Шисаи сняла кольцо и снова подкинула его, то загорелось само по себе и потухло. Феликс усмехнулся. Ясинэ протянула на раскрытой ладони кольцо через решетку. Волчонок дернул губой, оголяя клыки. Ясинэ подкинула кольцо еще раз и подала ближе — насколько позволили стальные прутья и рукав кимоно. — Что ты там делаешь? — раздалось за спиной. Феликс мгновенно забрал кольцо и сжал его в кулаке. — Погладить хотела, — Ясинэ убрала руку и подмигнула волчонку. — И как? Пальцы по локоть не откусил? — Вроде целы, — Ясинэ встала и направилась к двери. — Пока, Феликс, — у самой двери коротко кивнула и вышла. — Пока, Ясинэ, — прошептал волчонок, надевая кольцо на тонкий палец, и руку тут же объяло пламя, не причиняя ему никакого вреда. Ясинэ улыбнулась и закрыла дверь. — Хотела бы я с ним еще встретиться, — протянула она. — Когда он будет постарше. Ох и задаст он тебе, наверное, жару. — Всего лишь крылатый волчонок, безобидная тварь, — скривился Кайл. — Может и встретишь его… — В этой жизни уже вряд ли, — усмехнулась Ясинэ. — А с тобой бы так и в следующей не встречаться. — Вот и не приходила бы тогда, — огрызнулся Кайл. Ясинэ расхохоталась и потянула дым из остывшего кисэру, но в нем уже нечего было курить. — Я хотела понять, не жалею ли я, что все так вышло между нами, вот и пришла прощаться. — И как, не жалеешь? — Кайл посмотрел исподлобья. — Нет, — широко улыбнулась Ясинэ. — Не жалею, что было. Не жалею, что закончилось. А ты? Кайл отвернулся, снова открыл свои записи, будто желая проигнорировать вопрос. Ясинэ закрыла дневник и оперлась на него всем весом. — Да, — вздохнул Кайл. — Жалею. — О чем? — О том ребенке, что ты носила под сердцем. Ясинэ удивленно вскинула брови. — Мы ведь оба с тобой белые тигры, он был бы чистокровным, наверняка шисаи, — Кайл поджал губы. — Да и мы оба не самые обычные, согласись? — Поясни? — Я — гений, мой ум превосходит многие другие, — махнул рукой Кайл, показывая на себя. — А ты, как я могу судить, одна из лучших убийц империи и одаренная шисаи. Ясинэ хмыкнула. — Наш ребенок, вобрав в себя эти качества, должен быть совершенством! — засиял он. — Хотя нет.. — Так да или нет? — Такие качества обычно передаются через поколение, — потупился Кайл. — Значит, наши внуки были бы особенными, — он насупился и почесал подбородок. Ясинэ рассмеялась и похлопала Кайла по плечу. — Что ж, дорогой, ты безнадежно потерял самих совершенств — своих внуков! Кайл скосил глаза и нервно выдохнул. — Ну-ну, уже поздно жалеть об упущенных совершенствах селекции, — Ясинэ слабо коснулась щеки Кайла губами и направилась к двери. — Спасибо, что был в моей жизни — ты многому меня научил. — И тебе — спасибо, — пробурчал Кайл в ответ. #16. Когда-нибудь мы станем звездной пылью Раун открыл дверь, впуская Верховного шисаи и его жену в комнату императрицы, и вошел следом. Химари подошла к окну и распахнула его настежь, впуская прохладный свежий воздух внутрь. Колыхнулись тяжелые полы балдахина над кроватью и легкая вуаль, прячущая в себе императрицу. Она спала, урывками дыша. Седые волосы были собраны в косу, и только несколько выбившихся прядей прилипали к мокрому от пота лбу. На столе стояли песочные часы, хранившие два сердца. В золотой оправе, но с грязными от пальцев стеклами — так, что даже блеск кристаллов был неразличим. Эти часы постоянно брали в руки. Лион и Алиса. Хайме вылил содержимое привезенных бутыльков, и по комнате разлились запахи лекарственных трав. Химари подошла к императрице, заслоняя