К удивлению Фёдора, Йоська, по сведениям кузена, снимал относительно приличную комнату на Петроградской стороне, на Барочной улице, где по соседству с заводами – Крестовским лесопильным и Газовым – теснились кварталы двухэтажных деревянных домов, больше похожих на казармы. Дворы занимали дровяные сараи, птичники, кое-где лежали лоскутья огородов. Не трущобы, как рядом с Сенным рынком – их, правда, собрались сносить, – но настоящий лабиринт, уйти по которому, зная дорогу, совсем несложно. К тому же рядом река, имея лодку у берега, скрыться и того проще. Вот там-то Йоська и обитал. – Ну что? Небось решили сами к нему в гости нагрянуть? А-ля месье Путилин, «гений русского сыска»? – Вера откровенно наблюдала за друзьями. – Решили, – не стал отпираться Фёдор. – Правды надо доискаться. – С Йоськой связываться опасно, – сестра покачала головой. – Бешеный он, одно слово. Застрелит и глазом не моргнёт. Ему жизнь чужую отнять – что таракана раздавить. Ни стыда ни совести, а душа давно уж погибла, я думаю. Ну а самое-то главное, господа сыщики… неужели в голову не приходит? Петя с Фёдором переглянулись. – Йоська меня знает. И если вы за его… э-э-э… скальпом явитесь, он два и два мгновенно сложит. Парень он неглупый, способный даже. И что тогда? Как мне там появляться? А? Не подумали? Петя нахмурился, наморщил лоб. Он ужасно не любил собственные ошибки, они были его личными врагами, даже если ничего ужасного после них не воспоследовало. – Верно, – признался он наконец. – Нельзя нам туда. Значит, остаётся только Охранное отделение. Как известно, хорошие мысли приходят, увы, зачастую слишком поздно. Фёдор вдруг подумал, что будет с Верой, если эсдеки поймут, что это именно она завела их боевиков в ловушку? Убьют, самое меньшее, и хорошо, если просто убьют, а не похитят и не запытают, замучают до смерти. Значит, надо было сделать так, чтобы на Веру не подумали. Но как? Сидели ломали головы, а потом пришла Федина мама и отправила всех спать, на чём размышления и закончились. Следующий день, воскресенье, начинался медленно и тягуче. «Идея прекрасная, исполнение проблематично», как говаривал Илья Андреевич Положинцев, когда рассматривал со своими учениками на уроке разные варианты фантастических машин и показывал, какие законы физики они нарушают, начиная от «вечного двигателя». Нянюшка даже забеспокоилась, видя их кислые физиономии. Кислые, несмотря на роскошную, по постному времени, утреннюю трапезу. И самое скверное, что совсем ни с кем нельзя поделиться! К Илье Андреевичу больше не пускали. Две Мишени или Ирина Ивановна, конечно, выслушали бы… но как уберечь при этом Веру? Вернулись в корпус, ничего не придумав. А наутро, в понедельник, после поверки, Фёдор и Петя, оба, не сговариваясь, поглядели друг на друга и сказали в унисон: – Идём к Ирине Ивановне. …На кухне что-то аппетитно скворчало, огромный кот Михаил Тимофеевич занимал стратегическую позицию на верху буфета, Матрёна поставила на стол самовар и розочки со знаменитым своим «царским» вареньем, из ещё летних запасов; они сидели в гостиной небольшой квартирки Ирины Ивановны Шульц, и она, положив подбородок на сплетённые пальцы, внимательно слушала то перебивающих друг друга, то запинающихся кадет. Она не перебивала, не возмущалась, она просто слушала, но так, что Фёдор и Петя к концу дозволенных речей взмокли, аки мыши. Нет, Ирина Ивановна не стала ничего говорить о том, что надо быть осторожными и так далее. Лишь взяла карандаш да крошечный блокнотик. – Где, значит, обитает этот Бешанов? Фёдор доложил – чётко, словно на военном смотру. Карандаш заскользил по бумаге. – Отлично, господа кадеты. Вы всё сделали совершенно правильно. Кто из корпуса связан с профессором Онуфриевым и вообще 72-м годом – Илья ли Андреевич или кто-то другой, – сейчас не столь важно. Важно другое – пойдут ли большевики-эсдеки на террористический акт, на попытку цареубийства? Верно, что можно взять их всех именно на этом. И тут уже они ссылками в Шушенское или даже Туруханский край не отделаются. Сестре вашей, Фёдор, никуда ходить, конечно, не надо. За ней могут следить. Письмо в Охранное отделение может и потеряться, ему могут и не поверить. Нет, дело надо брать в свои руки. Николай Михайлович нам подсказал как. Фёдор понял, что речь идёт об их «визите» в прошлое родного для профессора Онуфриева временного потока; правда, помнил Федя оттуда лишь один краткий момент, как Две Мишени стреляет в двух странных «рабочих» на Литейном мосту хмурой октябрьской ночью. – Засада? – замирая, спросил Петя Ниткин. Ирина Ивановна кивнула. – Это слишком опасные люди, чтобы доверять дело Охранному отделению. Только бы клюнули на приманку!.. А уж об остальном я позабочусь. – Ирина Ивановна! – не выдержал Фёдор. – А что, если в Илью Андреевича стреляли те, ну которые и так про тоннели знают? Тот же Троцкий? Йоська-то Бешеный, он