– Макс! Мак-сим! Ну, вот. Юрка подумал, что это какая-то ошибка или шутка, но Ирка сразу зашептала: – Это он, точно он! – Почему? – По кочану. Юра, у меня же слух и голос. Я вас всех по голосам отличу, всегда. Даже когда вот такая акустика. Это он. Точно. Абсолютно. Ира сунула голову в шкаф и закричала: – Макс! Ты где? – В гнезде!!! – заорал Макс с неожиданной радостью в голосе. – И как там? – Фигово! Очень! Я вернуться не могу, обратно не пускают! – Нас тоже не пускают! – А вы где сейчас? – В две тысячи восемнадцатом. В Москве! – Ясно! А у нас как дела? – Да нормально, справляемся! – Ирка не удержалась. – Вместо тебя теперь Беляев главный. Ему Палыч материальную ответственность навесил. И пожарную безопасность! – Ну, и чёрт с ним! А чего вы в Москве забыли? Юра пояснил: – Мы на вылете застряли. За нами Веник приехал. И начал объяснять, где они застряли и почему. Пока объяснял, помехи пропали. Голос Макса стал слышен лучше, зазвучал ближе, как из соседней комнаты. Макс после каждой Юркиной реплики кричал «ясно» или «понял», держал связь. Потом осмелился: – А Веник знает, как мне… И тут же послышался глухой шум. Как будто грузовик ссыпал гравий. Шум длился недолго. Затих. Юра снова крикнул: – Эй! Ау! Ответа не было. Связь оборвалась. 11 Это было бы очень здорово, если бы не неизвестность. Такие каникулы в будущем, которое стало настоящим. Как они и хотели. Но у каникул всегда есть срок окончания. А у них точного срока отмерено не было. Сперва Вениамин Аркадьевич говорил про пару недель, а потом «как только, так сразу». Связи с институтом не было. Новостей тоже. Они просто жили на съёмной квартире. Как будто реально туристы, вот приехали Москву посмотреть. Веник Банный объяснил, почему именно Москва: ни один из них в реальной жизни здесь не жил, близнецы вообще ни разу не были. Поэтому они могут тут гулять сколько угодно, не боясь, что пересекутся с собой, что из-за этого время пойдёт вразнос, как у Витьки Беляева и того взрослого, в которого он вырос. Поэтому можно ездить куда угодно, хоть на Красную площадь, хоть на ВДНХ, хоть в метро весь день кататься, выходя вообще на всех станциях. А их тут две сотни и ещё отдельное кольцо, по всем окраинам, там часа за два можно город объехать целиком. Только «можно» – это теоретически. А практически – нельзя без сопровождения. Наверное, Веник решил устроить им жизнь, насыщенную событиями, чтоб они постоянно были чем-то заняты, чтоб не думали и вопросов не задавали. Поэтому получились настоящие каникулы, даже с аквапарком. Но именно в аквапарке Ирку вдруг накрыло страхом. Они же теперь не в курсе, будет тут какой-нибудь пожар, взрыв или теракт или нет. Ну вот, Ире показалось, что в аквапарке сейчас тоже что-нибудь рванёт или рухнет. Она так и не пошла никуда плавать, сидела в холле три часа… И Веник с ней сидел, не то успокаивал, не то сторожил. Он же их никуда не отпускал одних. Днём это бесило дико, а ночью – наоборот. Ночью было очень страшно засыпать, даже если за день Веник их выматывал. Они даже когда развлекаться ходили, то всё равно на ходу что-нибудь изучали. Веник им рассказывал, считал, что так полезно. И отвлекаешься от мыслей всяких. А ночью тоскливо. Потому что неизвестность. Но вслух про это не говорили, и вообще между собой говорили теперь меньше, грызлись по мелочам… И не было под рукой велосипеда, чтобы намотать в воздухе петли и восьмёрки и успокоиться. И моря рядом не было. И ясности – что будет завтра, зачем. И они все, каждый день, втайне от остальных дёргали дверные ручки, распахивали двери. Знакомой темноты там не было. И криков тоже больше не было. Иногда только шум, как в радиоприёмнике. Ирка сказала, это Макс там. И где это – «там»? Почему? И когда переход откроют? 