Сссын Ссстальной Жемчужины. – Кто ты? – спросил Кейн. Он внимательно наблюдал за лавовым человеком. Я пламя. Я тепло этого мира. Это был не тот ответ, который он хотел получить. – Что ты сделал с моими людьми? Держисссь подальше от Порта Барлоу. Не отправляйся в Инцендию. Пусть наследница умрет. Или я убью их всех. Голос сочился злобой, окутывая Кейна со всех сторон. Приссссоединись ко мне, и я ссссохраню им жизнь. Костяная Корона станет твоей. Ты будешь править ссссвоим крошечным морссским королевством. Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь. Пальцы Кейна еще крепче сжали рукоять меча. – Я капитан «Стальной Жемчужины». Я не продаюсь, – теперь – нет. Казалось, воздух замер, когда лавовый человек пришел в движение. Его пустые глаза превратились в щелочки, а расплавленная лава под обсидиановой броней пылала пуще прежнего. Его пасть распахнулась, и из нее вырвался рев, от которого земля под ногами Кейна задрожала. Но Кейн не дрогнул. Он поднял меч и сделал еще один шаг вперед. Затем лавовый человек бросился на него, оставляя выжженные следы на песке. Магма капала с него, и там, куда падали капли, песок шипел. Кейн принял первый удар существа своим мечом, не дав копью лавового человека проделать дыру у себя в голове. Он думал, что меч пройдет сквозь существо, но, когда клинок встретился с обсидиановой оболочкой, она оказалась твердой, как камень. Сделав шаг назад, Кейн снова ударил. Меч скользнул по левому бронированному боку существа, оставив лишь едва заметную царапину. Затем Кейн нацелился на трещину в доспехах вдоль руки лавового человека, но, когда клинок вошел в магму, меч задымился. Еще мгновение, и сталь начала бы плавиться. Тревога, по словам Кейна, не была привычным для него чувством. Он нагло смотрел в лицо неприятностям, делая все, что, по его мнению, должен был – для своего собственного благополучия и благополучия корабля «Стальная Жемчужина». Но когда лавовый человек снова атаковал, и удар его меча о камень эхом пронесся над волнами плещущегося позади моря, тревога накрыла Кейна подобно одеялу, накрывшему его влажной душной ночью в разгар Солнцепека. Он был бессилен против этого существа. Лавовый человек снова атаковал, и Кейн отразил удар. От скрежета лезвия клинка по камню у него волоски на руках встали дыбом. Этот звук будет еще долго преследовать его, если, конечно, он покинет остров живым, а если ему посчастливится выжить, то, он поклялся, что сделает свой первый шаг к свету. Идея стать и быть лучше не покидала его. Он отложит на время свою вендетту против Роува и сделает все возможное, чтобы спасти наследницу. Она определенно имела какую-то ценность для этого огненного божества, и если он желал ее смерти, то Кейн желал, чтобы она выжила. Спасение наследницы означало спасение всех. Жить и дышать вдруг стало страшно, а с непобедимостью напавшего на него существа и морем позади, отрезавшим пути к отступлению, шансы на исправление ошибок, совершенных за жизнь, утекали как песок сквозь пальцы. Если ему суждено погибнуть здесь, то он надеялся, что прилив хотя бы заберет его тело в море. Затем снизошло озарение, да так внезапно, что он чуть не плюхнулся в воду. Как же он раньше не догадался? Капитан Шторм побеждал лавовых людей не с помощью стали, а с помощью магии, данной ему богиней воды. Прилив подступал, вода поднялась до лодыжек. Кейн взглянул на воду, прозрачную, как бутылочное стекло. И сделал шаг назад, затем еще и еще, вода достигла его коленей, штаны промокли. Лавовый человек ковылял за ним. Когда подошва его ступни соприкоснулась с водой, в воздухе раздалось слабое шипение, а следом последовал оглушительный крик. Дым клубами шел из-под существа, пока оно отступало в безопасность песка. Вот теперь Кейн мог отыграться. Он окунул меч в море и перешел в наступление. Ослабевшее от воды создание не могло двигаться достаточно быстро. Кейн крепко встал на песке и замахнулся. Капли воды полетели со стали его клинка. Лавовый человек взревел, когда меч Кейна начисто отрубил обе его ноги, будто сами Морские Сестры благословили клинок, когда вода коснулась стали. Яростное шипение царапало рассудок Кейна, а существо повалилось на бок. Джунгли позади были объяты пламенем, от его людей остался лишь пепел на ветру. Пусть богини воздуха вернут их души морю. Крик существа перекрывал треск огня, бушевавшего в джунглях, когда Кейн вернулся в воду. Он снова окунул меч в море и повернулся к лавовому человеку, который уползал от него и оставлял за собой полосу почерневшего песка. Обрубки его ног осыпались пеплом, ветер уносил его, словно легкие снежинки. «Ты не победил, – слабо прошептал голос в его голове. – Наследница умрет. Она падет. И когда последняя капля крови покинет ее тело, я восстану. Инцендия встанет на колени перед