собой солнечный свет, и коснулась ее плеча: — Подъем, моя императрица, время перевязок. Люцифера, просыпаясь, кивнула. Вздрогнули тяжелые крылья, она приподнялась на локтях и болезненно поморщилась. Раун и Хайме принялись помогать ей подняться и сесть. Придвинули ее на угол, положили ее дрожащие руки на деревянный столбик кровати, поправили крылья, складывая их вместе. Химари размотала длинные бинты и опустила в миску с выдержкой из молока тасманского дьявола и настоя трав. Тора говорила, что это должно сработать, и пока что это действительно работало. Раун и Хайме сели на краю кровати, повернувшись спинами, и одновременно вздохнули. Седовласый Верховный шисаи в лиловом кимоно с молодым лицом и телом. И седой фактотум и регент, с испещренным морщинами лицом и усталым телом, затянутый в настолько черную форму, что крылья казались серыми. Обманчивая молодость тела и старая душа; старое тело и молодая душа. Химари развязала ворот ночнушки, пропитавшейся потом, кровью и лекарствами, и спустила ее до бедер. Села на самый угол кровати и принялась разматывать старые бинты. — Знаешь, я первый раз вижу такую силу воли, а живу я дольше тебя, — кошка медленно отлепила край бинта, который прятал сочащийся кровью шов, и едва слышно цокнула языком. — Ерунда, — тихо сказала императрица, сжимая в тонких пальцах фигурный столбик и утыкаясь в него лбом. Испарина скользнула по виску и скуле. — Ты пережила ранение в легкое, перелом позвоночника, открытый перелом крыла, шейки бедра и огромную кровопотерю, — вздохнула кошка и искоса взглянула на часы Алисы. У твоего генерала от ужаса разорвалось сердце… Это ведь ты кричала на нее, чтобы она атаковала всерьез. Глупая послушная ящерица… Она и атаковала, сильно ранив тебя, а с уступа ты рухнула на камни уже сама. Ты — выжила. А она даже не узнала об этом, умерев на месте. — Не первые мои раны, — Люцифера поморщилась, стоило кошке холодными руками снять бинты окончательно и начать пальпировать одеревеневшие мышцы. — Но первая кома, — хмыкнула Химари. Уже из трех. На второй коме умер твой император. От горя и собственного уничтожающего бессилия. Милая госпожа, ты пережила их обоих. Твоя смерть убила их, ты разбила им сердца, не желая того. Ты снова слишком увлеклась. Императрица молчала, закусив бледные губы. — Ты идешь на поправку, — вздохнула Химари, моя кожу вокруг раны. — Твоя воля к жизни меня поражает. Я думала еще после твоего падения, что ты не выживешь. А ты еще даже не так плоха… Сколько уже прошло? — Полтора года, — тихо отозвался за нее Раун. — Какая ты молодец… — улыбнулась кошка. — Госпожа Химари, — сдавленно пробормотала Люция, — можно я сдамся? Руки Химари замерли с бинтами в миске. Ты боролась всю свою жизнь. Со стихией, терапией Имагинэм Деи, мучителями, врагами, предателями. Ты всего лишь не чувствовала боль, но разве это делало твою жизнь легче? Ничуть. Имагинэм Деи, война, снова Имагинэм Деи. Каждый новый день — бой, на который ты шла с высоко поднятой головой и улыбкой на губах. Меч — наголо… Душу — наголо… Не боясь никого и ничего. — У меня уже при жизни есть могильный камень, — прошептала Люцифера. — Может пора с ним смириться? В каждом городе — кладбище с твоей статуей. У твоего трона — часы с сердцем твоего родного тела. Ты будто мертва уже дважды. И все равно живешь. — Хочешь плащ Евы? — Химари опустила бинты и, вытерев руки о кимоно, коснулась лица Люции, убирая мокрые от пота волосы. — Зачем? — одними губами спросила Люция.