— Вообще… или у нас в классе? — Скажи еще: в нашем звене! — А ты кого? — Маму. — Я тоже маму и папу. — Нет, я не маму и папу, а именно — маму. Я могу за нее умереть. А ты можешь за кого-нибудь умереть? «Могу! За тебя!» — рвался вперед мой язык. Но что-то ему мешало. — Можешь? За маму?.. — Я как-то не думал… — И правильно делал: нельзя умирать раньше матерей. Это слишком жестоко. — Такую мысль ты должна записать! — Какая же это мысль! Это истина. Вот и всё… Поэтому я должна уехать на электричке в семнадцать ноль-ноль! — Так и будет! Я тебе обещаю!.. Но как я выведу ее из подвала — это было неясно. «О, если я что-то придумаю, — мечтал я, — она будет считать меня избавителем, героем, спасителем своей мамы, за которую она готова отдать даже жизнь!» — То, что было еще час назад, кажется сейчас таким замечательным. Даже прекрасным, — сказала Наташа. — Хорошее по-настоящему ценишь на фоне плохого. Ты замечал? — Да! Конечно… Еще бы! Сколько раз! Эту мысль ты обязана записать!.. Наташа почти шептала. Но я улавливал каждое слово, потому что, когда она ко мне обращалась, слух мой становился каким-то особенным. И если бы рядом в такие минуты что-нибудь взрывалось и грохотало, я бы этого не услышал, а услышал бы только ее голос. «Странное дело, — лезли мне в голову мысли, — маму я люблю больше, но не думаю целый день о том, что люблю ее. А Наташу люблю меньше, но думаю об этом все время. О, как много в нашей жизни необъяснимого!» Острая наблюдательность подсказала мне, что Наташа разговаривала только со мной. Это вернуло мне силы, которые понемножечку начали уже уходить. Я снова готов был жить, бороться, искать выход из положения. Вернее сказать, из подвала. Лампочка выхватила из темноты лицо Покойника. Но лучше бы она не выхватывала: бледные губы его дрожали. Я решил оживить Покойника! — Снаряжаем спасательную экспедицию, — объявил я. — Сами себя будем спасать? — пролепетал Покойник. — Да! И ты вместе со мной пойдешь впереди! Где-то здесь должен быть выход. В крайнем случае мы будем пробиваться сквозь стену. Как в «Графе Монте-Кристо». Ты помнишь, Покойник? Эдмон Дантес и аббат Фариа пробились друг к другу. А ведь это было не на даче, а в замке Иф: там стены покрепче. — Их обоих кормили. А мы умрем с голоду. Принц Датский положил руку Покойнику на плечо. Глеб, казалось, изучал земляной пол, которого не было видно. — Алик же сказал нам, что Племянник Григорий будет шутить всего час или максимум два, — объяснила Миронова. Она одна, мне казалось, сохраняла абсолютное спокойствие. Теперь она видела командира во мне, а команды волноваться я не давал: она и не волновалась. — Конечно, Племянник откроет дверь. Ты права, — сказал я Мироновой. — Но мы не обязаны ждать его помощи. Освободиться своими силами — вот в чем задача! Наташа улыбнулась — чуть-чуть, еле-еле, да еще было полутемно, — но я заметил ее улыбку. Ну конечно: я говорил, как с трибуны. Но ведь надо было ободрить, у всех поднять дух! — А может, лучше кричать? — предложил Покойник. — Кто-нибудь да услышит… — На даче же… И в поселке тоже… — сказал Глеб. Он вдруг снова перестал договаривать фразы. — Идемте! Вперед! — сказал я, взял Покойника за руку, и мы двинулись. Мне хотелось взять за руку и Наташу, но я не решился. Мы двинулись по подземелью. Сверху падали леденящие капли. Ноги то и дело проваливались в коварные углубления. Кромешная тьма окружала нас, как заговорщица. Неверный свет тусклой лампочки остался в неясной, мрачной дали… Ядовитый запах сырости уже не радовал меня, и мне не хотелось дышать полной грудью. «Читать детективные истории — это совсем не то, что участвовать в них, — рассуждал я. — Я хотел играть во что-нибудь страшное, а тут самый настоящий кошмар обрушился на нас всех. Только я не должен показывать виду, что тоже волнуюсь… Придет ли Племянник Григорий? Откроет ли дверь? И зачем он ее закрыл? Зачем?! А что значат его слова: „Ты же хотел узнать, куда тот Дачник девался? Вот теперь и узнаешь!“?» — Покойник!! — крикнул Покойник. Он весь дрожал. «Наверное, рехнулся, — подумал я. — Нервы не выдержали». — Протяни… Ты сразу… Как я… — Верхние его зубы не попадали на нижние. И он, как Глеб, не дотягивал фразы до конца. Я протянул руку и нащупал… скелет! Он стоял в темноте. Ребра и череп… Уже не нарисованные, а самые что ни на есть… — Назад! — крикнул я. Мы бросились обратно, к неверному свету тусклой и мрачной лампочки. Но теперь она казалась нам целым солнцем. Внезапно догадка озарила меня: «Так вот как погиб тот Дачник! Вот куда он исчез!..» Неужели и нас ждала та же горькая участь? Глава VII, в которой мы снова знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями «Итак, судьбе было угодно, чтоб я понял и разгадал страшную тайну старой дачи, но тайна погибнет вместе со мной». — Эта мысль заставила меня похолодеть. Но уже в следующую минуту я отогрелся, поняв, что не имею права поддаваться страху ни на мгновение! Рядом была Наташа и остальные… Я должен был их спасти. А пока что поднять или хоть чуть-чуть приподнять их дух! Никто не узнал о моей догадке. Я остался с ней наедине. Приятно быть наедине с легкими мыслями. А вот когда приходят тяжелые, хочется, наоборот, не оставаться с ними с глазу на глаз, а с кем-нибудь посоветоваться, поделиться. Но посоветоваться я не мог! Я должен был скрывать правду. — Никакого скелета не было! Покойнику показалось… — Как же не было! — промямлил Покойник. — А рёбра? — Галлюцинации! Вот и всё. — Какие же галлюцинации… в темноте? — Ты думаешь, бывают только зрительные галлюцинации? О, как ты наивен! Бывают и слуховые. И, как бы это сказать… осязательные. — Зачем же ты тогда крикнул «назад»? — Чтоб твои галлюцинации не передались другим. Дурные примеры, сам знаешь… — Значит, я что же… сошел с ума? Губы Покойника задергались. Принц Датский обнял его за плечи. — Все ненормальные считают себя нормальными, — сказал Принц. — А нормальным часто кажется, что они ненормальные. Так что не беспокойся. Вот послушай: мне на ум пришли кое-какие строчки. Может, тебе будет приятно. И он стал декламировать, хотя никогда прежде своих стихов вслух не читал: В этот день, когда мы все в подвале Среди вечной сырости и тьмы, Мы ни капли духом не упали, И готовы радоваться мы! Да, пусть даже это подземелье Нам подарит радость и веселье!..