— Ты все испортил… — положила его на пол и занесла руку, объятую огнем. — Ты все испортил… Огонь переметнулся на котенка, взметнулся, пожирая его. И опал густым лиловым туманом. Младенец пронзительно закричал, размахивая кулачками. И с кистей его рук лился священный туман. Шисаи. Ясинэ заплакала. Сгребла котенка в охапку и прижала к себе. Боже, какое холодное тельце… — Он мальчик, и он шисаи, надо отдать его Сакерду, — вторая шисаи попятилась. — Рискни, — зарычала Ясинэ, вытаскивая из кармана шенбяо. — Но ты не можешь… Веревка шенбяо глухо щелкнула, обвивая лапу кошки, и в следующее мгновение она оказалась на полу. Еще через мгновение — у ног Ясинэ. Та наклонилась, прижимая котенка к груди, и обхватила когтями ее горло: — Если хоть одна тварь вынесет правду из моего храма — я уничтожу ее, — прошипела Ясинэ. — Кивни, если поняла. Шисаи судорожно закивала. — Нет у меня ребенка. Я потеряла его в тяжелых родах. Понятно? Шисаи закивала снова. — Замурчательно, — Ясинэ убрала руку и побрела с младенцем к ванне. Лапы едва ее слушались, дрожа, казалось, от самых бедер. — А послед… — тихо пробормотала шисаи, развязывая веревку шенбяо. — Сама разберусь. Шисаи замолчала, поклонилась Ясинэ в пояс и убежала, оставив ее наедине со своей болью и мальчишкой. Ясинэ дождалась последа, вымыла ребенка и укутала его в заранее приготовленные пеленки. — Я ненавижу тебя. Но полюблю. Обязательно полюблю сильнее всех на свете. Ведь больше никого у меня нет, — она погладила его по пушистым ушкам и поцеловала в крохотный кошачий носик. Ребенок вмиг успокоился. Руки дрожали, по ногам стекала кровь. Восстановление будет долгим, очень долгим. Накинув черное кимоно, она подвязала его веревкой шенбяо, не найдя пояса. Прижала ребенка к груди и направилась к выходу. На поверхности ее уже ждали. Она замерла в дверях храма, боясь шагнуть наружу. С той стороны рядами стояли куно, и позади них всех — вторая шисая. Они стояли и ждали свою Госпожу, главу их храма. Ясинэ сглотнула и решительно шагнула им навстречу. И все они одна за другой сели в поклоне. Все. — Соболезнуем вашей утрате, Госпожа, — заговорили они, вторя друг другу. Ясинэ шла мимо них. Тихо всхлипывал котенок. А они повторяли, прекрасно слыша его плач: — Соболезнуем вашей потере, Госпожа. Соболезнуем… #14. Я малодушию даю неравный бой Полдень — самое отвратительное время дня. Если проснуться на рассвете, то в это время начинает казаться, что день бесконечен, и все, чем ты пытаешься его заполнить — тонет в нем, как в бездонном океане. Если спать в храме под землей, то, выбравшись к полудню наружу, обнаружишь, что день уже заканчивается, и что бы ты ни пытался впихнуть в оставшиеся часы — все равно не успеешь сделать. Единственное, чего хочется в полдень — забыть о существовании самого времени. Ясинэ медленно взбиралась по склону, подобрав длинные полы нарядного кимоно. В последние годы их обезоруживающая красота притягивала все сильнее и сильнее. С этой красотой не могло тягаться боевое кимоно, не могла тягаться форма, обыкновенные платья и даже мужская одежда. Все оно было слишком простым, слишком специфичным, все оно предполагало один своим существом работу — маскировку, бои, тренировки, походы. И от всего этого тошнило невероятно. Тигренок в прыжке врезался в бо и тут же отпрянул, тряся головой. Ясинэ вздохнула и покачала головой. Тигренок же, заметив бабочку, тут же сорвался с места и побежал за ней. Непоседа, каких поискать… Выше, на пригорке, лежала девушка. Статная, крепко сложенная. В кузнечном фартуке поверх мужской одежды, рядом валялись грубые краги и высокие сапоги. Девушка покачивала медвежьей лапой, поставленной на согнутое колено, и смотрела за проплывающими облаками. Обычная медведица. Так похожая на таких же соклановцев. Даже ее кузнечный наряд — совершенная обыденность для этого клана. Вот только если прищуриться и сосредоточиться, можно заметить вскользь, как она горит изнутри знакомым плетением. Ясинэ подошла ближе и остановилась в полуметре. Медведица, заметив ее присутствие, приподнялась на локтях и вопросительно подняла брови. — Ясинэ, — представилась глава одиннадцатого храма Самсавеила. Медведица встрепенулась от удивления и ответила тем же: — Берлинда. Жестом пригласив Ясинэ расположиться рядом, Берлинда села, подогнув медвежьи лапы по себя. — Позволишь? — Ясинэ присела на склоне и достала футляр с кисэру и мешочек с табаком. Берлинда усмехнулась и кивнула. Ясинэ неспешно скатала табак в крохотный шарик и положила в маленькую металлическую чашу. Этой порции было достаточно, и мешочек отправился на бедро под первым слоем кимоно. — Ты, говорят, отличный кузнец, — обратилась Ясинэ к Берлинде. — Не врут? — Не врут, — Берлинда прищурилась. — А вы, говорят, легендарная и самая талантливая шисаи. Не врут?.. Ясинэ прищелкнула пальцами, вызывая огонь, и подожгла горошину табака. Медленно вдохнула первый дым через мундштук и так же медленно выдохнула, будто растягивая время. — Врут, — наконец, сказала она. Берлинда в голос рассмеялась. — А что о тебе тогда правда? — Ничего, — пожала плечами Ясинэ. — Ни-че-го. От новой порции терпкого дыма медведица отмахнулась. — Собственно, я к тебе по делу, — Ясинэ снова коснулась мундштука алыми губами. — Сделаешь мне доспех и оружие? — Я?! — кузнец встрепенулась. — У шисаи же свои собственные кузнецы! Из числа кошек, разве нет? Ясинэ пожала плечами: — Может и да, но мне нужна твоя работа. — Я обычный кузнец, — резко, как отрезала, сказала Берлинда. Ясинэ нырнула рукой в складки кимоно и вытащила с набедренных ножен танто. Тот самый, подаренный волку-хамелеону. Тот самый, сияющий плетением Евы изнутри. — Нет, Берлинда, ты не обычный кузнец, — с усмешкой проговорила Ясинэ. — И ты не обычная медведица. Берлинда мгновенно сорвалась с места в густой лес. Ясинэ выдохнула горький дым через нос. — Ты прокляла нас. Я же все равно не смогу тебя пленить и увести отсюда. Медведица остановилась у первых деревьев и озверело прошипела: — Но ты нашла меня!