— Срочное? — Ага. Рене. Перезвоню. Разговор оставил неприятное послевкусие, Рино захотелось поехать на бензоколонку, чтобы свободно пофлиртовать с продавщицей, но он удержался. Вместо этого он взглянул на сабо, которые валялись прямо посреди пола. И ведь именно над этой обувью она много лет посмеивалась. А теперь, значит, у нее голландец. Ирония судьбы, мать ее. Рино вполсилы попытался исполнить еще несколько пунктов из тетушкиного списка, но добился лишь того, что разозлился еще больше. Мысли постоянно возвращались к больному мальчику, и в первую очередь к вопросу о том, почему же его братец решил навсегда исчезнуть из семьи за несколько недель до трагических событий. Загадкой оставалось и то, почему никто не сообщил в полицию о его исчезновении. Рино пометил себе, что нужно обязательно спросить у Фалка, не переезжало ли управление полиции. При переезде, возможно, бумаги просто потерялись. Первая мысль, которая возникла у инспектора, когда он услышал историю этой семьи, была, конечно, что тот самый отморозок вернулся в Винстад и лишил жизни брата и отца. И ведь если эта мысль пришла в голову через пятьдесят лет ему, то наверняка в те времена должны были ходить слухи. Удивительно, что Фалк, живший совсем рядом с местом событий, едва их вспомнил! Особенно учитывая, что он все-таки стал полицейским в этом самом районе. Фалк. Сначала Рино подумал, что безразличие коллеги объясняется усталостью от жизни отшельника-полицейского и что он считал дни, когда наконец пополнит ряды пенсионеров. Но сейчас он был вынужден признать, что ситуация гораздо сложнее, потому что Фалк не просто погружен в себя, он выглядит отстраненным и явно подавленным. Что-то его тяготит. Очень сильно. Благодаря фотографии в школьном альбоме они смогли установить личность мальчика, найденного в могиле. Очевидно, коляску выбросили в море, чтобы сбить полицию со следа, а само тело убийца закопал там, где, как ему казалось, его никогда никто не найдет. То, что на упокой вместе с ребенком оправили и его домашнюю игрушку, возможно, говорило о некоем раскаянии, которое почувствовал преступник. Носок, привязанный к ручке кресла, прочно засел в память Рино. Иоаким давно вырос из мягких игрушек, но и у него были какие-то вещи-утешители. И несмотря на то, что иногда парень испытывал терпение родителей, Рино ни разу не поднял на него руку. Иоаким все еще оставался ребенком. И хотя дело об останках можно было считать раскрытым, Рино знал, что ему нужно составить полное представление об этой несчастной семье и надеяться, что что-нибудь наведет его на причину, по которой кто-то мог совершить такое чудовищное преступление. Оставить все так было бы, прямо сказать, предательством мальчика. Тяжелые тучи наползли с моря и на время стерли из вида крутые горные махины. Без неба и без открытого моря казалось, что поселение съежилось, Рейне превратился в крошечный кармашек, пристроченный к краешку Лофотенских островов. Все дикое и загадочное исчезло, и Рино, спускаясь к пансионату, вспомнил, что идет по вымирающей рыболовецкой деревушке. Прежде чем войти, он взглянул на свое отражение в одном из окон и решил, что ему пора бы исследовать местный рынок парикмахерских услуг. Его прическа, промокшая от моросящего дождя, с трудом напоминала привычный маллет[5]. Он пришел сюда не для того, чтобы навестить тетушку, но прекрасно понимал, что избежать этого не удастся. Поэтому сначала решил покончить с обязательной частью программы. Он услышал ее голос еще до того, как ему показали, как пройти в гостиную. Она сидела в углу, окруженная дряхлыми товарками, и, как понял Рино, их поддерживающие разговор кивки скорее объяснялись проблемами с нервной системой, чем согласием с ее высказываниями. Он подождал, пока она заметит его, и в этот самый момент свита перестала для нее существовать. — О, Рино, как приятно! — сказала она, пристально разглядывая его руки. — Зашел поздороваться. — Как тебе дом? — она не сводила взгляда с его рук. — Отлично, — соврал он. — Ты тщательно моешь руки, — она ехидно подморгнула ему. — Пятен краски не видно, — добавила она, поняв, что он не уловил ее мысль. — Неееет. — он зачем-то тоже оглядел свои руки. — Я подумала, что ты уже покрасил коридор. Рино вспомнил. Покраска коридора была первым пунктом списка. — Я ведь только что заехал, — извиняющимся тоном пояснил он. — Но я починил кухонный стол. Думаю, теперь