Как и Каин, которому однажды пришло в голову поцеловать Вэл. Девушка извернулась, пряча невольное смущение за улыбкой и смехом. Вэл слишком хорошо помнила о случившемся на площади. Она не верила в то, что Раза поступил бы так с ней, ведь никто из них не клялся в верности друг другу, да и наличие у него Второй как-то приуменьшало всю серьезность их отношений, но… Ты – моя, и этого не изменить. Кто знает, что скрывалось за этой фразой? Вэл с неудовольствием вспомнила о Дэни, с которой едва ли обмолвилась парой фраз за все время. Наверняка Раза просил ее иногда наведываться к ней и проверять, все ли в порядке, – поэтому удивления не возникло, когда однажды утром, через пару недель после отбытия отряда, Дэни заявилась в дом Зеффа. Светловолосая девушка окинула взглядом небольшую комнату, служившую Вэл и спальней, и столовой, и гостиной, а затем нехотя спросила таким тоном, будто ее кто заставляет: – Скучаешь в одиночестве? – Не особо, – ответила Вэл, чувствуя себя ребенком с занятыми родителями, которого пришла проведать добросердечная соседка. – Хорошо. – Дэни сжала губы, пронзая Вэл взглядом темных глаз. – Если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь найти меня в казенном доме. – Ты в тюрьме служишь? – не сдержала любопытства Вэл. Дэни с искренним удивлением приподняла брови. – Ты имеешь в виду темницу? Нет, я работаю в доме, где живут некоторые пожилые жители нашего города. Вэл почувствовала себя хуже некуда. Ну просто идеальная Вторая – и красивая, и женственная, и покорная, и работа у нее ответственная. Да и наверняка обладает кучей различных талантов, о которых можно только догадываться. Стало тошно. Вэл пробормотала, опуская глаза: – Ясно. Мы называем казенным домом тюрьму. Ну, темницу, по-вашему. Дэни ответила после небольшой неприятной паузы, но, когда она заговорила, ее голос звучал совсем иначе. Вэл могла бы поклясться, что слышит в нем дружелюбные, располагающие к себе ноты. – Странно. Не знала. Но нет, я никогда не была в темнице. Так что не перепутай, если надумаешь меня найти. И именно этот голос, эта девушка, которая, даже смотря в лицо любовницы своего Первого, смогла повести себя так, как требовали того законы стаи, подняли в Вэл сильное, с трудом сдерживаемое раздражение. Да как же так? Почему Дэни просто не выскажет все, как, наверное, хотела бы? Почему она пытается быть… милой? Неужели это все страх за свою драгоценную шкуру? Это страх перед Раза? Дэни действительно верила, что Раза способен на серьезное наказание тех, кто ему дорог? Что это за мир такой, где нельзя быть самой собой? – Спасибо, но сомневаюсь, – огрызнулась Вэл. – Ладно. Удачного вечера, – попрощалась Дэни. Вэл заставила себя бросить ей в ответ: – И тебе. Дэни заходила к Вэл еще пару раз, и их общение было столь же кратким. Вэл удивлялась спокойствию девушки. Стая, просто стая. Исполняй то, что велит вожак, несмотря на свое желание или нежелание. Противно до глубины души. – Вэл, пойдем? Здесь такой сильный ветер. – Жалобный голос вырвал Вэл из размышлений. Она обругала себя за ненаблюдательность, приобняла Янису за плечи, растирая ей руки, и весело сказала: – Какая ты мерзлячка! Сама говорила, будет еще холоднее. Яниса поежилась и промолчала, сжав посиневшие губы. Вэл вздохнула и повела ее вверх по пристани, придерживая за худенькие плечи. Плотно запахнувшись в новую, купленную на собственные деньги коричневую куртку на тонком меху, накинув на голову капюшон, Вэл обняла себя за плечи, едва не стуча зубами от холода. Промозглый ледяной ветер дул в спину сильными порывами, неся с собой противный мокрый снег. Вэл до рези в глазах всматривалась в даль, на занесенную снегом дорогу, ожидая