- Мне не нужна твоя жалость, Глеб. И извинения тоже не нужны. - Ника, я... - Спасибо, что приехал и побыл со мной. – Ника не дала ему договорить, чувствуя, как на глазах снова вскипают слезы. – Уже поздно, тебе ехать почти через весь город. А мне и впрямь не помешает поспать. - Я не оставлю тебя одну. - Глеб, я так хочу. Пожалуйста. Его взгляда она, к сожалению, не видела, но в отражении окна успела заметить, как опустились его плечи – будто бы от тяжелого вздоха. Послышались тихие шаги, звякнули ключи, хлопнула входная дверь, и все стихло. Она увидела случившееся словно со стороны. От прозвучавших слов все еще было больно, но куда больнее было от того, что на секунду она поверила в происходящее – поверила, что это была не просто жалость. Что – может быть – она и впрямь ему небезразлична, что он наконец-то увидел в ней девушку, а не просто друга. Что то, о чем она еще совсем недавно не смела даже мечтать, внезапно стало реальностью. Одного «прости» хватило, чтобы эта реальность разрушилась. Горечь обиды рвалась изнутри рваными всхлипами, но заплакать себе Ника не позволила. Вместо этого она несколько раз глубоко вздохнула, вытерла успевшие пролиться слезы и взглянула в окно на загорающиеся звезды. Как ей теперь смотреть ему в глаза? Хватит ли сил сделать вид, что ничего не произошло? А если он не станет притворяться? «Я перешел черту». Перешел черту – значит, сделал то, что не должен был. Сделал что-то неправильно, хотя знал, что ошибается. Но жалости от Глеба Дымова она бы не вынесла. Не этого она хотела – совсем не этого. Она еще долго сидела у окна, глядя на темнеющее небо, и лишь далеко за полночь в квартире наконец погас свет. Нике было невдомек, что внизу под окнами ее неспокойный сон охранял человек, несколько лет назад укравший ее сердце. Сидя на скамейке у подъезда, он корил себя на чем свет стоит: воспользовался, не смог, не сдержался!.. Несколько раз он порывался обратно к входной двери, но снова и снова себя одергивал. Нет, не сейчас. Им обоим нужно было успокоиться. Он до сих пор чувствовал вкус ее губ, ощущал тонкую талию под своими руками, чувствовал ее сбившееся дыхание. Господи, о какой жалости могла идти речь, когда он впервые в своей жизни потерял над собой контроль? Когда наконец-то поступил так, как хотелось, а не как было правильно? Вспомнилась их недавняя поездка в автобусе, когда их со всех сторон окружала толпа, и он вдруг понял, что, если бы не куча свидетелей, первый раз он поцеловал бы ее прямо там. Смущенная и растерянная, немного растрепанная, но оттого не менее желанная... Когда все стало вот так?.. Точный момент он и сам сейчас не назвал бы. Возможно, давно, а, может быть, совсем недавно. Может, он просто не хотел замечать своих собственных чувств, предпочтя спрятаться за своей влюбленностью в Иру. Возможно, не только она все эти годы носила маску. Опустив рюкзак на скамейку, он сел, сцепил руки и, согнувшись, уткнулся в них лбом. Она определенно поняла все превратно. И как теперь заставить ее поверить, что все случившееся между ними было не под влиянием момента? Что желание утешить и ее слезы здесь совершенно ни при чем? Что он действительно этого хотел? Жалость... Он многое испытывал по отношению к Нике, но жалости в этом списке точно не было. Хотя до недавнего времени он и сам не мог понять, что к ней чувствует. И, вероятно, не понял бы еще долго, если бы не сегодняшний вечер. Глава шестнадцатая День Кирилла Сергеевича Мальнева начался телефонного звонка. Тихий голос одной из подозреваемых поведал, что она нашла новую угрозу в своем почтовом ящике. Причиной тому были ее собственные необдуманные действия, и как раз эта сознательность взбесила его еще больше. Как можно быть такой опрометчивой? Или им там в этой академии жизнь совсем не дорога? Они договорились встретиться возле ее дома через час. Уже подъезжая к дому, капитан Мальнев заметил знакомый силуэт на скамейке у подъезда и едва заметно нахмурился. Глеб Дымов, откинувшись на невысокую спинку и подложив под локоть рюкзак, мирно спал, изредка хмурясь от пробивающегося сквозь ветви деревьев солнца. Притормозив рядом с ним, капитан негромко кашлянул, отчего молодой человек тут же вздрогнул и проснулся. - Вы почему спите под открытым небом, да еще под чужими окнами? – мрачно полюбопытствовал Мальнев. Глеб медленно потер глаза и встал, распрямляя затекшие длинные ноги. - И вам доброе утро, Кирилл