— Сёльви Унстад, — сказал он, улыбаясь в ответ. — А, Сёльви. Подождите здесь, пожалуйста. В ожидании Рино обдумывал идею о том, чтобы провести последние годы жизни в подобном месте. К нему вышла другая медсестра, полненькая женщина лет шестидесяти, она искренне улыбалась. — Вы хотели поговорить с Сёльви? Он кивнул. — Вам придется воспользоваться нашей помощью. К сожалению, у бедняжки плоховато с речью. Инсульт, — пояснила она. — Но она может общаться? — Мы неплохо ее понимаем. Его проводили в небольшую гостиную с потрепанными старыми креслами, четверо постояльцев посмотрели на него, некоторые даже с любопытством. Он сразу же понял, кто именно из них — пожилая учительница. Лицо перекосилось, но в молодости Сёльви Унстад, без сомнения, была очень красивой женщиной. Она двигалась нервно, как марионетка, и, хотя взгляд казался отрешенным, глаза излучали тепло и доброту. Понятно, почему ученики так обожали свою учительницу. — Найдите Исаака, — сказала другая женщина — с лицом, покрытым густой сеткой морщин. Если верить убеждению, будто морщины появляются от беспокойства, в жизни этой женщине, видимо, пришлось очень нелегко. — Исаак там совсем один, — ее тонкий голос дрожал. Сёльви пробормотала что-то медсестре, которая пересказала ее слова: — Исаак — это кот. Он потерялся, когда она переехала сюда. — Найдите Исаака. — Думаю, нам лучше перейти в палату, — медсестра помогла хрупкой женщине встать и пересесть в инвалидное кресло. — Там мы сможем поговорить спокойно, — добавила она. Палата, маленькая и скромно обставленная, была, однако, по-домашнему уютной. На одной из стен висел рисунок: три птички на камне, окруженном зеркальной гладью моря. — Вот так. Вы в кресло сядете? Сёльви едва заметно кивнула. Медсестра подвинула кресло к кровати и присела на ее краешек. Рино разместился на единственном в комнате стуле. — Я приехал, чтобы поговорить с вами о том времени, когда вы преподавали, в Винстаде. Он сразу же заметил, как изменилось выражение ее лица. — Вы долго там проработали? Сёльви пробормотала что-то, что он расценил как «два года», медсестра подтвердила его догадку. — Мне нужно поговорить с вами об этом, так как недавно там нашли скелет человека. Мы уверены, что останки принадлежат подростку, возможно, одному из ваших учеников. — Оползень? — перебила медсестра. Рино кивнул. — Из-за оползня образовалась глубокая расщелина. Там и лежали останки, — он помолчал, — мы пытались выяснить, кто бы это мог быть, и мне рассказали трагическую историю о двух братьях и их отце, который обращался со своими мальчиками совсем не по-отцовски. Рино провел рукой по свежей стрижке. — Я исходил из того, что большинство учителей тех времен уже покинули этот мир, поэтому я был крайне удивлен, узнав, что молодая учительница, такая популярная среди учеников, живет всего в часе езды от места событий. Медсестра с гордостью улыбнулась, но лицо Сёльви не выражало подобного восторга. — Я говорил с Халвардом Тофтеном, бывшим директором школы в Рейне, он очень тепло о вас отзывался. Медсестра снова улыбнулась. — Он сказал, ученики вас обожали. Глаза женщины наполнились слезами, очевидно, это чувство было взаимным. — Вам нравилось там работать? Короткое «да» не требовало перевода. — Почему вы уехали? В этот раз медсестре пришлось вмешаться: — Там стало пустовато. Рино прекрасно ее понимал. — Вы помните братьев Стрём? Одного звали Руаль, инвалид, второго — Оддвар, я слышал, отчаянный хулиган. Сёльви кивнула и снова пробормотала что-то, из чего он уловил лишь обрывки слов. — Она помнит их, — сказала медсестра. По выражению ее лица он видел, что воспоминания были не из приятных. — Один из них утонул. Инвалидное кресло нашли в море. — О, боже! — воскликнула медсестра. — Вы помните, как это случилось? Снова легкий кивок. Видимо, шея тоже пострадала от инсульта. Какое-то время она сидела молча, видимо, пытаясь подобрать слова. Из уголка рта потекла слюна, медсестра вытерла ее и перевела: — Она хорошо помнит. Это был печальный день для всей деревни. — Как я понимаю, в ту ночь был сильный шторм? — Да, это так, — сказала медсестра, явно потрясенная услышанным. Рино не следовало бы делиться своими подозрениями о том, что на самом деле никакого утопленника не было, но он решил пренебречь писаными и неписаными правилами. — Вы удивитесь, но у нас есть основания полагать, что найденный скелет принадлежит именно Руалю Стрёму. На перекошенном лице явно читалось удивление. — То, что кресло нашли в море, можно считать случайностью, но все же это наводит нас на подозрения. Особенно учитывая, что его брат пропал за несколько недель до трагедии. К тому же в ту ночь погиб не только Руаль, его отца нашли мертвым у подножия горы. Рука Рино снова коснулась свежепостриженного затылка. — Как вы понимаете, мы пытаемся восстановить ход событий. Мне кажется особенно странным тот факт, что Оддвар просто исчез, и больше его никто никогда не видел. Я думаю, неважно, что именно выяснится, и, честно говоря, вряд ли когда-нибудь мы это узнаем, но. Им, видимо, очень нелегко приходилось дома? По лицу женщины покатилась слезинка. — Они когда-нибудь рассказывали о том, как им жилось? — Только не Оддвар, — сказала медсестра. — А Руаль? Сёльви кивнула. — Что он говорил? Снова бормотание. — Ему было очень плохо, — сказала медсестра. — Как именно? Снова Рино удалось расслышать обрывки слов. — Его били, — сказала потрясенная медсестра и добавила: — Подумать только, бить калеку!