— Устранишь? — растерянно сказал Глеб. — Но ведь это… он, знаешь… Его все тут… как огня! «Уж ты бы помалкивал!» — хотел я ответить Глебу. Но удержался: расследование не было завершено, и я не имел права при всех его обвинить, вынести ему приговор. — Значит, идешь один? Окончательно? — спросил Принц. Я чувствовал, что друзья хотят оттянуть тягостную минуту. Они смотрели так, будто прощались со мной навсегда. Это было выше моих сил. И я сделал решительный шаг: сбросил с себя пальто. — Ты простудишься, — сказала Наташа. — Что поделаешь? Это необходимо. Она протянула руку и взяла мое пальто. «Если что… пусть это будет памятью обо мне», — хотел я сказать. Но не сказал. — В случае чего… ты кричи, — попросил Принц. Он предложил это из лучших намерений. Но я взглянул на него с удивлением: — Кричать? Ни за что! — Что же нам делать? Бездействовать? — Спрятаться за деревьями и ждать моего сигнала! Когда я высунусь из окна и незаметно махну рукой, знайте: с Племянником покончено! — Навсегда? — спросил Покойник. — Навсегда или временно — какое это имеет значение? Важно, что путь к телефону будет свободен! Я вам незаметно махну… — Почему незаметно? Ты махни позаметнее. А то мы не заметим, — сказал Принц. — Будь осторожен… — тихо попросил Глеб. «Думал бы раньше!» — мысленно дал я ответ. И смелым, решительным шагом двинулся к даче, навстречу риску, подвигу и неизвестности. А природа между тем продолжала жить своей особой, но прекрасной жизнью. Дождь усилился. Я знал, что друзья, следящие за каждым моим движением, видят, как ветер развевает мою одежду и как фигура моя постепенно словно бы растворяется в густой дождевой пелене… Я вошел в дачу. Сердце мое билось так сильно, что я придержал его рукой. И стал подниматься по «ворчливо-скрипучей» лестнице, которая не скрипела. Каждый шаг приближал меня либо к торжеству, либо… Но об этом я старался не думать. Сверху опять донеслось бормотание: — Ах, вы все еще трепыхаетесь? Тогда уж мы вас добьем! Ах, вы так?.. Тогда мы вас бац по загривку! Мне казалось, что эти слова относились ко мне. И я остановился. Но лишь на секунду. А потом, чтобы не оставлять себе времени для сомнений, быстро взбежал по лестнице. На пороге бывшей комнаты Дачника я вновь на миг задержался: распахнул пиджак, разорвал свою старую рубашку на тех самых местах, где она уже была заштопана, потом и ее распахнул, чтобы было видно мое голое тело. Я толкнул дверь. Племянник по-прежнему играл сам с собой в «дурака». Вид у меня был такой мокрый и растерзанный, что Племянник в первую минуту меня не узнал. Но потом пригляделся и поднял свое тяжелое, ленивое тело из-за стола: — Это ты… парнёк? — Я… — ответил я, почти задыхаясь. — Сквозь стену прошел? — Нет… Я через дверь. Через ту, которая перекосилась и открывается только чуть-чуть. Сбросил пальто — и пролез. Видите, рубашку порвал. Но пролез. Остальные застряли и вернулись обратно. А я прямо к вам! — Чего же не смылся? — Мне вам нужно сказать… Сообщить! — Смелый ты, я погляжу, парнёк. А если я тебя обратно туда запихну, как сельдь в банку? — Запихните! Пожалуйста!.. Я и сам с удовольствием запихнусь. Но сначала послушайте. Я должен вам сообщить… На его маленьком личике вновь не умещалось ничего, кроме усмешки. — Я бы вас выпустил. Немного попозже. Он захихикал. — Но раз вы сами хвост поднимаете, смотрите, гаврики! Там ведь написано: «Не подходить!» А ты, парнёк, подошел? Начихал, значит! Запихну я тебя обратно. И будешь сидеть тихо, будто мать родная не родила! — Запихните! Пожалуйста! Но сначала послушайте! — Чего там?.. — Он махнул на меня рукой, словно на комара. — Мы обнаружили… исключительно интересную запись! На крышке стола. Прямо на крышке, сверху! Вы не заметили, потому что эта запись сделана карандашом и чуть-чуть стерлась. Но зато очень важная! И адресована лично вам! — Мне? — Лично вам! Представляете? — Мне лично? — Вам! Не верите? Можете посмотреть! — На столе? — Прямо на круглой крышке. Если вам за какие-то бумажки музей объявил благодарность, то уж за стол с надписью… Наверно, портрет ваш в музее повесят. И всем экскурсантам будут показывать!.. — А может, и деньжатами пахнет? — Заплатят! — уверенно сказал я. — Во-первых, за стол: это же предмет, непосредственно связанный с жизнью писателя. И его творчеством! Он всего на трех ножках… А в музее знаете как? Чем старее вещь, чем больше поломана, тем сильней за нее хватаются. Слышали, говорят: «Музейная редкость»? Это значит, что-нибудь поломанное или разорванное. А во-вторых, там же надпись, обращенная к вам! Табличку прибьют: «Из личного архива». Я такие видел. И повесят портрет… Ваш портрет! — Ну, ты не умничай! — Племянник вновь махнул на меня рукой. — Не твоих мозгов это дело, парнёк. Веди-ка меня. Если правду говоришь, всех выпущу. А если наврал, тоже выпущу… дух из тебя! Понял? Довольный собой, он рассыпал мелкий, противный смешок. И затопал вниз, перешагивая через две или три ступени. Я еле за ним поспевал. «Лишь бы не сорвалось! — думал я. — Ну а если сорвется… Я погибну в подвале. И не так, как Аида и Радамес, которые все-таки были вдвоем. Нет, я закончу свою жизнь в темном, сыром одиночестве! Все решится буквально через секунды. Вот сейчас! Вот сейчас…» Я вытер со лба капли страха. Даже не очень опытный глаз мог бы безошибочно определить: меня трясла лихорадка. Как хорошо, что Наташа была далеко! Наконец мы остановились у двери, ведущей прямо в подвал. Племянник схватился за щеколду. Железо со ржавым стоном проехало по железу. Потом он повернул круглую головку английского замка. — Проходи-ка, парнёк… — Нет, вы вперед проходите. Вы ведь старше! Я себе не позволю… — Вежливый ты, парнёк! Не люблю вежливых. Он шагнул в сырой мрак подвала. И в то же мгновение дверь, которую я смело и решительно толкнул ногой, захлопнулась. Щелкнул замок, от которого ни у кого не было ключа… На всякий случай я тут же навалился на щеколду и с трудом задвинул ее. — Парнёк, ты что? — послышалось за дверью. — Не хочу вам мешать, — с плохо скрываемым злорадством ответил я. — Открой дверь! Откр-р-рой! — А вы нам открыли? — Ну, пар-р-рнёк! Ну, ты у меня!.. — Пока что не я у вас, а вы у меня… сидите в подвале. — Сейчас я твоих дружков… Я их всех! Будто мать родная не родила!.. Я их… — Сначала найдите! — Да я их! — Посидите вдвоем со скелетом! Он стал колотить в дверь ногами. Но она была прочно обита ржавым железом. — Попробуйте пролезть через другую дверь, — посоветовал я, зная, что через нее пролезет только маленькая головка Племянника. Или его нога. — Навр-рал?! Ты мне навр-рал? — Нет, я сказал правду. Подойдите к столу — и убедитесь!