Сергеевич. Ника мне вчера позвонила насчет новой записки, я подумал, будет лучше, если я присмотрю за ней. - Должен сказать, присматриваете вы из рук вон плохо. – Мальнев ехидно скривился. – Вы так и не ответили, почему здесь-то сидите? - Да так... немного повздорили вчера. - Ага. А оставлять девушку одну вы не захотели, так? - Можно и так сказать. Мальнев молча покачал головой: как дети, честное слово!.. Хотя, собственно, почему «как»?.. - Вы сами ничего не получали? Может, заметили кого-нибудь или в записке этой что-то увидели? – Глеб покачал головой. – Плохо. - Вы к Нике сейчас? – получив в ответ полный молчаливого ожидания взгляд, Глеб на секунду замялся. – Можно вас попросить? Не говорите, что я был тут всю ночь. Мы и так вчера друг друга не поняли... - Молодой человек, прошу вас, избавьте меня от ваших влюбленных переживаний!.. Я не для того сюда ехал с утра пораньше, – ответил капитан, покосился на взволнованного парня рядом и тихо фыркнул. – Если не хотите, чтобы она вас заметила, лучше поезжайте домой. Коротко кивнув, молодой человек подхватил рюкзак, бросил взгляд на слепые окна квартиры своей подруги и быстрым шагом покинул двор, провожаемый теплым и чуть насмешливым взглядом капитана. Все-таки он в нем не ошибся, удовлетворенно подумал про себя Мальнев. Еще в первую встречу он почувствовал, что этот студент не похож на остальных: более зрелый, более ответственный. Да один его сегодняшний поступок уже характеризует его как сильного человека, готового пожертвовать даже самим собой ради близких. И вот какой из него убийца? Мальнев с досадой вздохнул. А если не он, то кто? Вышедшая спустя пару минут Вероника Колычева встретила его печальным взглядом и слабой улыбкой благодарности. Первым делом она протянула ему сложенный файл со спрятанной внутри запиской. - Вы говорили, что отпечатков на записках не было, но на всякий случай вот. Ее трогали только я и Глеб, я ему позвонила вчера. Хмыкнув себе под нос, Мальнев забрал записку, быстро прочитал и спрятал в папку. - Я смотрю, эта игра в прятки вас обоих будто бы забавляет... И что же вы опять разузнали, что преступник пожаловал к вам лично? - Я попросила друга в академии поискать того парня, помните, с поминок? - Который принес цветы с такой же запиской, как мы нашли у Ирины? - Да. Оказалось, он наш студент, младшекурсник с кафедры балетмейстеров. - Виктор Рогов, – кивнул Мальнев, глядя, как округляются ее глаза. – А что вас так удивляет? Это моя работа – искать свидетелей. Думаете, без вас бы его не нашли? Я же просил вас совсем недавно, не надо ни во что впутываться! - Простите... этого больше не повторится. - Слабо верится, Вероника. - Он что-нибудь рассказал? - Мы его пока не допросили, в общежитии он не появлялся, а к его родным я только сегодня поеду. - Кирилл Сергеевич, скажите... Ира, она мучилась перед смертью? – Мальнев удивленно вскинул бровь, услышав такой вопрос, и Ника поторопилась добавить: – Мне все время кажется, что я виновата, что ничем ей не помогла. - Вы бы и не смогли ничего сделать. Это было сильное отравление, при такой концентрации возникает паралич, удушье, возможно, даже потеря сознания. Ирина сама могла не понять, что умирает. - То есть ей никак нельзя было помочь? - Абсолютно. Человек, который пошел на это убийство, действовал наверняка. Слова прозвучали резко и недовольно, но Ника, к своему стыду, испытала облегчение. Мальнев, казалось, ничего не заметил, перехватил папку в своих руках и повернулся к машине. - Садитесь, довезу вас до вашей академии. Небезопасно вам одной находится, авось еще приключений на свою голову отыщите. Ника тихо проговорила слова благодарности и скользнула в серый хендай. Дорогу до академии оба молчали. Мальнев попросту не представлял, как отвлечь эту девицу от мыслей о расследовании, хотя и сам размышлял о том же. А Ника перебирала в памяти события последних дней, с легким чувством вины понимая, что зря во всем корила себя. Да, она выжила. А Иры погибла. Судьба? Карма? Случайность или стечение обстоятельств? Ответ на этот вопрос ей никто бы не дал, но от одной мысли о том, что она сама все-таки ни в чем не виновата, становилось легче. Словно с души тяжким камнем сорвался груз, мешающий дышать. Прав был Глеб, она зря все это время себя накручивала. От мыслей о нем в груди что-то защемило, она закрыла глаза и отвернулась к окну, не заметив проницательного взгляда следователя.