И про это мы поем… Генчик прогарцевал через дамбу, но по Кленовой улице не пошел. Свернул в Кошачий переулок, что тянется вдоль оврага. Кроме поездки в «Юный техник» было у Генчика еще оно важное дело. Он собирался расчистить посадочную площадку. Генчик любил летать. Этому научился в мае, когда впервые прогулялся по Кошачьему переулку. До той поры как-то не приходилось здесь бывать: дамбы-то не было, и Генчик в эти места не заглядывал. В Кошачьем переулке Генчику понравилось. Вокруг были дома с затейливыми надстройками и крылечками. Немощеная дорога петляла среди палисадников. Вела она под горку. Ездили здесь только легковушки да мотоциклы местных жителей. И, конечно, ездить им приходилось осторожно, потому что на самом краю оврага дорога делала поворот. Если не свернешь вовремя — сразу под откос. И не помогут врытые над откосом столбики. Разумеется, машины и мотоциклы сворачивали. А Генчик — нет! Он выходил в этот пустынный переулок, говорил себе «внимание, старт!» и мчался под уклон. Встречный воздух отбрасывал у него похожие на желтые стружки (как у Буратино) волосы. Холодом обдувал ноги. Рвал подол и рукава рубашки. Нарастающая скорость подносила Генчика к откосу, а там — вниз. И вот оно, сладкое замирание полета! И страх, и радость!.. Впрочем, страха с каждым разом становилось меньше. Склон — крутой, но ровный, с мягкой смесью песка и сухой глины — после нескольких метров свободного падения принимал на себя резвого мальчишку. Словно добродушный великан ловил на ладонь кузнечика. Правда, «кузнечику» после этого приходилось из штанов, рубашки и волос вытряхивать песок и крошки, ну да это совсем пустяковая плата за счастье окрыленности… Но на этот раз Генчик не стал разбегаться. Он подошел к столбикам, присмотрелся и съехал по осыпи осторожно. К зарослям травы-двухвостки. Это такой сорняк, похожий на бурьян, но с гроздьями сухих семян. Семена очень похожи на двухвосток. Знаете, есть такое домашнее насекомое, столь же пакостное как тараканы и мокрицы. У семян, как этих двухвосток, на конце два коротеньких жальца. Ими семена так вцепляются в одежду, что потом отрываешь их целый день. В голую кожу они не впиваются, только чуть-чуть покусывают. Сперва поскребешь и забудешь. Но часа через два появляются красные пупырышки и начинается такая чесотка, что никакого терпения. И главное — надолго. Ночью лежишь и дергаешь ногами, будто едешь во сне на велосипеде… В прошлый раз Генчик еле увернулся от опасности. Оказалось, что трава-двухвостка разрослась в сплошную чащу и подобралась к нижнему краю осыпи. Еще чуть-чуть и было бы такое приземление, что ой-ей… Ну ничего, сейчас он наведет порядок. Генчик извлек из чехла ржавый, но с отточенным краем клинок. Примерился. Изогнулся, словно лихой казак в седле, и несколько стеблей под самый корень — ж-жик! …— Эй ты, похожий на чайник! Чего там развоевался! Чуть в стороне от поворота дороги нависал над оврагом обшитый серыми досками дом. Острый угол дома выдавался в пустоту и его подпирали просмоленные балки. У этого дома, держась за кривой оконный ставень, стояла тощая девчонка. С растрепанными темными косами и торчащими ушами. В пятнистом желто-малиновом платьице. Снизу было видно, какие у нее красные в белую полоску трусики и длинные поцарапанные ноги. И вся она была длинная. Наверно, на голову выше Генчика. Ссориться не имело смысла. И Генчик миролюбиво уточнил: — Это почему же я «похожий на чайник»? — А вот так! У нас на самоваре такой чайник есть! Синий с белыми кружочками. Генчик не придумал, что ответить. Почесал рукояткой ножа подбородок. И все так же мирно спросил: — Ну и что? — Да ничего… А траву не трогай! — Она твоя, что ли? — Она общая! И моя тоже! Раз под нашим домом растет! — От вашего дома тут