Принц Датский обвел всех застенчивым взглядом. Но никто не веселился. Никто, кроме меня. — Замечательно! — воскликнул я. — Ты очень верно отразил наше общее настроение! Вслед за мной улыбнулась Миронова. Остальные не улыбались. — Какие же галлюцинации? А рёбра?.. — продолжал сомневаться Покойник. Я отвел его в сторону. — Покойник, будь человеком! С нами женщины. Подумай о них. — Значит, это тот самый… Дачник? — Скелет Дачника. Так я думаю. Все, что осталось… Но держи это в тайне. С нами женщины… Найди в себе силы! — Я поищу… — сказал бледный Покойник. — Фактически мы с вами находимся в кабинете писателя! — воскликнул я, обращаясь сразу ко всем. — Покойник недавно сообщил нам, что один греческий философ сочинял в бочке. Вы слышали? А Гл. Бородаев творил в подвале! Пока Племянник еще продолжает свои глупые шутки, давайте устроим выездное заседание нашего литературного кружка. Прямо тут, возле рабочего места писателя. Возле его, если можно сказать, станка! — Я приподнял бывший садовый столик, потряс им в воздухе и поставил на место. — Покойник, Принц и Миронова пусть что-нибудь сочинят. На тему дня! Они это быстро делают. Миронова подняла руку и сказала: — Принц ведь уже… — Ничего, сочинит еще. Ему ведь недолго! А Глеб вспомнит какую-нибудь историю из жизни дедушки. У Наташи на руке были часики. Другие ребята, которые носят часы, все время о них помнят, то и дело задирают руку, будто всегда куда-нибудь торопятся. А Наташа взглядывала на свои часики незаметно: просто опускала глаза — и всё. — Электричка — в семнадцать… — сказала она. — Я надеюсь на тебя, Алик! Она на меня надеялась. Не на Глеба. Не на Принца. Не на Покойника. А на меня! В ту минуту я был благодарен Племяннику, который запер нас в подземелье. Ведь если бы он не запер, я никогда не услышал бы этих слов. — Их надо отвлечь, — сказал я Наташе. — Пусть они сочиняют и не мешают мне думать. Искать!.. Поверь: я оправдаю твои надежды. Мы успеем на электричку! Она ничего не ответила. — Итак, начинаем заседание кружка, — объявил я громко. — Смотрите, у каждого будет свое рабочее место: ровно пять ящиков. Миронова подняла руку и сказала: — Но нас шестеро. — Я не буду садиться. Я буду ходить… Я читал, что у знаменитых сыщиков были разные привычки, которые помогали им мыслить и распутывать преступления. Один, например, обязательно курил трубку. Это ему помогало. А я должен был непременно ходить взад и вперед. И хотя говорят, что в ногах правды нет, я докапывался до правды именно на ногах. Заложив руки за спину, я стал бродить по подвалу. А все остальные присели на ящики. Наташа просто отдыхала. Глеб пригнулся, будто сидел на своей последней парте в среднем ряду и боялся, что его могут вызвать к доске. Миронова сразу же раскрыла тетрадку и стала писать. Я был уверен, что она делает очередную зарисовку. Принц Датский шевелил губами, а длинные руки его двигались как бы в такт словам, которых не было слышно, которые оставались где-то внутри и там же складывались в рифмованные строчки. Покойник был похож на покойника. Я подошел к нему. — Все кончено… — сказал он. — Значит, сбудется твоя мечта! — Какая? — Ты ведь давно хотел умереть. — Пожить бы еще немного… — прошептал он. — Я буду искать выход из положения. А ты возьми себя в руки. Отвлекись! Сочини стихотворение этой своей В. Э. — Она не прочтет его… — Почему? Может, когда-нибудь обнаружат наши скелеты, и рядом с твоим будет лежать стихотворение. Она прочтет — и вздохнет украдкой… — Она не вздохнет. — Почему? — Потому что ее нету… — Как нету? — Так… Не существует. Я не могу лгать тебе в эти последние часы своей жизни. — А другая? А. Я.? Ее тоже нет? — Тоже. — А Б. Ю.? — И ее… — Ты что же, брал первые попавшиеся буквы? — Почему первые попавшиеся? У меня была своя поэтическая система. Свой метод. — Какой метод? Скажи. Раскрой тайну! Все равно нам немного осталось… — Поэтому я и скажу. Да, был у меня свой принцип! Я брал первую букву алфавита и последнюю, потом вторую от начала и вторую от конца, третью от начала и третью от конца. Так и получились: «А. Я.», «Б. Ю.», «В. Э.». Понимаешь? — Ты здорово выучил алфавит! А любви, значит, не было? — Почему? Я влюблялся, хотел умереть, потом охладевал, возвращался к жизни и снова влюблялся! — В никого? О, сколько на свете неожиданного и необъяснимого! — Разве это первый случай в литературе? Разве и другие поэты не придумывали, не воображали себе образы любимых? И разве не поклонялись им, как живым людям? — Я об этом не слышал. — И не догадывался? — Нет, не догадывался. — Ну как же ты так? Разве это не ясно?.. — Что? — А то, что выдуманный образ почти всегда лучше реального. — Ну уж прости… — Разве я могу простить, когда ты не понимаешь элементарных вещей? Он снова заговорил в своей любимой манере, вопросами, чего я просто не выносил. Он все время недоумевал: как это я не знаю, не слышал, не читал! — Слушай, Покойник, хоть в этот последний час разговаривай по-человечески, — сказал я с плохо скрываемым раздражением. — Если хочешь, то объясни, а не хочешь… — Почему бы мне не хотеть? — Опять ты… — Пойми: у каждого человека есть свой стиль разговора. Это его индивидуальность. Разве это… Я решительно сделал шаг в сторону. — Не уходи! — Покойник схватил меня за руку. — Я хочу все объяснить тебе… Может быть, ты случайно спасешься — и тогда откроешь тайну моих «посвящений»! Видишь ли, живые люди всегда обладают разными недостатками, слабостями. А вымышленный образ может быть без сучка без задоринки. Так сказать, идеальным! Ему как-то приятнее поклоняться. Как мечте! А люди всегда с недостатками…