— Что? Куда ушла? — Не могу знать, Ваша Светлость! Велела ждать здесь и ушла. — Что значит велела ждать? Вы кому подчиняетесь? Или вам напомнить о субординации? — Никак нет, Ваша Светлость! Виноват! Какого черта здесь твориться? Куда она ушла? Что за самодеятельность?! Нужно быстрее вставать на ноги и разбираться самому, а то полный бардак тут устроили, куда хочу — туда иду, что хочу — то и ворочу. — Как давно она ушла? — Два дня назад, Ваша Светлость! — Когда вернется? — Сказала через два-три дня, если ничего не случиться. Не случиться, как же! Да она просто магнит для неприятностей! Злости на нее не хватает, честное слово! — Значит так, ждем еще сутки, затем выдвигаемся к последней цели. — Но как же так?! — всполошился князь, забывая о дисциплине. — Вам же еще нельзя! У вас контузия! Да вы и на ноги еще не встали! — Встану. У меня в запасе еще сутки. Кстати, — вспомнил я, откидывая одеяло (ты только глянь, даже трусов не оставили!), — одежду мою принеси. И что у нас тут с грузом? Что обнаружи-ли? Маячки поставили? Отряд для отгрузки вызвали? Ну а что? Выспался за два дня контузии, пора и за работу браться, пока все дело на корню не загубили, бестолочи. И пока Олмен мне докладывал, я пытался одеться. Самым трудным во всем этом оказалось натянуть штаны на бедра. Пыхтел от усталости, скрипел зубами от злости, морщился от боли, но натянул. Ботинки зашнуровать даже не пытался, сунул голые ноги так. После шнурки завяжу, как голова кружиться перестанет. Вот сейчас встану на ноги, продышусь и завяжу. Встал с трудом, цепляясь за стену пещеры, князь тут же кинулся ко мне, поддержать, но я отмахнулся от него, пошел к выходу. Шаг, другой, и тьма накрыла меня. Я думал, она насовсем ушла, но она, оказывается, поджидала в засаде удобного момента. * * * Нина вернулась на закате вторых суток. Мы, естественно, за это время с места так и не сдви-нулись, несмотря на мой категоричный приказ. Ибо кое-кто особо самоуверенный и упертый (не бу-дем некультурно тыкать пальцем) провалялся в отключке едва ли не двенадцать часов, а потом еще столько же приходил в себя. И вот теперь злой как черт, с напряженной неестественно прямой спиной, опасаясь шевель-нуться лишний раз, чтобы не вспугнуть утихшую на время боль, я сидел на ящиках и строчил доне-сение Его Императорскому Величеству. Ее маленькая фигурка закрыла от меня свет закатного солнца, и я вскинул голову, всматрива-ясь в ее усталое и исцарапанное лицо. Растрепанная косичка, грязный комбинезон, хмурые бровки. Где же она пропадала все эти дни, что так вымоталась? Она сбросила свой рюкзак на землю и подняла голову. Увидела меня, улыбнулась так тепло и радостно, будто светом озарилась. Рванулась ко мне, забыв об усталости, звонким девичьим голосом огласив своды пещерки: — Ваша Светлость! Вы уже встали? Как вы себя чувствуете? — Госпожа Климова, — на полпути остановил я ее радостный порыв, — потрудитесь объяс-нить, где вы все это время были. Она резко затормозила, будто на стеклянную стену налетела, улыбка тут же потухла, губы поджались, в глазах промелькнули обида и разочарование. Я даже на миг почувствовал себя своло-чью. Но я был зол. Чертовски зол. — Мне вам объяснительную в письменном виде предоставить? — съязвила она. — Непременно. Но сначала доложите устно. Итак? Почему вы самовольно покинули место-положение отряда? — А иначе что? Расстреляете за дезертирство? Или под трибунал за самоволку? — Госпожа Климова! — начал я свою отповедь, резко поднимаясь. Голова взорвалась острой болью от миллиарда раскаленных игл в черепной коробке, черный мушиный рой ослепил глаза. Ка-рандаш хрустнул в моем кулаке, я едва устоял на ногах, до боли в пальцах вцепившись в установ-ленные штабелем контейнеры. Вот только грохнуться в обморок мне еще не хватало! Как изнежен-ная девица, ей богу. Девушка тут же подлетела ко мне, поднырнула под руку и обхватила за талию, придерживая на ватных ногах. Глаза с тревогой заглядывали мне в лицо. Сочувствует, переживает, беспокоится обо мне. Такая маленькая и такая хрупкая, но до чего же упрямая и своенравная! Что же мне с тобой делать? Как удержать тебя, птичку своевольную? Как защитить? Как спрятать? Я обхватил ее за плечи, прижимая к себе одной рукой, не сколько опираясь, сколько обнимая. Я вдыхал запах горного ветра с ее волос, я смотрел в ее серые, затемненные линзами глаза, видел застрявшую былинку в темных пушистых ресницах, тревожную морщинку на лбу, чуть приоткры-тые бледные губы, сухую травинку, запутавшуюся в косой челке, поблекшее от пыли золото волос. Что же ты со мной делаешь, девочка? Веревки ведь вьешь. Слабость ты моя… — Нина, где вы были? — сдался я, перестав строить из себя строгого командира. В интона-ции отчетливо слышалась вся тревога, что я испытал за последние двое суток переживаний. — Сядьте, пожалуйста, — она легонько подтолкнула меня к ящикам, вынуждая сесть обрат-но. — Рано вам еще вставать. С такой контузией месяц отлеживаться нужно, а вы уже вскочили. Она отошла от меня и, пристроилась рядом, присела боком на краю высокого