еще десять метров! — А хоть тыща! Говорят, не трогай! Генчик и не трогал больше, но девчонка сжала губы и скользнула вниз (цветное платьице взлетело до локтей). Съехала по глине на своих босоножках, как на лыжах. И вот она — перед Генчиком. Решительно смотрит сверху вниз. Косы торчат, оттопыренные уши грозно розовеют, в темных глазах — зеленые огоньки, как у сердитой кошки. Ну да, у Генчика клинок, почти что меч, но не грозить же им девчонке. Конечно, она вредная и длинная, но ведь безоружная. Да и кончится это, скорее всего, так: нож она отберет, а Генчику надает по шее. Он в девчоночьих глазах прочитал именно такое намерение. Генчик сказал рассудительно: — Чего ты из себя десантника строишь? Прыгаешь человеку на голову! Лучше объясни нормально: почему нельзя вырубать колючки-то? Она объяснила с ноткой сожаления по поводу мальчишкиной тупости: — Ну, это же зелень! Она воздух очищает! Зелени на Земле все меньше и меньше, надо каждую травинку беречь! — Ничего себе «травинка»! — Генчик машинально почесал ножом ногу. — Джунгля ядовитая! Сорняк! — Сорняк, это если он посевам мешает! А здесь он — просто трава. Растет и никому не вредит. Может, он на тебя смотрит и тоже думает: вот сорняк… — Трава не умеет смотреть и думать, — набыченно сообщил Генчик. — Откуда ты знаешь? Некоторые ученые говорят, что умеет! А ты — ножом. Вдруг ей больно? Генчик вспомнил Козимоду, жующую поросль на косогоре. — Теперь что же? И сено не косить? И скот не кормить?… И всем помирать? — Сено — это для пользы! А тут какая польза, если все вырубишь? — А такая! Чтобы можно было прыгать и в колючки не въезжать! Девчонка поглядела вверх, потом на заросли двухвостки. Все поняла. Подбородком показала на Генчиков бинт: — По-моему, ты уже допрыгался. — В голосе ее почудилась капелька сочувствия. — Это чепуха, — мужественно заявил Генчик. — Это даже и не здесь… — Ну а здесь когда-нибудь голову сломаешь. Генчик мигом нашел ход для достойного отступления: — Как же я сломаю, если ты косить не даешь? Значит, и прыгать нельзя… Ты же здесь хозяйка, с хозяевами не спорят… — Это он снисходительно так сказал. Будто взрослый, уступающий ребенку. Длинная девчонка стала словно поменьше ростом. Глянула виновато. — Можно ведь, наверно, и другое место найти. Для прыжков-то… — Может, и найду, — вздохнул Генчик. — А ты… скажи, ты по правде думаешь, что траве больно, когда рубят? Она свела маленькие пушистые брови. — Я в этом просто уверена. Генчик вдруг представил, как его этим вот ножом — по ногам. Это тебе не клюквенное варенье… Он сумрачно затолкал клинок в ножны. И протянул девчонке. — Ладно, бери… — Зачем? — Она вроде бы даже испугалась. — В хозяйстве пригодится. Мне-то он был нужен только вот для этого, — Генчик кивнул на заросли. — А теперь чего я буду с ним таскаться… Девчонка неуверенно взяла «оружие». — Им можно лучину колоть для самовара, — посоветовал Генчик. — У вас же есть самовар. — Ага… — она неуверенно улыбнулась. И Генчик вдруг увидел, что один зуб у нее малость кривой. Как у него. И тогда он весело спросил: — А правда у вас такой чайник есть? — И оттянул подол рубашки. — Правда, — она заулыбалась пошире. — А что? Красивый чайник… «Вот поглядишь на него и меня вспомнишь», — подумал Генчик. И стал глядеть вверх, на откос, потому что вдруг застеснялся. Девочка сказала: — Видишь ли… эта трава полезна еще вот чем. Она может разрастись и тогда укрепит эту осыпь. А то наш дом уже совсем съезжает в овраг. Он старый, еще прадедушкин. — Не съедет. Подпорки-то вон какие крепкие, — сказал Генчик. Он по-прежнему смотрел вверх. — А ты… если тебе нравятся всякие прыжки и полеты, приходи к нам, — тихо сказала она. — У нас на дворе качели есть, большущие. Прямо дух захватывает… — Может, и зайду…