ведь здешний, проныра, каких мало, при воровском его деле подземелья – большое подспорье. Что-то мог раскопать, что-то выяснить? – Мог. Вот потому я и хочу с ним потолковать. По-дружески, так сказать. Она улыбнулась, выразительно приподняла ридикюль. – А кто думает, что я нежная и беззащитная барышня, тот о-очень сильно ошибается. И не только потому, что хорошо умею стрелять. – Ирина Ивановна! – взмолился Петя Ниткин. – Возьмите нас с собой! Ей-богу, мы вам пригодимся! – Ну прямо как серый волк из сказки, – засмеялась учительница. – Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе ещё пригожусь!.. Нет, дорогие мои. Чтобы с Бешановым побеседовать всерьёз, я должна думать о нём, а не о вас. Знать, что вы не сунетесь под пулю, если что. Поэтому нет, даже и не думайте. – Мы… мы… мы Константину Сергеевичу пожалуемся! – покраснев, вдруг выпалил Петя. Этого от него не ожидали ни Ирина Ивановна, ни даже Фёдор. Госпожа Шульц взглянула на Ниткина, да так, что тот разом съёжился, словно попытавшись спрятаться под столом. Кот Михаил Тимофеевич встревожился, вскочил, напружинился, пушистый хвост задвигался из стороны в сторону. – По-моему, это прекрасная идея, – медленно сказала Ирина Ивановна. – По-моему, в гости к Йоське Бешеному нам с Константином Сергеевичем следует отправиться вместе. – Ну, и чего теперь? – уныло вопросил Фёдор, когда они с Петей вернулись к себе в спальню. – Все козыри выложили, а получилось?.. – Не так плохо, – попытался ободрить его друг. – Если Две Мишени за Бешеного возьмётся, никуда Йоська не денется. По нему каторга плачет, за убийство жандармов, забыл? А то и вовсе виселица. – Выкрутится, – мрачно сказал Федя. – В тот раз – как они все выкрутились, эсдеки эти? Отстреливались – раз; полицейские погибли при попытке задержания – два; а куда потом-то всё делось? Даже до суда не дошло. Просто освободили. Петя тяжело вздохнул. – Да, Федь… я газеты когда читаю, глаза на лоб лезут. Эти ж эсдеки с эсерами – ну настоящие убийцы, особенно последние; руки в крови не то что по локоть, а по плечи. И что же? – некоторых и впрямь повесили, Каляева, Зильберберга… Дору Бриллиант[28] в крепость упекли… А остальные-то на свободе! Или в ссылке. Откуда бегут все кому не лень… – Ты откуда это знаешь, Петь? – Дядя рассказывает. Он по службе знает. И тоже не понимает, что творится. Долго молчали. – Давай спать, – наконец вздохнул Фёдор. Ничего более разумного в голову не лезло. – Значит, это здесь. – Две Мишени окинул внимательным взглядом длинный двухэтажный дом вдоль Барочной улицы. – Держите меня под руку, не забывайте, – напомнила Ирина Ивановна. Они медленно шли по заснеженному городу. Здесь, на окраине, у самой Карповки и Малой Невки, народу в этот час почти не было, а кто был – те давно сидели по домам. Ну или в дешёвых трактирах и кабаках, чьи окна заманчиво светились в вечернем мраке. – Сюда, – Ирина Ивановна указала на узкую дверь. В отличие от нарядных и многоэтажных доходных домов в центре города или на Каменноостровском проспекте, здесь парадные не запирались. Да и то сказать, на «парадное» эта лестница никак не походила: узкая, деревянная, скрипучая. Зашипев, метнулась в темноту бродячая кошка. – Ну, с Богом. – Две Мишени на миг сжал обе руки Ирине Ивановне и, словно испугавшись, сразу же их и выпустил. – Я на задний двор. – Всё будет хорошо. – Ирина Ивановна улыбнулась, расстегнула ридикюль. – Ступайте, Константин Сергеевич, да не запаздывайте. Две Мишени коротко кивнул, развернулся, исчез за дверью, и тьма враз поглотила его. Ирина Ивановна начала подниматься на второй этаж. Вот и нужная дверь, за ней – знала она – длинный коридор, куда выходят полторы дюжины комнат, сдаваемых задёшево, в том числе и поуглово. Йоська Бешеный, однако, занимал не угол, снимал целую комнату. Госпожа Шульц не стала ни крутить ключик механического звонка, ни стучать. Всё из того же ридикюля она извлекла связку причудливо выгнутых отмычек, аккуратно вставила в замочную скважину. Запор здесь не мог быть сложным; и точно – не прошло и минуты, как раздался негромкий щелчок, затем второй – и дверь распахнулась. Ирина Ивановна вошла. Длинный, тускло освещённый единственной семилинейной керосинкой коридор. Густо пахнет кислыми щами, из-за дверей доносятся многочисленные голоса. Госпожа Шульц быстро прошла вперёд, остановилась подле одной из дверей – самой дальней, рядом с огромной кухней. Аккуратно негромко постучала. – Степанида, ты, что ль? – раздался недовольный молодой голос. – Ну! – Ирина Ивановна прикрыла рот ладонью, «ну!» получилось смазанным, неразборчивым. – Сейчас… Негромко звякнул откинутый крючок. Неведомо, какую Степаниду ожидал увидать Йоська Бешеный, но что не Ирину Ивановну Шульц – это точно. Среагировал он мгновенно, кинулся к лежащей на узком комоде финке, но «браунинг» уже глядел на него спокойным и равнодушным чёрным зрачком.