Генчик не выдержал: — Мама! У меня где-то бескозырка была! Помнишь, с ленточкой, на которой написано «Космонавт»? — Тебя мне еще не хватало!.. Зачем она тебе? Это дошкольничья бескозырка, в таких только в детский сад ходят! — Не мне, а Елене. Пусть возьмет ленточку. По нынешней моде ее как раз хватит на юбку… Генчик увернулся от брошенной в него Ленкиной босоножки. Ушел на кухню. Там он сунул палец в банку с остатками клюквенного варенья, мазнул красным соком по коленке и стал заматывать ее заранее припасенным бинтом. Елена с матерью тоже появились на кухне. — Что с ногой-то? — сердито забеспокоилась мама. — Ерунда. Маленько царапнул. — Врет он, мама! Это он куда-то на трамвае собрался. Ногу бинтует, чтобы бабкам место не уступать. «Сиди, милый, сиди, у тебя ножка болит…» — Мам, врет она! — Вру, да? А чего палец лижешь? Кровавую рану клюквой рисовал! — Я щас тебе тоже кровавую… Мама, чего она пристает! Мать махнула рукой: мне бы, мол, ваши заботы. Но все же спросила: — А куда это ты на трамвае настропалился? — В «Юный техник». Там цветные проводочки продают, уцененные. Совсем почти даром… — Опять будет своих шкелетиков плести, — подъела Елена. — И так они по всем углам, мусор один… — Тебя не спросил! Генчик мастерил из цветных проводков не «шкелетиков», а разноцветных человечков. Они были у Генчика и акробатами в цирке (где тарелка вместо арены), и космонавтами в пластмассовом звездолете, и солдатиками в картонной крепости. И жителями большого города, который Генчик строил за сараем, на краю огорода. И каждый знал свое место, зря Елена болтала, что они по всем углам… Генчик показал сестрице язык. — Про ленточку не забудь… Мама, я пошел! — Стой! Надень чистую рубаху, смотри, майка вся перемазанная… И мама принесла новую рубашку — ярко-синюю, с крупными белыми горошинами. — Ну вот, хоть немного стал на человека похож… — На пугало он похож. Хоть в какой рубахе, все одно, — сообщила Елена. Генчик опять старательно высунул язык. Ленка опять сняла босоножку. Мать прикрикнула на обоих. А Генчику велела: — К обеду будь дома! Поможешь белье развешивать. — Есть, товарищ вице-адмирал! 2 Стычка с Прекрасной Еленой не испортила Генчику настроения. К тому же он умел им управлять, настроением-то. И за дверью Генчик сразу включил в себе песенку: Ты — ковбойша, я — ковбой, Поженились мы с тобой. На двоих одна кобыла И свод неба голубой… Под эту бодрую мелодию проскакал он со второго этажа на двор, оттуда — за сарай, где в лопухах было спрятано оружие: ржавый кухонный тесак в ножнах из картона, обвитого изолентой. Генчик сунул тесак за пояс. Точнее, за резинку на шортах. Поправил, чтобы ножны не торчали из короткой штанины. Хорошо, что рубашка навыпуск, рукоятку под ней не видать. Совсем ни к чему каждому встречному знать, что Генчик вооружен. Между грядками с цветущим картофелем Генчик пробрался к изгороди, перелез через жерди (нож мешал, но не очень). И оказался на улице Кузнечной. Почему дали улице такое имя, никто не знал, сроду тут не было кузниц. Были только старые деревянные дома — одноэтажные и двухэтажные — да кирпичное здание поселковой поликлиники. Генчик это здание не любил: там ему несколько раз лечили зубы. В семь лет у него разом вывалились два передних зуба, а новые росли неохотно. Один вообще не вырос, хотя весной десять лет стукнуло человеку. А другой вырос, но криво. Его пытались выровнять, но без успеха. Генчик иногда расстраивался, глядя в зеркало. А Елена (когда была в хорошем настроении) говорила: — Не горюй, у тебя очень обаятельная улыбка. Оригинальная… На косогоре у поликлиники паслась пожилая коза домохозяина Перфильева. Всем знакомая. Семена одуванчиков липли к ее мокрому носу, и она мотала головой. — Козимода, привет! — Генчик почесал ее кудлатый бок. — Ну как, не разучилась еще разговаривать? — Уме-ею, — отозвалась Козимода и задним копытом поскребла за ухом. Подумала и вздохнула: — Только неохота… — Ну и правильно. Чего зря людей потешать… Способность к человеческой речи появилась у Козимоды этой весной. Сперва был переполох, который называется «сенсация». Даже дядьки с телекамерой приезжали, собирались снять Козимоду для передачи «Хотите — верьте, хотите — нет». Но домохозяин Перфильев не разрешил: — Потому как основная козья функция — давать молоко. А что она языком болтать научилась, так это, извините, ее лично дело. А если вам нужна научная загадочность, то снимайте НЛО, их вон каждый вечер приносит нелегкая… Впрочем, Козимода не очень-то болтала языком. Была она сдержанная и скромная. — Ну, пока, — сказал ей Генчик. И вприпрыжку двинулся дальше. Бинт был намотан не туго, скакать не мешал. Только нож приходилось придерживать. Тра-та-та и тра-та-та, Жизнь такая красота — Для ковбоя, для ковбойши, Для кобылы без хвоста! Рано утром прошел дождик, было не жарко и пахло тополями. До трамвайной остановки путь не близкий. Но все же и не такой далекий, как раньше. Потому что в начале мая появился новый мост через Утятинский овраг и речку Утятинку, которая журчала в этом овраге. Неизвестно откуда взялась там большая металлическая труба — около метра в диаметре и метров пять длиной. Наверно, ее потерял какой-нибудь «КамАЗ» с прицепом, когда проезжал по краю оврага. Труба скатилась с откоса и улеглась в русло Утятинки. Ну, просто подарок с неба! Парни из кооператива «Динозавр» пригнали в овраг бульдозер и нагребли над трубой насыпь из земли и гравия, получилась дамба. А Утятинка довольно журчала внутри металлического жерла. Дамбу выровняли, сделали из березовых жердей перила. Можно стало с берега на берег и пешком ходить и даже ездить на легких машинах. Поселковое начальство сперва ругалось. Потому что, во-первых, никто не разрешал такого строительства. А во-вторых, будущей весной Утятинка разольется так, что дамбу разнесет. Но до будущей весны было далеко, а пока все жители заовражной стороны Утятина радовались: не надо топать несколько лишних кварталов, чтобы добраться до большого моста. Дамба выводила прямо к подъему на Кленовую улицу, а там два шага до трамвайной линии… На кобыле мы вдвоем Гарцевать не устаем. Я ковбой, а ты ковбойша,