– Что ж, – произнесла Лорелея, нарушив напряженное молчание. – Мы живы? Она вздрогнула от сказанной банальности и слабости собственного голоса. Блэкуотер, кажется, не обратил на это внимания. – Да, живы, – его голос был глубоким и спокойным – если правильно таким голосом воспользоваться, можно успокоить кого угодно посреди шторма. Однако она не могла представить, чтобы Кейн кого-то утешал. – Что случилось с тем мужчиной? – спросила она. – Который вломился в каюту. Я пыталась остановить его. «И проиграла», – добавила она мысленно. Лорелея поставила свечу на тумбочку напротив, освещая и его сторону комнаты. Теперь на нем была рубашка, а волосы скрывали лицо, – выражения было не разглядеть, – темные пряди служили надежным укрытием. – Цилла Абадо убила его, – ответил он. – Прирезала прямо здесь. – Он посмотрел на пустое место на полу. – Затем его тело я отправил на корм акулам. – Он замолчал, наблюдая за ней. – Тебя это пугает? Вопрос застал Лорелею врасплох. Она сидела в кровати, вцепившись в одеяло, напряженно молчала и пыталась придумать ответ, приемлемый для человека, спасшего ей жизнь. Потому что, если говорить честно, то, что он убивал с такой легкостью и, очевидно, привык к крови, раз сих пор не смыл ее, действительно пугало ее. – Спасибо, Блэкуотер, – наконец сказала она. – Спасибо, что спас меня. Его глаза расширились. Должно быть, он ожидал иного ответа. Откашлявшись, он поднялся с кушетки: – В платяном шкафу есть одежда, которая может тебе подойти, если захочешь избавиться от того, что сейчас надето на тебя. Я спущусь в корабельный лазарет и принесу лекарства, чтобы обработать ожог, – он отошел к двери, затем остановился. – Меня, кстати, зовут Кейн. Когда он вышел из каюты, Лорелея неспешно подошла к шкафу. Немного покопавшись в вещах, она выбрала темно-малиновую тунику, доходившую ей до колен, затем натянула свободные коричневые брюки. Когда она вернулась в постель, ей вспомнилось, как минувшей ночью она сдирала с себя окровавленное платье, и побледнела. Где оно было сейчас? Она надеялась, что нашедший выбросил его за борт, и ей не придется снова увидеть кровь своей матери. Но одновременно с этими мыслями Лорелея погрузилась в ностальгию, ей хотелось снова почувствовать, как пальцы касаются ткани, так же как когда они с матерью развешивали одежду на веревке позади домика. Их одежда всегда была очень мягкой на ощупь из-за мыла ручной работы. Она глубоко втянула носом воздух и выдохнула через рот, чтобы сдержать слезы. Непослушные волосы, падавшие на лоб, заколыхались от движения воздуха. Убийства. Морские сражения. Злой капитан, убивший ее мать по непонятным причинам. За несколько дней ее мир был разорван бурей на куски, и она не могла предвидеть это. Она трепетала при мыслях о будущем. Внезапный стук в дверь заставил сердце забиться чаще. Она вцепилась в ворот туники так, будто та могла свалиться, если не держать ее достаточно крепко. – Ты одета? – спросил Кейн из-за шторы, закрывавшей дыру в дверном окне. Осколки стекла уже вымели. На самом деле, внутри каюты не осталось никаких следов боя, если не считать разбитого окна, через которое были слышны песни моря. – Да, – ответила она, заползая обратно в кровать. Все случилось так неожиданно, так внезапно, она не знала, что думать, как действовать. Лорелея не была уверена, союзники они или просто незнакомцы с похожими целями. Ах, если бы она была уверена, что они заодно, и знала, как далеко он готов пойти вместе с ней – желательно прямо до глотки Роува. Ее все еще волновала команда Кейна, особенно после того, как они обошлись с ней, когда обнаружили, что она роется в провианте. Затем она задумалась, где будет спать и придется ли ей спать с остальными мужчинами, заставившими ее пройти по доске. Кейн, вероятно, прочитал беспокойство на ее лице, потому что, когда он вошел в каюту, и взгляд его темных глаз замер на ее лице, он спросил: – Что случилось? Мысли оборвались. – Ничего. Все в порядке. Я просто задумалась… я… – Тревожилась по поводу экипажа. Колдовство. Он прочел ее мысли. – Они не причинят вреда, – продолжил Кейн, раскладывая на простынях принесенное из лазарета. – Если честно, я даже удивлен, что мои хрупкие братья выжили. Думаю, ты, скорее всего, смогла бы справиться с каждым из