– С «беляками» мы будем сражаться, – буркнул комиссар. – С настоящей контрой. Которая Россию хочет буржуям вернуть, иностранцам распродать… Ирина Ивановна только рукой махнула. – Они, конечно, враги, – сказала серьёзно. – Но они ведь тоже России добра хотят, по-своему. – Всех-то ты понять да простить хочешь… – А если не понимать, Миша, то очень быстро окажешься там же, где Лев Давидович, – «ответить беспощадным террором». Уже говорила тебе и снова скажу: люди – они не скот, чтобы их железной рукой к счастью, как это понимают два-три человека, даже если эти двое или трое думают, что лучше других знают, что и как надо. Комиссар хмурился, кусал губу, но ссориться он явно не хотел, а подходящих аргументов не находилось. В Москве батальон не задержался. Осталась позади обходная дорога, занятые стрелками станции – словно вот-вот царских войск ожидают, заметил Жадов, – и вот уже всё, последний перегон, юг! На остановках комиссар жадно кидался к телеграфу, но больше сообщений не приходило. Яша Апфельберг молчал. Зато не молчали газеты. Хоть и с запозданием, но печатали сообщения – о чрезвычайном пленуме ЦК партии, о срочных заседаниях Совнаркома; валом пошли «отставки», как выразилась Ирина Ивановна. – Все – люди Благоева, – бурчал Жадов, просматривая списки ушедших. – Большая чистка, – заметила Ирина Ивановна. – Товарищи Ульянов со Львом Давидовичем расставляют всюду своих. Вопрос теперь в том, у кого в решающий момент «своих» окажется больше и на более важных постах. Кто станет контролировать армию, кого она послушает, кому подчинится… Потому что один раз-то уже мы, Красная армия, начали стрелять друг в друга. – Вот «беляки»-то порадуются… – буркнул комиссар. – Они и так радуются. Ну кто заставлял Льва Давидовича с Владимиром Ильичом проталкивать этот их «военный коммунизм» с продразвёрсткой? Сам знаешь, что теперь творится. Сплошная спекуляция. Рабочие заводы бросают, подаются по деревням. – Ну, пока не слишком многие… – Ближе к весне, Миша, это сделается лавиной. Все, у кого родня там, подадутся по домам. Там-то прокормиться легче. – Да, ты говорила… – Комиссар только вздохнул. – Куда ни кинь, везде клин! Куда тут денешься? – Не надо никуда деваться, – решительно сказала Ирина Ивановна. – Ты перед своими бойцами отвечаешь, пока – за батальон, а совсем скоро – и за всю 15-ю дивизию. – Ответим, – с неожиданной жёсткостью заявил Жадов. – Как только поймём, что творится. Харьков встретил их красными знамёнами, растянутым на фронтоне вокзала транспарантом «Смерть капиталу!». К полному удивлению Жадова, город казался прифронтовым: улицы много где перегорожены баррикадами, витрины магазинов заколочены, богатый и тороватый Харьков замер, поспешно натянув армейскую шинель. Батальон остался в вагонах, загнанных на запасной путь, а Жадов с Ириной Ивановной отправились в штаб «Харьковского военного округа», как это стало официально именоваться. Здесь, в здании бывшего Императорского университета, тоже бегали новоиспечённые краскомы, правда, с новой формой и знаками различия у них было совсем плохо. Заправлял всем в штабе округа Павел Егоров, бывший подпоручик 109-го Волжского пехотного полка, неведомыми ветрами занесённый на Южный фронт. Жадова с Ириной Ивановной он принял в бывшем кабинете ректора, завешенном картами. – Здравствуйте, товарищи. Товарищ Жадов, мы вас ждали. Опытные революционные кадры очень нужны. И… какой у вас необычный начальник штаба! Прямо-таки новое издание кавалерист-девицы! – попытался он неуклюже пошутить. Ирина Ивановна не дрогнула. – Я, в отличие от Надежды Андреевны