее из кристалла — лиловое, прозрачное — опустил его в жернова и провернул несколько раз, пока хруст осколков не стал едва слышным. Кристальную пыль сердца ссыпали в часы, и она медленно заструилась вниз, к другой такой же пыли, смешиваясь с ней воедино. Химари закрыла стеклянную крышечку и защелкнула верхнюю часть часов с выгравированным именем. Хайме махнул рукой, подзывая снова, но Раун медлил, смотря, как сыплется песок сердца императрицы. Кайно и Семиазас вместо него подняли тело Люциферы и отнесли на съедение амфисбенам. Раун не помнил, как закончился ритуал похорон. Не помнил, как опустел храм. Только дружеское похлопывание Хайме по плечу вывели его из забытья на мгновение — он коротко кивнул, прощаясь, и снова погрузился в себя. Часы заканчивали свой ход, Раун переворачивал их и снова смотрел. Ему казалось, что в шепоте сердца он слышит ее слова, но не может их разобрать. Взяв часы на руки, он провел пальцем по выгравированному имени — «Изабель». Перевернул часы другой стороной и погладил вторую точно такую же надпись — «Люцифера». #17. Когда-нибудь мы снова станем им Полы шатра распахнулись, Тайгон бесшумно ступил на волчью шкуру у самого входа и покрутил головой. Он ожидал увидеть брата в постели, но тот сидел возле шкафа и раскапывал густую жидкость янтарного цвета на медовые конфеты, сложенные на блюде. — Там целая толпа ждет тебя, — Тайгон подошел и, взяв со стола откупоренную бутылку, втянул носом слабый аромат. Аконит, сильно концентрированный, пары капель хватит, чтобы убить кого угодно. — Чем ты занимаешься? — Нож Верховного шисаи пропал, — пробурчал Райга, укладывая на блюдо единственную неядовитую медовую конфету. — А из всех методов обнаружения шисаи я знаю только этот. — Еще есть с пустыми кристаллами — они сами впитывают энергию Самсавеила, если оказываются в руках шисаи, — Тайгон закупорил бутылку и вернул на пустующую полку шкафа. — Точно! — просиял Райга и махнул рукой в сторону тяжелых сундуков с личными вещами. — Возьми там парочку. — Меня беспокоит то, что мы можем потратить несколько дней на проверку всех пришедших… — вздохнул Тайгон. — А меня беспокоит то, что нож, всегда висящий у меня на поясе, куда-то испарился, — Райга дернул губой, оголяя звериные клыки. — И я отказываюсь верить в совпадения и случайности. *** Самсавеил, приняв из рук рыжеволосой шисаи миску с горячим супом, осторожно его понюхал. Заячьи потроха, мясо перепелов, сдобренные травами, в сочетание с вареной репой и другими кореньями, будили довольно странные чувства. Он неспешно отхлебнул и, когда горячий бульон разлился по желудку, невольно улыбнулся и зажмурился от удовольствия. Было в этом что-то первобытное, забытое. Самсавеил не помнил, когда в последний раз ел что-то подобное. В своем пути длиною в несколько десятилетий он практически не питался. Зачем бессмертному пища, ведь смерть от голода не грозит. Все, что он делал — наблюдал, выжидая подходящий момент, создавая этот подходящий момент. И вот он настал, но почему-то в памяти всплывала не Ева и не план по ее воскрешению, нет… В памяти всплывали столетия таких же простых путешествий, как когда-то очень давно. Так давно, что помнят разве что камни. Тогда даже кошки жили лишь одну жизнь, как и все. Тогда Самсавеил ходил по острову, который еще не был Лепрозорием, говорил с людьми, впитывал их знания и особенную мудрость, искал Еву, искал себя самого. Тогда он наткнулся на Кота, или же Кот — наткнулся на него. Это был странный Кот, только увидев шестикрылого серафима, он поклонился ему и от всей своей кошачьей души поблагодарил. Он был так искренне благодарен Самсавеилу за то, что родился Котом и может быстро бегать, слышать огромный спектр звуков и чуять больше, чем многие другие. А еще он хотел научиться управлять тем, что пропитывало весь остров и воздух под ним насквозь — энергией, текущей из могильного камня Евы с ее сердцем в черепе ее ребенка. Как он назвал его? «Райский сад»?! Самсавеил отправил его садовничать в этом «саду», лишь бы не слышать. Через годы Кот вернулся. С яблоком. Лиловым, прозрачным — внутри было видно черные семечки. И на глазах Самсавеила с рук Кота полилась чистая энергия Евы — водой. И этот Кот поклонился снова, благодаря Самсавеила за обучение. Ведь он положил череп и сердце в ларец и создал возле них сад с озером из священных вод на том же самом месте. И эта сила ему покорилась, приняв как своего. Теперь он знал, в чем