них, если бы постаралась, но не волнуйся, я не заставлю тебя ночевать с ними, если тебя беспокоит именно это. Ты можешь занять мою кровать. Однако, если ты не против, я буду спать в углу на кушетке, когда у меня появится время прикрыть глаза дольше, чем на одно мгновение. Он каким-то особенным способом выкладывал каждый предмет на кровать, прежде чем перейти к следующему. Ее губы приоткрылись, чтобы возразить, сказать, что он должен спать в своей постели, но Кейн ее опередил. – В любом случае, в последнее время я редко пользуюсь кроватью. Сейчас у меня недостаточно людей, чтобы нести полную вахту. Многих я потерял при пожаре. – О, – Лорелея не знала, что ответить. – Сочувствую. – Не стоит, – ответил он. – Я сам виноват. Необдуманное решение. Не против, если я перевяжу твою рану? Она кивнула и протянула руку, Кейн сел на край кровати вполоборота. Его свинцового цвета глаза скользнули по ее коже, пока он снимал повязку. – Я не целитель, – сказал он, – но кое-что знаю. Ты захочешь воспользоваться этим, – он посмотрел на пузырек, ища этикетку, которой там и в помине не было, – лекарством, пока мы не пришвартуемся. – Откуда мне знать, что ты не ошибся с лекарством? – спросила Лорелея, отдергивая руку. – Ты даже не знаешь, как оно называется. – Я же сказал, – огрызнулся Кейн, – я не целитель. Теперь замолчи и смотри, чтобы в следующий раз ты смогла самостоятельно. Она закрыла рот и стала внимательно смотреть, как он откупорил бутылку зубами и вылил немного прозрачной жидкости на лоскут. – Я знала, что не ошиблась в тебе, – тихо сказала Лорелея, не выдержав молчания. – Знала, что ты не так ужасен, как решили жители гавани. Если честно, я не думаю, что в мире есть хотя бы один пират, которого Инцендия не ненавидит. Она исподлобья взглянула на него, он был сосредоточен на ожоге. С такого близкого расстояния Лорелея увидела множество маленьких шрамов, разбросанных по всему его лицу. Она позволила себе недолго погадать, в скольких же схватках он участвовал, раз получил такое количество отметин на память. Кейн протер ее ожог чем-то, что могло бы оказаться ядом – лекарство обожгло кожу. Она сдержала вскрик и отвлеклась от прежних мыслей, задумавшись, не отомстил ли Кейн таким образом за ее добрые слова. – Расскажи мне, что говорят инцендианцы? – его голос звучал успокаивающе, тон для вопроса он выбрал такой, каким с ней еще ни разу не разговаривали. Возможно, это такой трюк, чтобы отвлечь ее от того, что он сжег ей кожу. – Говорят, у пиратов нет сердец, – ответила она. – Вы вырываете их и бросаете в море. Кейн прикоснулся к ее покрасневшей коже на руке, нежно баюкая. Мозолистые пальцы напомнили ей, какими смертоносными становятся его руки в бою. – Говорят, по череде трупов можно вычислить путь пирата. – Да, есть такие, кто идет темным путем, но прилив еще не накрыл нас. Большинство хочет, чтобы Церулия и наш народ процветали. Этого хотели и первые капитаны флота, основавшие островное королевство. Мы хотим, чтобы Инцендия оставила в покое нас и наше золото. И сделаем все, что от нас зависит, чтобы защитить Церулию, даже если понадобится уничтожить весь Инцендианский флот и всех Разведчиков. – А как на счет грабежей и кражи грузов с кораблей? – спросила Лорелея. – Мы предпочитаем называть это контролем торговли. Действительно ли Инцендии нужно такое количество пушек и боеприпасов? Зачем? Знаешь, сколько поставок оружия по морю мы остановили? И ты чертовски права, с этих кораблей мы вынесли все до последней монеты, потому что люди, идущие войной на другие земли и людей, ничего этого не заслуживают. Лорелея молчала, наблюдая, как он открывает баночку с мазью. Он окунул чистый лоскут ткани в емкость и поднес к ожогу, касаясь пострадавшей кожи нежными промакивающими движениями, равномерно распределяя мягкий крем. Конечно, очень любезно с его стороны показать ей, как обрабатывать ожог, но она не знала, можно ли ему верить. Может, было бы лучше послать к черту все его указания. Она мечтала отомстить, и прямо сейчас Кейн Блэкуотер был ее единственным способом хотя бы попробовать месть на вкус. Не помешало бы разобраться, какую роль он играет во всей истории, знает ли что-то о ее матери и о том, почему Роув убил ее. – Что-то не сходится, – заявила Лорелея, прежде чем