контейнера, качнула ногой и, опустив устало голову, сказала: — Я, собственно, потому и ушла. Вы раненый, ребята тоже пострадали. Куда вам в таком со-стоянии идти? Отлежаться нужно, а времени нет. Моя вина, что так случилось. Недосмотрела. Мне и исправлять. Поэтому я решила проверить последний схрон самостоятельно. А там отряд повстан-цев. Человек пятнадцать было. Захватить тайник — ни шанса, пришлось взорвать. Но координаты засекла и маяк на месте оставила. Как вернемся, отправите туда отряд, пусть осмотрятся. Собствен-но, и все, — развела она руками. Ну что за девчонка, честное слово?! Не многовато ли ответственности взвалила за чужие ошибки на свои хрупкие плечи? Ну вот как мне с ней быть?! Разве ж только отшлепать, да рука не поднимается. * * * Возвращаться в расположение штаба решили на следующее утро. Заботливый Олмен заик-нулся было остаться еще на день и дождаться отряда эвакуации, упирая на наше и мое, в частности, слабое здоровье, но я был непреклонен. Время было дорого. Мне еще предстояло направить людей прочесать линию фронта на предмет подобных схронов, а это не быстро. Повстанцы среагируют раньше, и ищи их потом свищи в лесах и болотах до весны. Самый трудный переход по холмам мы преодолели за сутки. Моя вина. Как бы я ни старался, но тормозил ребят здорово. Злился на себя за это, и потому загонял себя до помутнения рассудка, но все равно заставлял себя идти на чистом злом упрямстве. Рядовой Матин заикнулся было соорудить мне носилки, но я так на него глянул, что он быстро заткнулся, не успев донести своей идеи до народных масс. Однако ж, как только мы добрались до первого жилого пункта, ребята нашли где-то телегу и тура, и дело пошло на порядок веселее. Просто увеселительная поездка загород с обзорной экскур-сией. Ночевать останавливались либо в лесу у ручья, либо на берегу речушки, либо подыскивали приемлемое жилье у населения. Я бы так еще месяц покатался — считай отпуск. И компания приятная. Когда еще мне удаст-ся так тесно пообщаться с красивой девушкой? Ее уже пожелтевший кровоподтек на пол спины я увидел не сразу. Только когда вездесущий князь, предложил ей сменить повязку. Он менял, а я зубами скрипел от злости, за то, что она не ска-зала, что не доверилась мне, что я не досмотрел и не спросил, как она вообще себя чувствует, что не я меняю ей эту чертову повязку, а он. Отчитал ее, конечно, за такое отношение к своему здоровью и велел больше отдыхать. И те-перь она по большей части ехала рядом со мной на телеге. Чем я беззастенчиво пользовался, насла-ждаясь прекрасным видом (ну, и пейзаж вокруг тоже был неплох) и любуясь курносым носиком. А чтобы девушка совсем не заскучала, завел с ней светскую беседу: — Нина, расскажите мне о себе? — Что именно вас интересует? — Вообще-то, все, — улыбнулся я, — но вы же все не расскажете. — Конечно. Скажу вам по секрету, я и сама о себе не все знаю. И не всегда себя понимаю, — блеснув лукавым взглядом, заулыбалась она. — Но ведь должна же быть в девушке хоть какая-то тайна, не так ли? О да, тайн и непредсказуемости у нее в избытке! Не знаешь порой, чего и ждать в другой мо-мент. — А о чем вы сами хотели бы мне рассказать? — Разве вы не читали мое досье? — Много раз, — признался я. — Но разве это все? Вся ваша жизнь в сухом абзаце послужно-го списка? — Вы хотите знать что-то личное? — Все, чем вы готовы со мной поделиться. Ну, например, почему вас отдали в разведшколу в три года? У вас так заведено? На мой взгляд, слишком рано вырывать ребенка из семьи в таком воз-расте. Вы помните своих родителей? Нина долго молчала, глядя в сторону. Потом, видимо решившись, ответила: — Я не помню своих родителей. Их у меня нет. Я недоуменно сдвинул брови. То есть как это нет? У всех есть родители. Сирота? Бросили? — Я детдомовская, — пояснила она. — Я не знаю, кто мои родители. Их вообще могло и не быть. — Не понимаю. Кто-то же вас родил? — Ну, судя по факту, да. Но могли и в пробирке вырастить. У нас много таких экспериментов проводят. — В пробирке? То есть вы не настоящая?! — Еще какая настоящая! — возмутилась она. — Еще и получше некоторых буду! Вот сейчас как дам по лбу, узнаете, какая я настоящая! И она несильно ткнула мне кулачком в бок. Я поймал ее руку, разжал кулак, погладил тонкие пальчики. Она смутилась, вырвала свою руку, стиснула пальцы в замок и спрятала ладони между колен. — Это вообще только предположение. Мы в детдоме часто так развлекались. Выдумывали себе разных родителей, у кого круче или знаменитей. Я вот сначала мечтала оказаться потерянной принцессой. Потом эльфийкой. Я же блондинка, к тому же мелкая. Все ждала, когда у меня уши вы-растут, вот такие… — показала она на большие острые уши тура и засмеялась. — А когда в развед-школу перевели, оказалось, что там таких принцесс и эльфиек — пруд пруди. Тогда я решила, что вообще буду продуктом генной инженерии и обладателем суперсилы. Только она еще спит и не рас-крылась. Ну должна же я была хоть чем-то отличаться от остальных?! — Непременно, — засмеялся я. — И как суперсила? Проснулась?