увидеть темные силуэты лошадей и их всадников. Она второй день приходила на эту дорогу, ведущую из города к горному проходу, зная, что Раза не поведет отряд ночью. Вчера она пробыла здесь так долго, что почти не чувствовала ног от холода, и, добравшись до дома, с легким сердцем выпила пару рюмок очередной ядерной настойки из запасов Зеффа. Вэл трясло, она кусала обветренные на ветру губы, думая о том, что за дурацкая блажь пришла в голову. Она никак не могла понять, почему решила выйти навстречу отряду и встретить его на дороге, белой от выпавшего снега, по которой когда-то сама впервые ступила в этот зачарованный мир. Она сглотнула и вдруг осознала, что за прошедшие три месяца ни разу не призналась себе в том, что скучает по Раза, – она вообще старалась не думать о нем, увлекшись занимавшей все ее время охотой, да тем, как ловко, но не без труда вживалась в роль обыкновенного обывателя города. Вэл поймала себя на мысли, что думает о реакции Раза на потерявшие длину волосы. Глупость. Под ребрами будто натянулась тетива лука. Вэл зажмурилась, пытаясь восстановить внезапно сбившееся дыхание. О боги, как же она самозабвенно врала себе! Вэл распахнула глаза, озаряемая пониманием, что трясет ее вовсе не от холода. Лихорадка, охватившая тело, была иного свойства. Вэл набрала полную грудь холодного, обжигающего легкие воздуха, слушая громко стучащие в ушах маленькие молоточки. Несмотря на холод, она почувствовала, что ладони неприятно вспотели. Три месяца. Три долгих месяца. Не три дня и даже не три недели. Как глупо надеяться на что-либо, когда этого «что-либо» толком-то и не было. Но все же она здесь, на этой пустынной снежной дороге. Стоит, кутаясь в еле хранящую тепло куртку, не спавшая толком пару ночей, с тяжелой, полной бредовых мыслей головой. Глупая. Какая же она глупая. Ради чего она здесь? Что она хочет доказать? Ничего. Ничего не хочет доказать. Она просто не могла сидеть дома, зная, что совсем скоро сможет увидеть черные, пугающие глаза. Да что это за наваждение такое? Вэл покачнулась от ударившего в спину порыва ветра, вскинула голову, поправляя съехавший капюшон, и тут же увидела вдалеке, на спуске с предгорья, темные, еле различимые за снежными хлопьями силуэты. Сердце ухнуло вниз. Вэл шагнула вперед, всматриваясь в даль, пытаясь убедить себя, что это не видение. Да, ей не показалось: усталые, замерзшие лошади, груженные поклажей, ускорили шаг, узнав ведущую домой дорогу. Ветер, швырнув в лицо Вэл пригоршню мокрого снега, донес до нее их тихое ржание. Глава 27 На шестой день рождения Мадам преподнесла Вэл небольшой сверток. Влажными, широко открытыми глазами девочка смотрела на хрустящую серо-желтую плотную бумагу, в которую по обыкновению мясники заворачивали купленную втридорога говяжью вырезку. Толстый шнурок, завязанный узлом, никак не хотел поддаваться дрожащим детским пальчикам. Вэл помнила, как с силой дергала бечеву, сгорая от нетерпения. Тогда Мадам лишь посмеялась над ней и, выудив откуда-то большие ножницы, ловко перерезала непослушную веревку. Развернув бумагу, Вэл обомлела от восторга. На ее ладони лежала деревянная лошадка с гривой, выкрашенной красной краской, и нарисованным на спине коричневым седлом. Ее копыта гнулись в круглых деревянных шарнирах. Девочка, совершенно потеряв голову, восхищенно рассматривала белые яблоки на цветных боках. Вэл хорошо помнила то волнение и радость, захлестнувшие всю ее маленькую и невинную детскую душу. Вот и сейчас, наблюдая за возникающими впереди знакомыми лицами, она чувствовала практически то же самое – смятение и трепет, смешанные в самых щедрых пропорциях с ликованием от мысли, что ее стая, близкие и знакомые люди вернулись.