Дуровой, в мужскую одежду не переодеваюсь и скрывать свой пол намерений не имею, – отрезала она. – А что до того, что я не мужчина… думаю, что штабную-то работу я получше вас, Павел Васильевич, знаю. Егоров слегка опешил от этой отповеди. Откашлялся, меняя тему, указал на расстеленную карту: – Ваша пятнадцатая стрелковая, товарищ Жадов, ещё в процессе формирования. Строим её здесь, в Харькове. Южнее, увы, всё стало очень… неустойчиво. Вот взгляните – беляки взяли Юзовку, Луганск, Бахмут, подошли вплотную к Славянску. Штаб Южфронта вынужденно переместился севернее, в Изюм. – В Изюм?! – поразился комиссар. – Что случилось? Егоров нахмурился, потёр лоб. – Царские войска внезапно перешли в общее наступление, как я уже сказал. Южная революционная армия товарища Антонова-Овсеенко слишком вырвалась вперёд, попала в окружение, ей с большими потерями пришлось отходить на север. Из нашей ударной группировки поневоле забрали лучшие дивизии, чтобы восстановить фронт. Его мы восстановили, но атаки волей-неволей прекратились. Товарищ Ленин прислал строгое указание – «упорной обороной, цепляясь за каждый город, за каждое село, измотать врага и обескровить». – На какое число это положение, что изображено? – вдруг спросила Ирина Ивановна, пристально вглядывавшаяся в расстеленную карту. – На вчерашний вечер. «Беляки» уже в Краматорске, в Лисичанске, заняли Славяносербск, перешли на левый берег Донца, конница их идёт на Старобельск. Правый фланг им обеспечивают низовские казаки, из зажиточных, что остались верны царю. – А остальная область Войска Донского? Как там настроения? – Настроения, товарищ Шульц, там разные. Достоверных докладов не добьёшься. Но верховые казаки, иногородние, – все за нас. Правда, вот только что получена директива о так называемом расказачивании… – Мы о ней в Питере слышали, – кивнул комиссар. – А теперь вот прислали. Не знаю, товарищи, не знаю. Красные казаки – ценная часть наших сил, дерутся хорошо. Как бы не оттолкнуть их, как бы не обидеть… а то начали уже отдельные ретивые головы всё в станицах реквизировать. В Вешенской, в Мигулинской, в Еланской… хлеб отбирают, приказали сдать оружие… даже я понимаю, что казак скорее жену отдаст, чем с шашкой расстанется. Жадов невесело кивнул. – Да уж… наделают делов, напекут пирогов, только потом самим тошно. Ну да ничего, наше дело – «беляков» сперва остановить, а потом и обратно погнать. Погнать да в синем море перетопить. – Точно! – подхватил Егоров. – Именно перетопить! Архиверно, как говорит товарищ Ленин!.. – А ещё более архиверно будет заняться делом, – строгим учительским голосом сказала Ирина Ивановна, да настолько строгим, что и Егоров, и Жадов разом умолкли, словно нашкодившие ученики. – Товарищ начальник округа, какие части будут обращены на формирование 15-й стрелковой? Где они находятся? Каково их состояние? Что с материальной частью дивизии, особенно – артиллерийской? Наступило молчание. – Правильные вопросы задает мой начштаба, – откашлялся Жадов. – Так что с формированием дивизии? Егоров порылся в бумагах. – От товарища Троцкого поступало указание передать вам хорошие, надёжные части… которые не митингуют, а сражаются. Такие нам самим нужны! – Он усмехнулся, но усмешка вышла невесёлой. – Вот, пожалуйста. 