За морями, за горами Что может быть прекраснее моря?! Харди мог любоваться им часами. У него было излюбленное местечко — во Флориде, в спокойной бухточке, берега которой то круто обрывались, то песчаной отмелью тянулись чуть ли не на километр. В бухточке всегда стояла наготове белоснежная яхта с командой в пять человек; чистые каюты, уютный салон... На склоне высокого холма, в плотной зелени пальм возвышался дом с красной крышей и желтыми жалюзи. Мраморная лестница вела от дома к морю: дорожка, обсаженная магнолиями и радужной юккой, была посыпана серебристым песком. За домом возвышались стройные кипарисы. Там начиналась апельсиновая роща, а еще дальше проходила линия железной дороги. И если бы не ее бессонные перестуки, не гудки, можно было бы подумать, что, попав в это благодатное местечко, вы перенеслись в далекие времена, воспетые Майн Ридом, когда по равнинам и болотам Флориды бродили еще краснолицые и гордые семинолы... Но Харди романов не читал и о семинолах знал только понаслышке. Флорида для него была испокон веков райским уголком США, а мыс Кеннеди — местом испытания ракет. Покачиваясь на мягком сиденье стремительного «крайслера», Харди думал. Далеко — там, где вода сливается с небом и где легкий туман сглаживает силуэты, светлой точкой с черным султаном дыма виднелся теплоход. Очевидно, он шел с Кубы... Харди поджал губы. В молодости он бывал в Гаване, в этом необыкновенном городе на берегу моря. Гавана... Никогда не забыть ее душных вечеров, шороха автомашин по шоссе, мелодий неутомимых джазов за распахнутыми стеклянными дверьми ночных баров. Тогда в Гаване была жизнь. Город кишел туристами. А теперь... Кастро даже на женщин, прекрасных кубинок, надел военную форму. Они стоят у кухонной плиты и держат автоматы наготове. Харди сжал кулаки. Недавно он был на смотре в Майами. Там собрались головорезы и отчаянные авантюристы. Ребят здорово подготовили, дали оружие. А ненависти их учить не надо. У каждого что-нибудь осталось на Кубе: у одного — своя плантация, у другого — дом, у третьего — кабачок, у четвертого — просто личные счеты с кем-нибудь из тех... Харди с неприязнью подумал о президенте — такая близорукость!.. Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Свежий бриз не выветривал неприятных мыслей. Харди потер кончиками пальцев виски. Что за чертовщина?!. Похоже, что и он на старости лет превратился в болтливого политикана. Когда-то он посмеивался над этой категорией людей. Вот мы люди практического склада, люди дела. Мы работаем. Мы не едим свой хлеб даром. И нам не нужно сдабривать работу красивыми фразами. Мы и так отлично понимаем, что на нашу долю выпала самая грязная ее половина. Но пусть эти чистоплюи попробуют без нас!.. Пусть попробуют. Машина между тем сделала несколько крутых разворотов и остановилась у высокой зеленой решетки. Огромный сеттер выскочил из ворот, заискивающе заюлил у ног приподнявшегося Харди. — А, соскучился, старина! Харди потрепал пса за уши, провел рукой по гладкой блестящей шерсти. Потом он вышел из машины и заковылял по дорожке к дому, из которого уже спешил ему навстречу один из сотрудников, прибывший сюда еще на прошлой неделе, чтобы подготовить все к приезду шефа. Харди выслушал его доклад, рассеянно ковыряя тростью в размякшем на солнце асфальте. Он поморщился — не любил, когда люди говорили слишком много, особенно подчиненные. — Вы сегодня в ударе, — мрачно заметил Харди и кончиком приподнятой трости отстранил сотрудника с дороги. — Распорядитесь, чтобы мне приготовили ванну. — Будет исполнено. — И еще... Харди бросал слова за спину, не оборачиваясь и не повторяя, уверенный в том, что каждое его слово поймано на лету. Сотрудник услужливо забежал вперед, распахнул перед шефом дверь. Харди вошел в прохладный вестибюль. Здесь полы были выстланы разноцветными плитами, а на стенах с дубовыми панелями висели сочные натюрморты. Сеттер, виляя хвостом, остановился перед лестницей и выжидающе посмотрел на хозяина. Харди тоненько свистнул и засмеялся. Собака послушно взбежала по лестнице, замерла на последней ступеньке перед статуей обнаженного Аполлона. «Такая безвкусица!» — подумал Харди. Он недовольно покосился на сотрудника. Теперь, после натюрмортов и Аполлона, сотрудник казался ему еще менее симпатичным. — Уберите... это, — поморщился Харди. — Но ведь... — Уберите! — Харди пришлось повторить приказание, а это случалось не часто. Сотрудник, побледнев, отступил в сторону. Харди собственным ключом отворил дверь кабинета. Наконец-то он у себя дома, наконец-то! Сеттер уже обследовал комнату. Он даже вскарабкался на диван, но Харди цыкнул, и пес послушно сполз на пол. Здесь все было привычно. Харди бросил в угол трость, упал в кресло. Минуты две он сидел неподвижно. Мысли, мысли... Порой окрыляющие, порой бескрылые, убивающие всякое желание жить, работать. Харди боролся с мрачными мыслями. У него была прекрасно натренированная воля, но и ему не всегда удавалось уйти от них. ...