с ним все будет в порядке. — Ооо, как здорово! — она по-королевски величественно всплеснула руками. — Весной я вернусь домой. Но скоро приеду тебя навестить. Так интересно посмотреть, как все изменилось! Рино осознал, что заключил договор с сатаной. — Дай мне немного времени, — сказал он и подумал, что ему как можно скорее нужно нанять кого-нибудь рукастого. — Главное, закончить к Рождеству, — она дружелюбно улыбнулась товаркам, те безразлично посмотрели на нее. — Мне нужно поговорить с заведующей, — сказал Рино и огляделся. Он насчитал восемь постояльцев, за исключением одного всем им было за восемьдесят. — Зачем она тебе? — напрямую спросила тетка. — По работе, — Рино постарался улыбнуться, но не смог выдавить улыбку. — Мой племянник полицейский, — в этот раз тетка обратилась ко всем обитателям гостиной, хотя реакции при этом также не последовало. Наиболее сообразительные из постояльцев уже давно приметили его форму. — Ее зовут Ингрид Эйде, — сказала тетка. — У нее же есть какой-нибудь кабинет? — Да, дальше по коридору. — Попробую ее найти. — Уже уходишь? — Я лишь заскочил на минутку. Навещу тебя по-настоящему в следующий раз. — Заскочил. — тетушка хвастливо взглянула на сидящую рядом женщину, как будто краткий визит, которым ее одарили, был большой редкостью в этом доме. Рино поспешил вырваться, пока тетушка не нашла новую тему для разговора, и направился в коридор. Медсестра, приветливо улыбаясь, показала ему, как найти кабинет заведующей. Женщине, которая встала из-за стола и подошла поприветствовать его, было слегка за пятьдесят. Своим крепким телосложением она напоминала восточноевропейскую метательницу ядра. Рука, которую она протянула для рукопожатия, по размеру не уступала руке Рино. Представившись и ответив на обязательные вежливые вопросы о том, как ему нравится в Рейне, инспектор перешел к делу. — Я ищу сведения о человеке, который умер около пятидесяти лет назад. — Ой. Для меня это далековато. — Я подумал, что, возможно, кто-нибудь из ваших постояльцев его знал. — А как его звали? — Мужчину звали Стрём, он жил в Винстаде. Он упал со скалы в одну из штормовых ночей в 1963 году. Женщина — она казалась твердой и строгой, как и полагается заведующей подобным заведением, наморщила лоб. — Так, кто бы мог вам помочь? Единственный житель Рейнефьорда у нас — Карстен Крог, но он жил в Киркефьорде. Это деревня на другой стороне фьорда. — Надо в любом случае попробовать. — Единственная проблема, — заведующая закусила нижнюю губу, — Карстен не совсем в себе, я бы так сказала. Не так уж просто жить, когда тебе за девяносто. — Но он вменяемый? — Он периодически уходит в свой мир, но да, мы считаем его дееспособным. — Могу я с ним переговорить? — Конечно, мы не имеем ничего против. Заведующая постаралась улыбнуться, явно давая понять, что все, чего бы они хотели, это чтобы Рино оставил старика в покое. — Но я бы на вашем месте не ждала многого от этого разговора. Либо он ничего не вспомнит, либо вспомнит то, чего никогда и не было. — Богатое воображение? — Бывает по-всякому, знаете ли. Я бы, в любом случае, не очень доверяла тому, что он рассказывает. У нас тут ходит много разных легенд. Рино представил свою тетушку и не мог не согласиться с заведующей. — Буду иметь это в виду, — сказал он. Заведующая проводила его в одну из палат, на двери которой висела написанная от руки табличка с именем ее обитателя. Постоянных табличек не было. Очевидно, постояльцы менялись довольно часто. Карстен Крог сидел в старом кресле. Видимо, мебель перевезли сюда вместе с обитателем палаты. В свои лучшие годы Крог, очевидно, весил около девяноста килограммов, но сейчас в нем было не больше шестидесяти. Руки толщиной не превышали колбаску для жарки, рубашка висела на теле, как плащ-палатка. Заведующая прошептала что-то на ухо старику, Крог вытянул шею и посмотрел на посетителя. Она ласково провела рукой по щеке мужчины, поправила ему рубашку и вышла из палаты. Рино протянул руку для приветствия, Крог ответил слабым пожатием. Взгляд отрешенный и невидящий, рот приоткрыт. — Вы жили в Киркефьорде? — спросил Рино, присаживаясь в другое кресло. Крог поклонился. — И выросли там, да? Снова поклон, свидетельствующий о глубоком уважении к авторитету властей. Рино снял куртку, надеясь, что так будет не видно полицейского значка. — Вы помните Стрёма из Винстада? Лицо по-прежнему ничего не выражало.