1-й Харьковский пролетарский полк, 1-й рабочий полк Харьковского паровозного завода, 1-й Краснопартизанский полк… Вот, товарищ Жадов, приказы им на включение в состав вашей дивизии. Артиллерия… есть в городском арсенале сколько-то трёхдюймовок, ничего более тяжёлого не имеется, его товарищ Антонов-Овсеенко сразу же забрал… – А пулемёты? – перебила Ирина Ивановна. – Только «максимов» десяток. Остальное выгребли. Ждём, когда подвезут с центральных складов. – А почему все полки с номером «1»? Непорядок ведь. – Они хоть и по призыву, но в основе своей добровольческие. Всем хочется номер один иметь. – Пусть имеют. Лишь бы воевали. – А вот это, товарищ начдив Жадов, вам и предстоит обеспечить. Красные «полки» оказались, как и предсказывала Ирина Ивановна, в лучшем случае неполными батальонами – от трёхсот до семисот штыков. Мало было обученных пулемётчиков, почти совсем отсутствовали артиллеристы. Ну а о телеграфистах и прочем даже думать было нечего. Жадов сорвал голос, выступая с зажигательными речами, ибо все «полки» немедля принимались митинговать. Нет, не то чтобы они были против того, чтобы «“белякам” под дых дать»; просто как это – на фронт да без митинга? Всё равно что щи без хлеба или чай без сахара. Ирина Ивановна в сопровождении дюжины проверенных бойцов питерского батальона выбивала с харьковских складов положенное снабжение, продуктовое и вещевое довольствие. К Егорову потоком текли жалобы: «…сбив замки, погрузили и вывезли шинели прошлогоднего пошива…»; «забрали все сапоги и валенки»; «начштаба-15 получила неприкосновенный запас консервов». После всего лишь четырёх дней подобной суеты 15-я стрелковая дивизия в составе двух тысяч восьмисот штыков, при двенадцати орудиях и двадцати шести станковых пулемётах выступила на фронт. Штаб Южфронта в Изюме напоминал осаждённую крепость. Забрали дом городского головы, обложили мешками с песком чуть не до самой крыши, перекрыли улицы, к нему ведущие, возвели баррикады не чета харьковским, не какие-то там бочки да телеги – нет, это были настоящие, достойные баррикады; во дворах оборудованы пулемётные точки, и наготове конная батарея. В отсутствие пропавшего в Юзовке Антонова-Овсеенко фронт возглавил Рудольф Сиверс – совсем молодой большевик, удачно командовавший во время октябрьского переворота, а до этого занимавшийся агитацией среди солдат запасных полков. Худое, почти что измождённое лицо со впалыми, точно после долгой голодовки, щеками, чёрные усы и холодный, не по годам жёсткий взгляд глубоко посаженных глаз. – Здравствуйте, товарищи. Рукопожатие его было твёрдым, голос – спокойным. – Очень вы кстати. Как говорится, дорого яичко ко Христову дню. – Товарищ Егоров нам обрисовал текущий момент… – начал было комиссар, но Сиверс его перебил без малейшего стеснения: – Егоров в Харькове сидит, подштанники солдатские считает на царских складах! Пишет в ЦК успокоительные донесения, мол, казаки на нашей стороне, всё хорошо!.. Тьфу, пропасть, расстрелял бы его, как последнюю контру!.. Даже контру, может, и не расстрелял бы, а к делу приставил, хоть окопы рыть, она контра, что с неё взять!.. – Товарищ Егоров имеет несомненные заслуги… – вступилась было Ирина Ивановна, но и её Сиверс прервал без всяких церемоний: – Что он вам наговорил про обстановку на фронте? Небось вещал, что всё хорошо? Что успехи у контры «незначительные»? – Нет. Как раз наоборот, сказал, что Южармия товарища Антонова-Овсеенко угодила в окружение под Юзовкой, с трудом и потерями вырвалась из кольца… – Вырвалась из кольца!.. – с холодным бешенством прошипел Сиверс. – Вырвалась!.. Она почти вся в плену оказалась, её командарм пропал без вести, утрачена вся артиллерия, все пулемёты, три бронепоезда; белые после этого взяли Луганск, подошли к Славянску, угрожают Сватово и Старобельску. Конные части Улагая и Келлера наседают нам на фланги, пытаются отсечь нам пути подвоза. – Но наступление…