Пообедал Харди здесь же, за письменным столом, а после обеда и короткого сна взял полотенце и спустился к океану. Он искупался на песчаной отмели, а потом на ялике добрался до яхты. Капитан в белом фланелевом костюме с золотым шитьем приказал поставить паруса. Матросы бросились исполнять команду, и скоро свежий ветер раздул легкие полотнища, — грациозно развернувшись в бухточке, яхта пошла вдоль зеленого побережья. Харди, сидя в кресле, рассматривал в бинокль уже примелькавшийся за два года пейзаж. Целый месяц почти полного безделья!.. Целый месяц водных процедур, солнечных ванн и этих глупых вояжей на допотопном парусном суденышке. Может быть, кое-кому это и покажется пустым времяпрепровождением, но он-то, старый Харди, отлично знает, что это не так — он, побывавший в таких переделках, которые иным зеленым юнцам и во сне не снились... Однако Харди не суждено было долго наслаждаться отдыхом. В то самое время, как он мирно дремал, развалившись в кресле, и предавался грустным размышлениям, на его имя поступила радиограмма с грифом «лично» и «срочно». Харди нетерпеливо вскрыл пакет. Это было сообщение из Москвы. В нем говорилось об отправке экспедиции на поиски Караташа и о том, что Тодд, потерпев неудачу с Каракозовым, вынужден был скрыться. Возможно, он попытается связаться с Джеферсоном — как поступить в данном случае?.. Харди нахмурился. Теперь он снова почувствовал, как оживает каждый его нерв, как чутко реагирует мозг на внешние раздражители. В такие минуты Харди необходима была полная тишина. Вернувшись на дачу, он заперся в полутемном кабинете наедине с молчаливым сеттером. Что значит провал Тодда?.. Чем это грозит Харди?.. Вполне очевидно, что в случае, если Тодда все-таки схватят, он не станет запираться. Тогда под угрозой окажется Джеферсон. А Джеферсон — ключ к операции «Караташ». Провал Джеферсона равносилен провалу всей операции. Что можно предложить в подобной ситуации?.. Лучший исход — исчезновение Тодда. Неважно, как это будет выглядеть — мертвые не болтают. Не посылать же за ним в самом деле транспортный самолет или подводную лодку! Покончив с делами, Харди откинулся в кресле и включил радиоприемник. Он любил после работы посидеть вот так, ни о чем не думая, потягивая красное вино и покуривая трубку. В приемнике трещало — Харди перемещал рычажок по светлой шкале... Интересно, что передают сейчас русские? Он захватил только конец сообщения. Знакомый мужской голос говорил: — В результате штурмовой группе удалось проникнуть в труднодоступную пещеру Канак. В беседе с нашим корреспондентом профессор Югов заявил, что в ближайшие дни тайна древнего Караташа будет разгадана. Еще одна блестящая победа советской науки, еще один ценный вклад в сокровищницу мировых знаний... Харди нажал белую кнопку выключателя. Сеттер вскочил и настороженно прянул ушами. Харди отшвырнул трубку. Во рту был противный терпкий привкус крепкого табака. — Машину к выходу! — приказал он появившемуся на вызов сотруднику. В глубь скалы Рабочие изнывали от жажды. В пещере было полутемно и сухо. Мелкая гранитная пыль висела в раскаленном воздухе. Гудели моторы, стучали отбойные молотки. Расширяясь, пещера уходила вниз. По мере того, как люди удалялись от входа, дышать становилось все труднее. Югов приказал выдать рабочим кислородные маски. Сказывались и большая высота, и разреженность воздуха. Больше часа никто не выдерживал. Но работы не останавливались ни на минуту. На пятый день стала прослушиваться пустота. Инженер точно определил расстояние: — Три метра. Югов всю ночь дежурил в забое. На утро рухнула последняя преграда, отделяющая их от внутренней части пещеры. Когда осела черная пыль, Югов увидел широкий ход, ведущий в глубь скалы. Все были взволнованы. Хаузена и Каракозова подняли с постелей. Вместе с ними прибежали в забой Серебров, Ляля, Сноу, Коротовский. Они стояли среди развороченных взрывом глыб. Фонарик в руке Каракозова обшаривал проход. — Осторожнее, профессор, — предупредил Серебров. — Да тут потемкинская лестница! — воскликнул Каракозов, перешагивая через наваленный грудой свежий щебень. Действительно, позеленевшие от времени ступени вели вниз, в зияющую бездну. Яркие кружки фонариков прыгали у них под ногами. Серебров пробовал сосчитать ступени и сбился — что-то около сорока, а может быть и больше. Каждый звук отдавался в глубине пещеры раскатистым эхом. Они шли уже минут двадцать. По подсчетам Хаузена, это должно быть где-то на уровне дна Безымянного ущелья. — Похоже, здесь один из спусков в дантов ад, — нервно пошутил Сноу. Серебров, шедший рядом с ним, слышал, как булькает время от времени его фляжка со спиртом. — Нечто подобное я наблюдал и в Натанаро, — сказал Хаузен. — Этот спуск? — спросил Югов. — Способ обработки камня. Обратите внимание — это не обычная шлифовка. Каждая глыба словно глазирована. — Вулканическое стекло. — А какая для этого нужна температура! — воскликнул Хаузен. — Я очень сожалею, что мне не удалось завершить разведку Натанаро... — Не о чем жалеть, доктор, — прервал его Сноу. — Здесь вы имеете возможность сделать более интересные открытия... Прохладный воздух, шедший снизу, освежал их лица. Спуск кончился. Они стояли на небольшой площадке. Где-то капала вода. — Похоже, что это конец? — произнес Югов.