тем, кому они поклоняются, и когда мы завоюем моря, ты станешь первым, за чьей душой я приду». – Нет. Я помешаю этому, если смогу, – сказал Кейн, поднимая меч над поверженным лавовым человеком. Вода стекала по его рукам. – Но, если этот день придет, я буду ждать тебя. Взмахнув мечом, он обрушил лезвие на шею лавового человека, отделив голову от тела одним простым ударом. Огонь в джунглях погас так же внезапно, как начался. Но запах горелого дерева и обугленной плоти все еще витал в воздухе. Кейн провел тыльной стороной ладони по лбу и перевел взгляд на горизонт на востоке, гадая, куда море приведет его теперь. Глава 9 Лорелея Порт Барлоу Поздний Красновей Негодяи. Воры. Пираты. По дороге к докам Лорелея слушала гулявшие по гавани шепотки, подхватываемые морским бризом. Она полагала, что все сплетни будут о ее матери и ее последнем появлении, но все оказалось иначе. Чем дальше она пробиралась сквозь шумную толпу, тем больше замечала, что все взгляды устремлены в сторону моря. Попытавшись оглядеться, Лорелея чуть не выронила свежеиспеченные пшеничные булочки, которые приготовила для продажи матросам с пришвартованных кораблей. Она бы не посмела пожертвовать ни одной из них, так как теперь, когда мать практически не выходила из дома, с деньгами приходилось туго. У матери булочки получались нежнее, но вместо того, чтобы каждое утро замешивать тесто, как раньше, она только читала нескончаемые стопки старых книг в своей кровати, прогоняя Лорелею каждый раз, когда та пыталась подойти достаточно близко, чтобы увидеть, что же такого интересного она читает. Крепче ухватившись за ручку корзины, Лорелея поднялась на цыпочки, надеясь разглядеть хоть что-то поверх голов обитателей гавани. Если бы ей удалось хоть мельком увидеть цвет парусов, она бы узнала, кто заходит в гавань. Любой цвет, кроме белого, показал бы, что подозрения верны: пираты вернулись в Порт Барлоу. Красные паруса принадлежали «Алой Деве» – самому быстрому кораблю в Морских Сестрах. Однажды Лорелея слышала рассказ одного моряка, что капитан-основатель окрасила паруса кровью своих жертв. Лорелея знала, что не следует верить всем услышанным сказкам, но она все еще цеплялась за магическое очарование мифов, приходивших из-за моря. Серые паруса означали бы приход «Рассекающего волны». По слухам, заговоренная сталь, которой была обита его носовая часть, могла пробить слой льда, намерзающий в Ледяной Пропасти во время морозов. Она не знала, насколько слухи правдивы, но увидеть корабль своими глазами было бы чудесно. Синие паруса принадлежали «Анафине», кораблю, названному в честь одной из Морских Сестер, и одному из немногих, набитому тяжелым вооружением. Лорелея никогда не видела корабль с пушками, но, возможно, сегодня ситуация могла измениться. Толпа расступилась, будто раздвинулся занавес перед началом спектакля, но зрелище, открывшееся ей, не успокоило тревогу. Сердце ушло в пятки, а корзина с булочками чуть не упала на землю. Ее лицо побледнело. Корабль был не один. Их было два. А паруса были не красные и не синие. У одного из кораблей паруса оказались цвета насыщенного какао. Мачты и борта отделаны золотом, на флаге эмблема из двух скрещенных костей с лезвием, прорезавшем их перекрестие. Самая богатая команда на воде, «Костяной Пес» – это, должно быть, он. У второго корабля паруса были темнее беззвездной ночи и мрачнее лесных теней. «Стальная Жемчужина». Почему, черт возьми, портовый люд до сих пор слоняется тут? Неужели они не поняли? Или они намеренно ведут себя так беспечно, чтобы не привлечь внимания? Она поймала себя на том, что ищет в толпе Луиса, забыв, что он уехал в столицу Инцендии на обучение с остальными солдатами. Торговая гавань Порта Барлоу осталась беззащитной и уязвимой. Сердце Лорелеи учащенно забилось в груди, когда она сделала шаг назад, и ее взгляд остановился на черных парусах, о которых она слышала много историй. Эта команда не была похожа на другие, о которых она грезила в детстве, глядя на море и мечтая о дне, когда у нее будет собственный корабль и команда. Лорелея никогда не видела мира, если не считать образов из сказок, но многих усилий и не требовалось, чтобы отличить добро от зла. Когда она смотрела на эти черные паруса, ей казалось, что само зло протягивает к ней руки и касается своими чешуйчатыми грязными пальцами. Ей следовало броситься бегом обратно на ферму, как только она услышала перешептывания о пиратах. Луис говорил, что ничего хорошего от них ждать не приходится. Она знала, что должна убежать, и не могла понять, почему продолжает стоять на месте и просто смотреть. Почему я так очарована ими? Ход ее мыслей прервался, когда она увидела того, кто мог быть только пиратом. Его сапоги звонко стучали по деревянным настилам, а притихшие жители порта