успела лишиться самообладания. – В тот день, когда я столкнулась с тобой в таверне… – Ты имеешь в виду тот день, когда ты меня обокрала? Лорелея перевела дух. – Ты знаешь. Он пожал плечами, а его свинцовые глаза блеснули. – Догадался. – Думаю, мне следует извиниться. Кейн покачал головой. – Роув… ворвался в мой дом в тот же вечер, – продолжила она. Слова застряли в горле, казалось, она не сможет их произнести никогда, но Лорелея заставила их сойти с губ. Неприятные на вкус и такие ненастоящие. Слезы навернулись на глаза, но она торопливо сморгнула их. – Он убил мою мать. Она была беззащитна и почти сошла с ума, но все равно пыталась защитить меня. Но больше всего меня волнует то, что она почему-то знала его, а он знал ее. Он знал ее имя. – Какая фамилия у твоей семьи? Она прищурилась, не до конца понимая, почему он спрашивает. Она думала, ее фамилия ему уже известна. – Пенни. Лорелея и Женевьева Пенни. Глаза Кейна широко распахнулись при упоминании имени ее матери. Когда он отвел от нее взгляд, она заметила шрам, пересекающий бровь. – Что такое? – подозрительно спросила Лорелея. Она почти вырвалась из его хватки, но, если она хотела сохранить руку, ожог все еще требовалось пролечить. Будет трудно прикончить Роува, оставшись без конечности. – Ты знаешь что-то? Знаешь, почему Роув убил мою мать? Зачем ему убивать ее и меня? Кейн взял с кровати ткань, а затем неспешно начал бинтовать ее руку, задевая пальцами раскрытую ладонь. На несколько мгновений показалось, что внутри него идет какая-то борьба, он то открывал, то закрывал рот, то поднимал глаза на нее, то снова опускал взгляд на руку. Если он ничего не знал об этом или не собирался рассказывать ей то, о чем она на самом деле хотела услышать, может, он знал хотя бы что-то о мерзком шепоте, который она слышала во сне, и о том, как тот назвал ее – Дочерью Шторма и Дочерью Моря. Обычно она не слишком обращала внимание на подробности снов, но даже сейчас, бодрствуя, она будто слышала этот шепот в голове. Один из старинных рассказов ее матери повествовал о Капитане Шторме, но она слышала его, когда была совсем крохой, и не помнила ничего, кроме имени. – Капитан Шторм… – с нажимом произнесла она, стараясь сохранять голос мягким и невинным. – Почему он так важен для островного королевства? Кейн перестал бинтовать ей руку и медленно поднял глаза, встретившись с ней взглядом. Ее щеки предательски вспыхнули, но она проглотила смущение и сосредоточенно принялась изучать разорванную ткань его воротника. – Разве ты не слышала рассказов о Древней Войне? – спросил он, едва заметно улыбаясь. Затем снова опустил взгляд и продолжил бинтовать рану. – Если бы слышала, то не спрашивала бы. – Ложь. Кое-что она слышала от матери, но ей хотелось, чтобы эту историю освежил в ее памяти настоящий пират. – Еще до появления Короля Костей, Костяной Короны и даже самой Церулии, в мире жили смертные и бессмертные. И в тот далекий век вспыхнула Древняя Война между огнем и морем, и море победило благодаря Капитану Шторму. Он объединил пиратский флот и острова в одно королевство. До этого он был всего лишь смертным рыбаком, но к концу событий стал первым Королем Костей. Если бы не он и не его благословленная богинями магия, позволявшая управлять штормами, огонь давно поглотил бы мир. – Кейн замолчал на мгновение, поправляя повязку, его пальцы приятно согревали кожу. – Многие смертные погибли в войне богов, которая длилась слишком долго, но с дарованной богиней магией дождя и молний сила Шторма могла поражать существ из огня и лавы. Капитан Шторм и Морские Сестры вместе победили Братьев Пламени, приговорив их к заточению в Лимбе. Лимб. Между мирами. Тюрьма монстров и царство неприкаянных душ. Кейн закончил бинтовать ее предплечье и завязал концы бинта узлом около локтя. Ей уже стало лучше. Он протянул руку, чтобы собрать склянки, которые разложил по кровати. Через мгновение он встанет и уйдет, и тогда на нее обрушится темнота каюты. Внезапно Лорелея поняла, что хочет, чтобы он остался. Не потому, что она будет тосковать по его компании, а потому что не хочет оставаться одна, – так она объяснила себе. Она не хотела, чтобы мысли унесли ее в опасные дебри, туда, где ее хрупкое сердце разрывалось в клочья, а по щекам лились слезы.