12 Ирка пела в ванной. Она и на планетке тоже так пела, только там душевые кабины, а не ванна, и стены плотнее. Звук глухой, даже мелодию не разобрать, не как сейчас. Юра посмотрел на экран читалки, потом вырубил её. Электронную читалку, букридер, ему купил Веник Банный, почти сразу, как они на съёмную квартиру въехали. Чуть ли не в тот же день. А толку? Юра не мог читать. Не разучился, конечно, а как будто разрядился – как разряжается этот самый букридер. Такая классная штука, удобная, правильная. Закачать можно что угодно. Веник показал, как. И как шрифт укрупнять, чтобы Юрке не мешала близорукость. Ему теперь другое мешало. Любой текст – это просто строчки. Много-много строчек, спрессованных, как растворимая лапша, в брусок. Лапша, кстати, вкусная, хотя после неё снова есть хочется. Но надо будет Дольку попросить, чтобы она этой лапши заказала побольше, когда они вернутся на планетку. Если они вернутся. Веник Банный говорил невнятно, путался в показаниях. Приходилось самому домысливать, анализировать, уточнять, мозги были заняты только этим – на тексты их уже не хватало, совсем. А ещё Юре не хватало пространства. На планетке дом большой, с мастерской, с гаражом. И можно велосипед взять в любой момент, полетать пару часов, чтобы мозги и глаза отдохнули. На море можно слетать, даже не купаться, просто по мокрому песку пройтись. Там какая-то оптическая иллюзия, кажется, что море – реально бесконечное и безграничное, это для военных разработали, давно, ещё когда полигон использовался для учений. Дом – тоже бывшая казарма, если приглядеться. Просто перестроили удачно, а потом обжили нормально, и всегда можно спрятаться в уютный угол, побыть одному. А тут – съёмная квартира, один туалет на всех, комнаты маленькие, мебель неудобная. И деваться некуда, даже если Сашка и Серый просто лежат на своих матрасах, смотрят в телефоны. А Веник как будто во всех углах квартиры одновременно. Контролирует. И на улицу в одиночку не выпускает. Хотя Юрка не собирается в этом сослагательном времени ничего менять, ему просто побродить надо – по мокрой серой улице, мимо машин, магазинов, фонарей, троллейбусов. Просто под дождём промокнуть. Но нельзя. Техника безопасности, чтоб её. В непредвиденных ситуациях держаться всем вместе, по возможности в укрытии. «Укрытие» – это квартира, где все друг от друга уже озверели. Считается, что мотаться по чужому времени просто так, без цели, опасно. Даже когда нет шансов самих себя встретить. Вроде как время сопротивляется, устраивает мелкие пакости. Веник про это раз двадцать объяснял, потом, для полного счастья, добавил, что перестраховывается после того, как Макс накосячил – тот тоже типа взрослый и сознательный… был. Ирка пела, близнецы валялись под боком, на сдвинутых матрасах. Дышали, шуршали, сопели. Юрка снова включил букридер. Не дождался, пока тот загрузится, поднялся с матраса, сбив яркое, слишком короткое одеяло. Близнецы не обратили внимания – рубились во что-то. Ирка всё ещё пела. Веник Банный сидел на кухне, тюкал по клавишам ноутбука. Он каждый вечер так сидел, работал. Единственный стол был на кухне, больше нигде нормально не пристроишься. Юра вдохнул поглубже и рванул на себя дверь кладовки. Понимал, что вряд ли её уже починили, но всё равно не мог не проверить. За дверью была стена в обойный цветочек. Тоска. Хоть вообще не проверяй, от каждого рывка будто силы уменьшаются. Юрка спросил резко, будто за дверью небытие открылось и надо было прыгать: – Вы в курсе, что там Макс орал? – Да. И что? – Он вернуться хочет. Почему его не пускают? – Он сам себя не пускает. Накосячил потому что. – Но можно же найти способ! – Не знаю. – А если он найдёт? – Попадёт в институт, там с ним разберутся. – Что значит «разберутся»? – Отправят… откуда взяли. Веник встал, захлопнул дверь кладовки так резко, будто выстрелил. Отправят туда, откуда взяли – это не наказание, Юрка это знал. Веник говорил, что если кто-то на планетке не справляется, то его могут вернуть обратно в жизнь. При этом как бы стирают память, есть такая специальная техника. Человек возвращается в свою прежнюю жизнь, на то же место, откуда его взяли. И живёт свою жизнь. Про планетку если что и вспоминает, то разве во сне. Это же как книжка или кино, типа научная фантастика. А вот Макс… Юрка пытался додумать про Макса, но мысль ускользала. – И вообще, – добавил Веник Банный, – если хочешь знать, то я ухожу из НИИ. – Что?.. Юра не понимал… Веник бросает работу? Ту самую, на которой всю жизнь пахал. Про которую разными словами говорил – от лютого пафоса до адовых ругательств. И вот теперь Веник бросает проект? И их всех тоже? – А почему? Вы же говорили, что у вас без института смысла жизни нет? Лично вашего.