отшатывались в стороны. Взгляд Лорелеи упал сначала на его потертые кожаные сапоги, затем пробежался по широким штанам и поднялся к богато украшенному ремню, застегнутому на талии. На нем был простой черный жилет поверх белой рубахи, руки в перстнях сжаты в кулаки и прижаты к бокам. Волосы темные и подвязаны черной повязкой, чтобы не падали на лицо, но несколько черных прядей все равно выбивались из-под нее, достаточно длинных, чтобы касаться его скошенной челюсти. Он выглядел молодым, но по глазам и изгибу бровей казалось, что он видел больше любого старика в гавани, может быть, даже во всей восточной Инцендии. Она боялась встретиться с ним взглядом, пока его бронзового цвета глаза блуждали по гавани с пугающей внимательностью. Должно быть, он выглядывал других пиратов, где бы они ни были. Он был единственным, кто выделялся. Возможно, остальные были умнее и вели себя сдержаннее. Лорелея на мгновение задумалась, окажись солдаты в гарнизоне, арестовали бы они его на месте или сначала спровоцировали бы? Никто не объяснил, в чем состояло преступление Циллы Абадо, а жители гавани были слишком заняты сплетнями, чтобы обратить на это внимание. И это означало, что инцендианские солдаты должны были арестовать капитана «Алой Девы» ночью, без свидетелей, которые могли бы заявить о бесчестной игре. Сегодня, когда все жители высыпали в гавань, солдаты, скорее всего, дождались бы, пока пират останется один, прежде чем перейти к действиям. Если, конечно, солдаты успели бы вернуться до того, как пираты снова пустятся в плавание. Она скользнула взглядом по «Стальной Жемчужине» и «Костяному Псу», пытаясь заметить движение на их палубах и получить намек на местонахождение остальных пиратов. Ничего. Только паруса хлопают на ветру и раскачиваются канаты. Либо все они спрятались в трюмы, ожидая результата разведки, чтобы перейти к внезапной атаке, либо на кораблях никого не было. Последняя мысль казалась маловероятной. Когда Лорелея попыталась снова найти взглядом пирата в доках, он уже исчез. Она слишком долго витала в облаках. Возможно, от матери она унаследовала не только голубые глаза. Ей не следовало даже задаваться вопросом, куда он исчез. Она должна была просто продать пшеничные булочки, лежавшие в корзине, ручку которой она все еще крепко сжимала, и отправиться домой. Ее мать хотела бы, чтобы она сделала именно так. Если бы она узнала, что Лорелея задержалась в гавани, где стояли на якоре два пиратских корабля, она окончательно лишилась бы разума – по крайней мере того, что от него осталось. Как бы ни мучило Лорелею любопытство, было бы лучше, если бы она пошла своей дорогой. Она подошла к рыбакам, столпившимся на другом конце улочки. Те перешептывались друг с другом и по очереди поглядывали на дорогу. Проследив за их взглядами, она заметила того же пирата, скользнувшего внутрь портовой таверны. И снова ей следовало пойти своей дорогой. Она должна была выкинуть из головы появившегося пирата. Но любопытство победило, как всегда с ней и бывало. Оно тащило ее за собой, будто на поводке, который она не могла оборвать. Отвернувшись от рыбаков, Лорелея поспешила по дощатому настилу на грязную дорожку, приподняв юбки и избегая мутных луж. Она глубоко вздохнула, прежде чем войти в таверну, и проскользнула внутрь, когда группа мужчин поспешно вышла оттуда. От табачного дыма тут же защипало глаза и запершило в горле. Она отмахнулась от дыма, затем замерла и сжала ручку корзины покрепче, понимая, что должна очень постараться и вписаться в обстановку. Корзина с булочками в этом не помогала. Взглянув налево, она заметила пустой стол рядом с дверью и поставила корзину, убедившись, что никто не смотрит на нее. Все были слишком заняты разглядыванием пирата, удобно устроившегося за стойкой. Мужчины за стойкой и барменши держались на расстоянии, будто он был чумным, и они могли заразиться. Стоявший за барной стойкой Грегор сжимал в руке тряпку и тер пивную кружку с таким усердием, будто никак не мог отмыть несуществующее пятно, и отказывался замечать сидевшего перед ним пирата. Грегор не относился к числу любимчиков Лорелеи, и почему-то он и его всклокоченные волосы нравились ей теперь еще меньше. Лорелея подошла ближе и прислонилась к деревянной опоре. Наполовину спрятавшись, она продолжала наблюдать, все больше и больше любопытствуя о намерениях пирата и не обращая внимания на опасность, которой подвергала себя. Впервые она почувствовала возбуждение. Она размышляла, не стоит ли подойти поближе, чтобы проверить, станет ли ощущение сильнее. В таверне было так тихо, что она услышала, как пират откашлялся. Грегор, должно быть, тоже это услышал, но продолжал его игнорировать. Когда пират ударил кулаком по стойке, Грегор перестал тереть кружку, его взгляд медленно скользнул вверх.