смысл его жизни, и был бесконечно счастлив. — В следующей жизни быть тебе черным Вороном. И ты никогда не вспомнишь о «смысле» своей жизни. Будешь искать его и не найдешь. Кот улыбнулся — это должно быть увлекательно, и хорошо, что его жизнь на исходе. — И жить тебе и всем кошкам по девять жизней, променяв смысл своих жизней на служение Мне. Но Кот был благодарен и за это… Как счастлив он был, как радовался, как благословлял свое проклятие… Нашел ли ты смысл, Кот, ставший Вороном? Самсавеил расхохотался, едва не выплеснув содержимое миски на одежду и свои черные кошачьи лапы. *** Раун медленно вошел в Райский сад, который приветливо встретил его шорохом листвы. Закрыл глаза, втянул носом аромат священных яблок и воды. Да, это определенно лучшее место для последних дней своей жизни. Раун чувствовал приближающуюся смерть нутром, всем своим естеством. — Умирать не страшно, — он шумно выдохнул и сжал кулаки до боли. — Пока ты живешь — смерти нет. Когда приходит время смерти — тебя уже нет. Но кто такой, этот «я»? Раун затворил за собой тяжелую дверь Райского сада и прошел к озеру. От Самсавеила здесь остались только прикованные к своду крылья, да и только. Шумно плескалась вода, лаская берег и срываясь водопадом в самом дальнем краю. Императрица говорила, что там внутри сердце Евы, именно оно дает столько священных вод. Как будто сердце истекает кровью. Бесконечно долго. Бесконечно много. Раун сел на берегу, прислонившись к яблоне, и коснулся рукой глади воды. Старая рана напомнила о себе холодом поперек ладони. Но это ощущение тут же прошло, словно было создано с одной лишь целью — напомнить ему о прошлом. Судьбы творятся руками. Нашими собственными и совершенно чужими. Ты можешь даже не знать, что изменил ход истории, а просто сделать это — не ведая. А можешь, наоборот, вершить свою судьбу намеренно. Такие, как Люцифера, вершат свою судьбу сами. Вся их судьба — быть героями, примерами для подражания, кумирами. И они эту ношу несут так, будто никакой иной им не может быть уготовано. Вокруг таких всегда есть кто-то еще, как возле Люциферы были Лион и Алиса. Опора и поддержка. Узы любви и дружбы. Когда умирают такие, как они, на их место встают другие. Точно такие же. Герои. Кто займет их место теперь? Кайно, Семиазас и Азура? Тора, Райга и Тайгон? Время идет по спирали, история закручивается в спираль. Как будто колесо судьбы делает новый оборот, прокатываясь по судьбам всем своим чудовищным весом мироздания. Кто-то должен будет повторить прошлый оборот, дополнив его, усложнив своим собственным «Я». Каждый вносит в эти жернова судеб свое сердце сам. Жернов проворачивается, и песок нашей жизни ссыпается в часы. Время сыплется дальше. А что на алтарь этой жизни положил сам Раун? Свою жизнь, свое сердце? Свой скромный вклад в виде безукоризненного исполнения приказов? Какова была его роль? Смысл его существования? Неужели — просто быть марионеткой? Просто быть куклой в руках Самсавеила? Просто быть пешкой в игре, которую он может видеть лишь со своего скромного места этой самой пешки? Для этой игры даже великие герои истории — просто фигурки на доске, не больше. Но кто-то же играет этими фигурками, кто-то же двигает их по полю! Кто-то же создал это поле и сами фигурки. Кто-то же создал того, кто играет фигурками в игры! Кто-то же… Что-то же… Создал ли? Почему обязательно оно должно быть создано и создано обязательно кем-то? Почему оно вообще хоть что-то должно? Не должно ведь… Раун судорожно вздохнул и, склонившись над озером, окунул голову в прохладную воду. Кошки утверждали, что после смерти можно начать новую жизнь. А можно не начать. Только Еву заставляют возрождаться, и только Самсавеил может призывать души насильно. А так — каждый решает сам, жить ему снова или нет. Но никто из кошек не говорил, что будет, если выбрать не-жизнь. Куда отправишься тогда? Отправишься ли? Раун даже не знал, а хочет ли жить снова. Нужно ли оно ему? Ведь он не герой. Он просто седой Ворон. Раун снова сел, облокотившись о дерево, и закрыл глаза. Он никогда не вершил судьбу, он просто помогал жерновам молоть чужие сердца. И свое собственное тоже. Он просто был пешкой в неизвестной ему игре. И, пожалуй, эта игра ему понравилась. На лице Рауна застыла счастливая улыбка. Когда Смерть пришла, черного Ворона уже не было. Райский сад благодарно шептал в память о том, кем он был. Лиловые воды лизали ослабшие руки и вторили яблоням. ***