Послышался топот его ножищ. «Вот сейчас он остановился возле стола… — думал я. — А сейчас вот читает: Племянник! Передай привет своей тете!» — Откр-р-рой! — раздался крик из глубины подземелья, похожий на рев циклопа, запертого в пещере. Чувство законной гордости переполнило меня! Был открыт путь к телефону. Наташина мама была спасена!.. Глава XI, в которой мы слышим разные голоса и топот погони — Как тебе удалось? Как ты это совершил? Как сделал? Как?! Расскажи! — Важен результат, — отвечал я на вопросы своих друзей. — Он сидит в подвале? Сидит! Он кричит в подвале? Кричит! Остальное, как говорится, детали. — Победителей не судят! И не расспрашивают!.. — изрек Покойник. Ему не хотелось, чтобы мной восторгались, чтобы меня расспрашивали. И хотя наши желания решительно не совпадали, я тоже сказал: — Зачем оглядываться назад? Лучше будем смотреть вперед! — У военных принято анализировать операции, которые привели к победам, — сказал Принц Датский. — На них учатся остальные. Мне не хотелось вслух анализировать свою «операцию». Ведь я перехитрил Племянника… А хитрость со стороны всегда выглядит менее выгодно, чем смелость, проявленная в открытом бою. «Если бы они слышали своими ушами, как Племянник грозил запихнуть меня обратно в подвал, словно сельдь в банку, — рассуждал я, — они бы поняли, что я проявил не только находчивость, но и храбрость. Но они этого не слышали и уже не могут услышать. Пусть же догадываются сами. Вдруг Наташа подумает, что Племянник струсил, испугался меня! Я не буду с ней спорить. К сожалению, она вряд ли может так подумать…» И хотя я предложил не оглядываться назад, мне внезапно захотелось, чтобы они услышали рычание Племянника и поняли, какого противника я победил. Всем не терпелось добраться до телефона, но я предложил: — Давайте спустимся на минутку! Спустились все, кроме Глеба… Он, который старался первым выполнять мои приказания и даже, подобно Мироновой, заранее угадывать их, тут вроде бы не расслышал. Я не стал насиловать его волю. Может, он боялся, что я и его загоню в подземелье?.. А может быть, считал себя не вправе издеваться над Племянником, который еще недавно был его верным сообщником. Соучастником его преступления! И вновь передо мной возникла загадка, которую еще предстояло понять, разгадать: «Зачем Глеб звонил Племяннику? Зачем просил его запереть нас в подвале? Зачем?!» Мы подошли к двери, обитой ржавым железом, и я крикнул: — Ну, как там дела? Какое у нас настроение? Племянник стоял по ту сторону возле самой двери, как тигр возле металлических прутьев клетки. — Откр-рой! — заорал он. — Откр-рой! Все отскочили в сторону. Но я остался на месте. Я даже не шелохнулся. И с плохо скрываемой насмешкой произнес: — Мы же освободились собственными силами. Без вашей помощи. Вот и вы постарайтесь! Проявите инициативу, находчивость. Посидите, похудейте — тогда, может быть, пролезете через ту дверь, через которую мы… — Я р-разнесу дачу! — кричал Племянник. — Тетя будет очень огорчена, — спокойно ответил я. И обратился к своим друзьям: — Прошу вас наверх! К телефону. Прошу! Все тихо мне подчинились. Мы вошли в комнату, которую когда-то снимал у тети Племянника Гл. Бородаев. Она переходила прямо в террасу, а терраса выходила прямо во двор. Телефона я в комнате не увидел. И внутренне похолодел: неужели все мои старания оказались напрасными? Но уже в следующий миг я внутренне отогрелся: Глеб поднял со стула старый женский халат, и оказалось, что телефон скрывался под ним. — Зачем это? — спросил я. — Тетя очень боится… Если соседи, которые с других дач… То всегда будут просить… Она прячет, чтобы не знали. Он ведь прямой! — В каком смысле? — Сразу соединяется с городом… Такой только дедушке… в благодарность… К аппарату была прибита потускневшая пластинка: «Гл. Бородаеву от благодарных читателей». Рядом лежала бумажка, на которой были записаны телефоны: милиции, «Скорой помощи», пожарной команды и еще какой-то. — Это чей? — спросил я. — Тети Племянника, — сказал Глеб. — Она в городе. Он ей звонит. Сообщает… — Понятно. Острая наблюдательность немедленно подсказала мне, что никто не решается первым снять трубку. Вдруг отключен за неуплату? Или испорчен?.. Смелым движением руки я поднес трубку к уху: раздался гудок. Наташин телефон я знал наизусть. Но она не знала, что я его знал. И я не хотел, чтобы она об этом догадывалась, ведь я чуть не с первого класса звонил ей и долго дышал в трубку, а потом перестал дышать. — Наташа, какой у тебя номер? Она ответила. Я набрал… Послышался женский голос. Он был мне отлично знаком: раньше, услышав его, я сразу же вешал трубку. Но сейчас я не повесил, а передал Наташе: — По-моему, твоя мама. — Мамуля, — сказала она так нежно, что острое чувство зависти вновь проникло мне прямо в сердце. Если б она сказала таким голосом «Алик», я отдал бы все самое дорогое: новый велосипед и бильярд с металлическими шариками. Она продолжала: — Нет, не из города… Мы еще здесь, на даче. Опоздали на электричку. Все хорошо. Ты не волнуйся. Я буду часов в одиннадцать. Попроси, пожалуйста, Анну Петровну, чтобы не уходила. Чтобы еще посидела с тобой… дождалась меня, если может. Попросишь? Честное слово? Нет, все хорошо. Сейчас мы на даче. Нет, не на улице. Ты не волнуйся. Просто опоздали на электричку. Целую тебя! «Уж этого-то мне никогда не услышать!» — с плохо скрываемой грустью подумал я. И вдруг она сказала: — Спасибо, Алик! — Не стоит. Пожалуйста… — ответил я и закашлялся, чтобы не услышали, как заколотилось в груди мое сердце. Я вновь поднял трубку и протянул ее Мироновой: я уступал место женщинам! — Сколько минут можно разговаривать? — спросила Миронова. — Сколько хочешь. Ты же не в автомате. — Разве не ясно? — задал вопрос Покойник. — Что? — спросила Миронова. — Разве не ясно, что и другие родители тоже волнуются? И что поэтому не надо затягивать? Разве не ясно?.. Он заговорил в своей излюбленной форме. Миронова быстро набрала номер. Я, как детектив, постарался представить себе весь ее разговор полностью, угадывая и то, что ей отвечали. — Валентин Николаевич! — закричала Миронова. — Ты говоришь… — Издалека! — закричала Миронова. — Очень плохо… — Слышно! — крикнула она. — Это потому, что я нахожусь за городом. — Тебе нужно… — Маму! Или папу. Или брата. Или сестру.